2 декабря в Кремле в режиме видео-конференц-связи президент страны Владимир Путин провел совещание в связи с аварией на шахте «Листвяжная», где погиб 51 человек. Специальный корреспондент “Ъ” Андрей Колесников отмечает, что совещание, которое начиналось слишком даже спокойно, в какой-то момент оказалось просто беспрецедентным по уровню разыгравшихся страстей.
Владимир Путин, начиная заседание, рассказывал, как все дни был «на постоянной связи с главой региона Сергеем Евгеньевичем Цивилевым, который возглавляет оперативный штаб по ликвидации последствий аварии». И что до сих пор «регулярные доклады идут и от руководства МЧС».
Он просил «правительство и местные власти внимательно относиться к каждому, кто столкнулся с бедой, родным и близким погибших и пострадавшим, детально разобраться в каждом конкретном случае. Личные, семейные обстоятельства могут быть разными — хорошо об этом знаю по прежним трагическим событиям подобного рода... Здесь нельзя руководствоваться исключительно бумажными инструкциями».
Говорились те слова, которые нельзя не произнести, а с другой стороны — что еще тут скажешь?
— Шахтерский труд, как известно, связан с повышенной опасностью,— продолжал российский президент.— Вместе с тем недопустимо злоупотреблять, эксплуатировать мужество людей, которые спускаются в шахты. Их жизнь, здоровье должны быть защищены, и это персональная ответственность всех, кто участвует в организации производства: и руководителей предприятий, и представителей контрольно-надзорных органов, и собственников.
Это были вроде тоже необходимые слова — и в то же время ритуальные в такой ситуации. Когда бы ни случались аварии на шахтах, они произносятся, их нельзя не произнести. Только не факт, что после очередной аварии никто уже больше никогда не будет эксплуатировать мужество людей, которые спускаются в шахты.
— С тех, кто в погоне за прибылью или по каким-то другим причинам игнорирует,— говорил Владимир Путин,— пренебрегает безопасностью людей, подвергает их смертельному риску, нужно спрашивать по закону, жестко, так же как и за соблюдение в шахтах, на всех объектах горнодобывающей отрасли правил техники безопасности, надлежащее состояние оборудования, индивидуальных средств спасения.
Губернатор Кемеровской области Сергей Цивилев, находившийся сейчас на территории шахты, отчитался о том, что произошло.
Их трое было в кадре: он и собственники шахты. Выглядели они, признаться, немного странно. Им словно был отдан приказ надеть темные пиджаки, купить одинаковые черные рубашки и потупить взоры, устремив их в стол. Лица у них были полноватые (кроме, пожалуй, того, кто занимал или, может, отнимал место справа в кадре), были они при похожих бородках... В общем, близнецы так в свои годы не выглядят...
Сергей Цивилев доложил, что «25 ноября в 8 часов 21 минуту произошел взрыв на шахте "Листвяжная". В шахте в этот момент находились в ночной смене 111 человек и заходила вторая смена численностью 215 человек. На момент взрыва зашло только 77 человек. В результате взрыва и последующих мероприятий по спасению шахтеров погиб 51 человек — 46 шахтеров, 5 горноспасателей. 88 человек пострадали».
— На поверхность,— рассказал он,— подняты были 11 человек, и эти 11 человек все были захоронены. Потом был приостановлен подъем тел на поверхность из-за сложной газовой обстановки в шахте. Сегодня продолжили подъем тел, два часа назад еще два тела были подняты.
Под землей находится 38 тел. Мы все будем работать здесь, на шахте, пока не поднимем тело последнего шахтера.
Губернатор доложил, кому и сколько выплатили... «Огромное спасибо правительству...» «Мы тоже добавили из бюджета (области.— А. К.)...»
Он обнародовал и деликатные, казалось, вещи:
— Было одно обстоятельство, задерживающее выплаты, в связи с тем, что на 40 человек, находящихся под землей, не было справок о смерти. Спасибо огромное — все отработали вместе: прокуратура, Следственный комитет, суды... На сегодня решением судов установлен факт смерти 36 человек, которые находятся сейчас под землей. Четыре человека отказались подписывать заявление, хотят увидеть вначале своих родных и близких.
То есть что значит «установлен факт смерти»? Это значит, родственники 36 шахтеров согласились его признать. А четыре человека не верят в смерть своих родных и ждут. И будут ждать, пока их не найдут. Можно было бы написать «живыми или мертвыми», потому что вопреки всему этому здравому смыслу жены, родители и дети шахтеров думают все равно именно так. И будут думать, пока не найдут. И надеяться.
— Одновременно идет погашение кредитов со всех банков,— немного оживился, если так можно выразиться, Сергей Цивилев.— Первый начал Сбербанк. Создан отдельный расчетный счет, который будет управляться Красным Крестом совместно с правительством Кузбасса. На этот счет первым инициатором выступил Сбербанк, перечислил 30 млн. Сейчас на этом счете находится уже 63 млн руб. Количество денег постоянно увеличивается, по ним тоже будут производиться выплаты...
То есть он все делал правильно.
— Напряжение потихоньку уходит,— сообщил в конце концов Сергей Цивилев.
Это результат, как стало понятно, и его напряженной работы по приему граждан, которую он ведет каждый день в отведенное время.
— После того, как будет поднято последнее тело и захоронено, прием буду осуществлять в администрации города Белово,— добавил губернатор.— Этот прием — как и по «Зимней вишне» (тогда это тоже было уже при нем, хотя он еще только начинал.— А. К.), как и по погибшим на «Распадской» (тогда губернатором был Аман Тулеев.— А. К.): уже в этом году было 11 лет, все равно прием осуществляем и сопровождаем всех родственников погибших. Отдельно решаем... это все под протокол... все текущие проблемы. Не только квартирные вопросы — это и трудоустройство, лечение, и по детям. Все вопросы решаются сразу, оперативно... Готов ответить на вопросы!
— Вопросы потом,— неожиданно многообещающе ответил Владимир Путин.— Спасибо... Там и семейные отношения разные бывают, и гражданские браки, незарегистрированные, с детьми вопросы возникают и так далее. Там много вопросов житейских. Только без всяких лишних формальностей — просто исходить из реалий, которые складываются в жизни, чтобы реально людям помогать, поддержать их в эту трудную минуту.
Господин Цивилев доложил о проверках на других шахтах. Выяснилось, что ситуация и правда оптимистичная:
— По состоянию на сегодня по угольным шахтам мы имеем более 600 нарушений, но эти нарушения устраняются на месте, и нет ни одного нарушения, на основании которого можно было бы выписать предписание о приостановке работы шахты в связи с риском для работников шахты.
Александр Трембицкий, глава Ростехнадзора, возглавляет комиссию по расследованию технических причин аварии. Или, как он выразился, комиссию по техническому расследованию причин (разница немаленькая).
— Рассматриваются все возможные версии, но можно сделать вывод,— сообщил он,— что основная версия: взрыв метано-воздушной смеси произошел в подготовительном забое. Причины будем выяснять!
Конечно, это ведь комиссия по выяснению именно причин.
Выступил генпрокурор страны Игорь Краснов. Президент сказал, что попросил его «подключиться к ситуации» (прежде всего здесь по идее должен работать Следственный комитет).
Тут-то все, кажется, только и началось.
— Гладко на шахте было только на бумаге. А фактически неисправными были источники питания, средства индивидуальной защиты, датчики измерения, определения местоположения персонала в горных выработках... При этом ответственные должностные лица предприятия не приостановили проведение горных работ,— докладывал Игорь Краснов.
И это сразу звучало, честно говоря, как приговор.
— Инициировано привлечение руководства шахты к административной ответственности,— продолжал господин Краснов.— Всего возбуждено 25 таких дел. По каждому из них мы добьемся справедливого решения... Повсеместно нарушаются требования законодательства о промышленной безопасности, об охране и оплате труда, эксплуатируются неисправные системы пылеуловления, газового контроля, не выполняются замеры уровня метана...
А, ну это все, сказал бы любой, кто услышал это. И был бы прав.
А главное, это «ну все» так радикально отличалось от доклада Сергея Цивилева, что даже и оторопь брала.
— Неудовлетворительному состоянию соблюдения законности способствовало систематическое, грубое неисполнение Ростехнадзором предоставленных полномочий...— добавил генпрокурор.— Так, инспекторами сняты с контроля предписания об устранении 2,5 тыс. нарушений, даже не выходя из кабинета!
Это еще один приговор. Или, вернее, не один. И теперь речь шла, видимо, о коррупции, что ли.
— При наличии веских оснований руководители десятков угольных предприятий не привлекались к ответственности,— продолжал Игорь Краснов.
Он предложил «поставить вопрос о несоответствии занимаемой должности руководящего состава Сибирского отделения Ростехнадзора», но этим теперь дело, конечно, не ограничится.
Генпрокурор копнул вроде очень глубоко:
— Поскольку многие из нарушений обусловлены снижением квалификации инженеров, экспертов и контролеров, мною дано поручение проверить легитимность выданных дипломов и свидетельств. Будет дана также оценка информации об аффилированности организаций профессиональной подготовки специалистов с предприятиями угольной промышленности.
Понятно, впрочем, что предприятия готовят для себя специалистов и финансируют их обучение. И что без этого многие вузы тут же и фактически закончат свою работу.
Так что это, возможно, был уже и перебор.
Между тем Игорь Краснов предложил законодательные инициативы, и они выглядели революционными:
— Запретить работу на глубине, не обеспечивающей безопасность здоровья шахтеров (сколько сразу можно закрыть шахт: треть, половину?..— А. К.). А также ввести требование обязательной предварительной дегазации угольных пластов...
Он предложил пересмотреть систему оплаты труда шахтеров, чтобы она не страдала из-за приостановки работы, когда обнаруживается превышение концентрации метана. «В целях исключения возможного изменения в память контроля на шахте ввести обязанность передачи дистанционного мониторинга датчиков местоположения шахтеров в Ростехнадзор и МЧС России,— предлагал генпрокурор.— Следует увеличить компенсации за увечья и гибель шахтеров со стороны собственника. Это будет стимулировать его вкладывать средства в обновление оборудования».
Прозвучали еще несколько мощных инициатив. Видно было, что генпрокурору было сказано работать просто-таки по полной программе.
— Ко мне соответствующий документ пришел и из Следственного комитета,— кивнул господин Путин.— Причиной аварии стало отсутствие контроля со стороны руководства шахты за производством работ, производимых при повышенной загазованности метаном... Меры к приостановке работ не принимались... Установлено, что руководством шахты систематически принимались меры к сокрытию фактов чрезмерной загазованности шахты метаном. Результаты работы датчиков токсичности газов фальсифицировались. Решение о допуске подрядчиков к работам принимались по датчику, установленному за пределами забоя шахты...
Дело, в общем, оказалось даже слишком серьезным. Беспрецедентно серьезным.
И российский президент во вступительном слове придержал всю эту обескураживающую информацию, предложил высказаться участникам истории, которые, видимо, не подозревая, что есть у Следственного комитета и Генпрокуратуры, несколькими мазками обозначили если и не радующую глаз картину, но уж точно и раздражающую глаз.
И теперь раздражен был господин Путин. Он спрашивал у только что выступавшего господина Трембицкого, как вся эта новая информация смотрится с точки Ростехнадзора, и тот повторял:
— Будут отстранены и уволены люди (не про себя ли? — А. К.)... Не хочу и не имею права оправдываться...
Но при этом анализировал выступление генпрокурора, соглашался со всем, что он говорил, и оказывалось, что в Ростехнадзоре такие предложения подготовили еще раньше... Не намного, но раньше...
— Не в качестве оправдания, но все же...— неожиданно поднимал он голову.— Очень тяжело найти квалифицированные кадры!
— Да, найти сложно,— соглашался господин Путин.— Я понимаю… Но все-таки исполнять свой долг нужно всем и в соответствии с законом и инструкциями... Иначе невозможно работать... Мы же теряем десятки людей, десятки!.. Десятки людей...
Президент дал слово Геннадию Алексееву, гендиректору акционерного общества «СДС-Уголь». То есть именно тому человеку, которому на самом деле тут были адресованы почти все претензии генпрокурора.
Геннадием Алексеевым оказался человек с бородкой, сидевший все это время как раз рядом с губернатором: в темном пиджаке и в такой же, как у губернатора, черной рубашке.
— Как вы прокомментируете?.. В том числе и о работе датчиков на поверхности? — спрашивал господин Путин.
В такой патовой ситуации не оказывался, пожалуй, ни один собеседник президента не только на экране монитора во время пандемии, а и за все время наблюдений.
— Уважаемый Владимир Владимирович, мне тяжело говорить, это моя личная катастрофа и моя личная трагедия,— признался Геннадий Алексеев.— 26 лет отдал угольной отрасли, 21 год в Якутии, пять лет в Кузбассе, прошел все ступени от рядового работника без какого бы то ни было изъяна... От горного мастера до руководителя предприятия...
Кратко познакомив собравшихся со своей трудовой биографией, Геннадий Алексеев продолжил:
— Я всегда уделял особое внимание безопасности труда, жесточайшим образом пресекая любые нарушения. К великому моему сожалению, я не могу,— он тяжело откашлялся,— прокомментировать... И не имею права, наверное... Готов без каких бы то ни было возражений принять все, что было сказано. Что касается шахты «Листвяжная», четыре года и пять месяцев не было никаких случаев, даже легких (нарушений, видимо.— А. К.)... Эта шахта, в отличие от всех остальных предприятий Кузбасса, наоборот, наращивала численность, и к ней в очередь стояли... Официальные факторы показывали, что все нормально...
Вынужден признать, что все это была кажущаяся стабильность, потому что 54 человека погибли (у него в голове была какая-то новая цифра. До сих пор считалось, что 51. Родственники шахтеров еще больше начнут сходить с ума, если он и ошибся.— А. К.) — это катастрофически пресекает все прежние достижения и победы...
Он давал понять, что победы-то были.
— Я здесь, делаю все возможное для оказания содействия следствию...— закончил Геннадий Алексеев.
Теперь он, видимо, давал понять, что отдает себе отчет: его могут арестовать. Так что он, если что, здесь.
— Обещаю не предпринимать никаких мер для сокрытия работ...— пообещал он.
Похоже, что побороть соблазн ему стоит больших трудов.
При этом он так и не ответил на предложение господина Путина прокомментировать историю с датчиком уровня метана на поверхности, по которому пускали рабочих внутрь шахты.
— Хотел бы все-таки отметить, что мы все это время проводили внутреннее согласование всех затрат за подписью всех... Есть документ о динамике затрат на безопасность на шахте «Листвяжная»...— произнес Геннадий Алексеев.
В общем, затраты росли, все хорошо.
— Еще раз хотел принести извинения и склонить голову...— произнес Геннадий Алексеев, притом что он с самого начала головы не поднимал.— Готов понести все наказания.
— Прокуратура и Следственный комитет дадут оценку... Я услышал то, что вы сказали,— кивнул российский президент.
Нет, ничего хорошего Геннадий Алексеев не сказал.
И ничего хорошего Владимир Путин не кивнул.
— Совет директоров следит как-то за тем, что происходит с безопасностью, или только деньги считает? — спросил господин Путин председателя совета директоров «СДС-Уголь» Михаила Федяева.
Это был тот человек с бородкой в темном костюме и черной рубашке, который сидел по другую руку от Сергея Цивилева.
— Я не снимаю с себя никакой ответственности за происходящее,— подтвердил и он,— это страшная трагедия, и, как бы ни было трудно, мы не экономили на средствах безопасности и защиты! Все необходимые финансы всегда выделялись, покупалось всегда самое новое, самое современное ... На шахте существует... Ну как я считал, что существует трехступенчатый контроль... Оказывается, человеческий фактор, как было сказано, он все перечеркнул...
То есть они-то все и правда делали правильно. И дело не в их факторе. А в факторе других людей.
— Я еще раз хочу сказать, что я готов понести любую ответственность...— заявил Михаил Федяев, тоже глядя в стол.— Людей сейчас не вернуть... занимаюсь вопросами обеспечения всем необходимым пострадавших и их семей... Ну это все больно и страшно... Я больше ничего не могу сказать, извините...
— Конечно, Следственный комитет и Генпрокуратура будут в этом подробно разбираться, и никаких огульных наездов, как в народе говорят, никто допускать не будет,— сказал Владимир Путин.— Но все-таки вот эти заявления и предварительный отчет Следственного комитета, где говорится о том, что принимались меры к сокрытию фактов чрезмерной загазованности, фальсифицировались эти данные...
Ведь кто-то это делал! Зачем?! Чтобы побольше добыть и на экспорт отправить? Зачем?! Результат-то какой?! Теперь все сидим и все голову опустили!
Президент бросил на стол папку с бумагами, вздохнул.
— Ладно... Я услышал...
Да все всё услышали.
Потом еще был момент, когда он услышал доклад министра труда Антона Котякова о системе оплаты труда шахтеров, и опять вздохнул:
— Не могу сказать, что вы представили глубокий анализ. Я не удовлетворен ответом.
Это тоже звучало приговором, и вряд ли оправдательным.
Был момент, когда Владимир Путин воскликнул в страшной досаде:
— Они рискуют! А мы все вместе должны создать условия, чтобы не было необходимости рисковать,— он опустил руку на стол, и могло показаться даже, что ударил по столу.
Но нет, не ударил, такого-то уж не было. Иначе пришлось бы признать, что и такое — в первый раз за время наблюдений.
Хотя, может, лучше бы и ударил.
Но что-то в этот день и так было слишком много моментов, которых никогда не было.
0
75.00
