ТОП 10 лучших статей российской прессы за
Dec. 23, 2016

Сначала нам придется вернуться к так называемому христологическому мифу. Миф, который, на самом деле, благополучно существовал и до Христа. Но просто у Христа получилось воскреснуть, и поэтому распространенный миф о самоубийстве Бога, как его квалифицирует Борхес, приобрел в его случае особые черты.

Рискну сказать — поскольку мне больше всего нравится концепция бога-читателя, который разводит человечество, как разводят пчел для получения некоторого меда, — для получения литературы бог создал человека, чтобы было, что почитать. Мне кажется, что литература — это единственный смысл существования человечества. Кто-то, конечно, сказал бы, что архитектура, кто-то — что биофизика. Но ведь наука только познает то, что господь уже сотворил, или, в лучшем случае, подражает ему, сотворяя автомобили и аккумуляторы. А вот искусство творит то, чего не было. И в этом смысле все человечество на протяжении своей истории пишет один и тот же сюжет. Главный сюжет, который у Борхеса назван самоубийством бога, у других называется мифом о воскресении.

«Евангелие от Роулинг» органически вписывается в этот миф, который, на мой взгляд, в европейской литературе начался с Сократа. Христологическая его природа очень часто описывалась начиная с XVIII века, когда впервые вообще Евангелие начали рассматривать как литературный текст; потому что до этого он был настолько сакрален, что расценивать его с точки зрения структуры, как он сделан, что происходит с героем, как построены евангельские показания о нем, — это все началось сравнительно недавно. Нам предстоит огромное непаханое поле. Как мне представляется, таких христологических текстов в мировой истории очень немного. Это в первую очередь Евангелие, конечно. Это одновременно появившиеся два очень принципиальных текста — «Гамлет» и «Дон Кихот». Причем «Гамлет» написан в паузе между двумя томами «Дон Кихота». Это — один русский текст, который я пока не буду называть, чтобы не внести в ваши ряды явное негодование. И это «Евангелие от Роулинг», которое уточняет еще раз некоторые очень серьезные детали главного мифа, главной книги человечества.

Всего пять деталей этого главного мифа. Они уточняются на протяжении человеческой истории, Роулинг кое-что туда добавила. Во-первых, это миф о смерти и воскресении главного героя — носителя нового учения. Во-вторых, это всегда миф о модернистской идее, потому что носителем этой идеи всегда является освободитель — человек, приносящий большую степень сложности и свободы. Евангелие — сложнее, богаче, свободнее Ветхого завета, хотя многие полагают иначе. В-третьих, это всегда миф о предательстве. И предательство в этом случае всегда непростительно.

К сожалению, в этом смысле наблюдается известная диалектика на протяжении человеческой истории: предателя начинают все больше оправдывать. Но, скажем, Леонид Андреев в «Искариоте» («Иуда Искариот». — Д. Б.) начинает говорить, что у Иуды были высокие мотивы, и есть Снегг, который выступает в функции такого — не скажу Иуды — «двойного агента». Потому что сколько бы Волан-де-Морт ни думал, что на самом деле вот этот агент Пожирателей смерти, мы знаем, что это агент Дамблдора. Причем мы далеко не убеждены, что сам он четко идентифицирует себя. Ему нравится находиться над этой схваткой, и мне, конечно, гораздо симпатичнее версия, что Снегг — это «зло», потому что он противный. Но ничего не поделаешь. Большинство людей, во всяком случае все исполнители его роли, почему-то абсолютно убеждены, что он — «добро».

Четвертая часть этого мифа — это всегда миф о противостоянии между большей и меньшей частью человечества. И вот это имеет непосредственное отношение к нашей проблематике, потому что, к сожалению или к счастью, уж не знаю, миф о холодной войне — это и есть на самом деле сюжет «Гарри Поттера». А что такое холодная война, нам и предстоит сегодня квалифицировать.

Пятый параметр этого мифа вообще довольно сложен. Он касается того, что рядом с героем-трикстером — герой всегда волшебник, фокусник — не может быть женщины. А если она есть рядом с ним, то он вступает с ней не в эротические, а в партнерские, товарищеские, другие отношения. Вспомните, что рядом с Сократом была Ксантиппа, которая его ненавидела. Вообще Сократ как-то мыслится нами без женщины. Рядом с Христом была Мария Магдалина, которая, скорее всего, не имеет к нему никакого родственного отношения. Сколько бы Пастернак ни пытался вписать Магдалину в этот миф, сочиняя стихи о любви, Магдалина все равно ученица. И в «Гамлете» отношения сугубо платонические, и в «Дон Кихоте» Дульсинея Тобосская — мифологический персонаж, а не реальная трактирщица. Что же касается «Гарри Поттера», давайте будем откровенными, в этой книге самая слабая часть — это любовная линия. Ее и не может быть, потому что герой принадлежит не женщине и не может принадлежать женщине. Может поэтому, как мы узнаем из восьмой части, у него получился не очень удачный сын. Герой на самом деле принадлежит человеческой истории. Как говорит один из наших спикеров, «он женат на стране». Но в данном случае он женат на истории. Это еще одно подтверждение того, что христологический миф работает и здесь.

Четвертый, наиболее существенный пункт, о котором нам придется поговорить сейчас, тот, что «Гарри Поттер» может жить и действовать только в эпоху холодной войны. И вот что такое «эпоха холодной войны» и есть тема нашей сегодняшней лекции.

Мы все привыкли, во всяком случае, те из нас, которые, как я, застали 70-е годы, мы привыкли, что холодная война — это способ сосуществования сверхдержав. На самом деле, как мне представляется, холодная война — это неизбежный период реванша антимодерна после очередного всплеска модерна.

История человечества развивается не совсем по прямой. Это чередование довольно долгих модернизаторских периодов. Что такое модерн, мы понимаем. Это идея прогресса, вертикального развития, гуманизации в противовес клерикализации и так далее. Модерн — это вообще не очень приятная идеология — она многого требует от человека. Модерн, точно так же как и инквизиция, может привести иногда к чудовищным человеческим жертвам. Вспомним эпоху Великой французской революции, в которую нас все время тычут в нос сторонники религии: «Вот чем кончается ваш Вольтер». А на естественное возражение: «А чем кончается ваша клерикализация?» — они отвечают: «Все-таки инквизиция — это эксцесс, а прогресс всегда приводит к конфликту». И с этим обвинением надо согласиться. Христос сказал: «Я принес вам не мир, но меч».

Вообще говоря, модерн любой — это идея, которая не несет мир. Это идея, которая всегда раскалывает человечество на быстро прогрессирующее меньшинство и медленно отстающее большинство. Это ужасно звучит, потому что на это мне всегда возразят, что это фашизм. Но простите, любое разделение человечества упирается в фашизм. И фашизм как раз не имеет к модерну никакого отношения. Фашизм — это явление антимодернистское, когда человек наслаждается своим падением. Фашизм как раз и есть культ наслаждения, культ радости, физического здоровья. Посмотрите, вот вечно сравнивают искусство Рейха и искусство большевистской России. Но искусство большевистской России в основе своей имеет жесткую тренировку, постоянное насилие над собой, страдание, героизм, женственность. Искусство Рейха предполагает сексуальные радости, семейные радости — оно дышит наслаждением. Посмотрите «Триумф воли», «Олимпию». Какое праздничное, жизнерадостное искусство, потому что раскрепощается зверь. И вот это и есть главная особенность эпох антимодерна, которые неизменно следуют за эпохами прогресса.

Вслед за колоссальным прорывом в истории человечества, которое обозначает христианство, — можно долго спорить о генезисе этого прорыва, говорить о том, как это связано все с экономикой, развитием технических средств, — будем считать, что это был духовный рывок, огромный, не обусловленный ничем. Наступила долгая эпоха темных веков. Реакцией на духовное освобождение эпохи Возрождения — о чем мы, к сожалению, не помним, предпочитаем не думать — было все-таки Новое время. Потому что после Возрождения пришел страшный период Англии конца XVI — начала XVII векa. Шекспир с его «Гамлетом» — дитя этой трагедии. Это тоже эпоха, в общем, холодной войны. Не просто холодной войны Англии со всем миром, но и гражданской, которая разрешилась знаменитым заговором, одним из участников которого, скорее всего, был главный покровитель Шекспира Саутгемптон. Правда, до сих пор неизвестно, насколько Шекспир реальное лицо. По последним новостям, Кристофер Марло принял-таки участие в «Генрихе VI». Но то, что Шекспир — будем считать, что это реальное лицо, — дитя трагедии, а не только ее творец, фигура поствозрожденческая, а не возрожденческая, вот с этим нам придется согласиться. Потому что всякое Возрождение — опять-таки эпоха модерна, а Шекспир творит в эпоху антимодерна, в эпоху запрета. И в огромной степени его творчество — это пылкий, страстный протест.

Потом следует еще один, чрезвычайно интересный, период прорыва. Модернизм Французской революции. Жестокое время, ничего не скажешь. И я не хотел бы жить в это жестокое время. И быть современником Робеспьера я бы не хотел. Но ничего не поделаешь — это лучшее и интересное время во французской истории. Потому что после этого настал Наполеон, который сломал нации хребет. И хребет этот отсутствует до сих пор, что и показал нам 1940 год. Французская история, как это ни печально, закончилась в 1793 году. Французы с этим, конечно, не согласятся, но французов здесь, я надеюсь, сейчас нет.

И вот в этом-то и главная проблема. Что после этого наступил длительный период антимодерна, период Наполеона, который освещен, отрефлексирован в еще одном очень важном христологическом тексте, о наполеоновских войнах написан один литературный сериал, который до сих пор очень широко экранизируется — «Война и мир». Это — русская христология, в которой есть и Пьер Безухов, и есть, безусловно, предатель, и очень символично, что в схеме романа этот предатель Долохов соответствует Кутузову.

И отсюда очень-очень важно, что у Роулинг, которая внимательно читала русскую литературу, действует один русский персонаж, фамилия которого… Долохов! Конечно. И это очень не случайно. Потому что Долохов — это второе лицо России. А первое ее лицо — Безухов. У которого что там было с отцом? Он бастард — незаконный сын. Отец появляется один раз и немедленно умирает. Ничего больше о нем мы не узнаем. Да и женщин с ним рядом нет на протяжении всего романа. И модернистскую идею он несет, кстати говоря, на протяжении второго тома масонскую, которая потом сменяется коротаевскими идеями. Ну какая женщина может быть рядом с Пьером? Либо Элен, которая ему изменяет направо и налево, либо Наташа, которую мы в романе не видим в качестве жены. Она там появляется один раз, вынося ему грязные пеленки. Можем ли мы представить себе Пьера Безухова в качестве мужа? Да нет, конечно. А вот когда он на дуэли с Долоховым — представляем очень хорошо. И эта дуэль — толстого человека со злым — является отражением дуэли Кутузова с Наполеоном. Наполеон там, правда, тоже сделан толстым, но это не та толщина.

То, что всегда осмысление великого прорыва и холодная война происходят в эпоху реакции — это для нас принципиально важно. «Гарри Поттер» — это роман эпохи холодной войны. Роман, основные события которого происходят? Ну в 45-м Дамблдор получил свою палку. Будем считать, что от Гитлера. Но, во всяком случае, там есть на это намеки. Мы же помним, где проходило обучение предыдущей владелицы этой палочки. Мы не знаем, где находится эта школа, но где-то в северо-восточных европейских горах.

Как раз после 45-го года у нас наступает долгий период, о котором мы почти ничего не знаем. А когда у нас начинается действие романа? С 1992-го по… на самом деле, там с 88-го, можно сказать, по 1995 год. И немудрено, что все события проклятого дитяти, которые происходят 19 лет спустя, как раз происходят сегодня и сейчас. Когда у нас два человека выступили против переписывания истории: Владимир Путин и Роулинг. А там же что пытается сделать сын Гарри Поттера? Он пытается переписать историю. Он хочет сделать так, чтобы Седрик не погиб, а это, к сожалению, невозможно, потому что жертва должна быть принесена.

Но мы забежали вперед. Пока мы должны отметить, что эпоха холодной войны, конечно, с перестройкой не закончилась. На самом деле, по большому счету, не закончилась и Великая Отечественная война, потому что победа над фашизмом была весьма относительной. Один фашизм был побежден, другой фашизм продолжал где-то бродить в крови России, пока не материализовался. Сегодня мы сталкиваемся с его страшной материализацией, и сегодня России предстоит победить его не как внешнего, а как внутреннего врага. Это, пожалуй, самая страшная задача.

Что такое холодная война? Тремя чертами характеризуется она. Первый пункт: резкое разделение человечества, при котором, действительно, меньшая пока часть — потом увидим, что она становится все больше, значительно обгоняет большую. Это война двух уровней цивилизаций. И мы наблюдали это и после Возрождения, когда одни сделали резкий духовный скачок, а другие — нет. Мы наблюдали это после христианства, мы наблюдаем это сейчас. Вторая черта холодной войны. То, что «горячая» в этот момент невозможна, потому что она приведет к взаимному уничтожению. Холодная война — это паллиатив, стадия тревожных предчувствий, подготовки, нагнетания. И будем откровенны: «Гарри Поттер» — это книга последней битвы и подготовки к ней. Все семь частей этой книги, включая и большую часть седьмой, это нагнетание, нарастание тревоги. Холодная война — это время скрытых угроз, скрытых потенциалов, нарастание истерики в обществе. А третье качество… Я даже не знаю, надо ли о нем говорить. Холодная война всегда заканчивается «горячей». Всегда. С неизбежностью. Никогда еще не было иначе. И паллиативная советская перестройка, которая отстрочила ее на какой-то момент — ну, потому что, видимо, господу стало жаль человечество, — она не означает, что все закончилось. Напротив, это небольшая количественная отсрочка. А самое главное и самое страшное — все равно обречено произойти, потому что носитель консервативного, архаического сознания, к сожалению, не может вечно продолжать находиться в этом состоянии, не должен совершить свой скачок. А совершить этот скачок он может только ценой внешнего разгрома. Вот так это в истории выглядит всегда. И не случайно весь английский XVII век разрешился глобальной европейской войной за испанское наследство.

Вот теперь вопрос, который меня самого волнует и, наверное, заинтересует и вас: а в какой же, интересно, момент становится неизбежной эта самая «горячая война»? Когда холодная война с неизбежностью переходит в «горячую»? Какие есть догадки? Количественный переход в качественный. Когда это происходит? Гегель не ошибался — этот закон существует. Подсказываю: момент этого перехода описан в четвертом томе.

А почему произошло это размежевание? Это правильная мысль. Чего там случилось? Кто материализовался в четвертом томе? Ну конечно! Волан-де-Морт воскрес! И это произошло после соблюдения трех условий. И вот после четвертого тома — все больше любят пятый, а кому-то нравится седьмой, моему сыну третий, но перелом, мы знаем, произошел на четвертом томе. После него стало ясно, что она напишет взрослую книгу. И что это — великая книга. И мне, например, в 2001 году — я очень отчетливо помню этот момент — мне это стало ясно, когда я прочел про эти три условия. И вы их помните, потому что такое хрен забудешь. Кровь врага, плоть слуги и кость отца. Надо уметь так сформулировать, чтобы было страшно, понимаете? Она абсолютно интуитивно, конечно, потому что я, конечно, никаких иллюзий насчет ее ума, я, в общем, не питаю, я думаю, что она великий писатель, но великому писателю ум совершенно не обязателен, он не обязан понимать, что он делает. Когда несчастная девушка сидела и сочиняла в 1996 году свой первый том, в том кафе и на том кресле, где все мы, бывавшие в Екатеринбурге, тьфу, в Эдинбурге, и вы, наверное, бывали и заказывали ту же самую морковную запеканку, — все это единственно чистая, «золушкинская» история в современной литературе, и, конечно, она ничего не понимала, когда делала. Я абсолютно убежден, что она и сейчас ничего не понимает. Вот ей приходят какие-то озарения, как они пришли ей с этим несчастным проклятым дитятем, она их фиксирует. И просто господь через нее говорит. Иногда она глупости пишет. Никто не может ей запретить писать свои дурацкие детективы. Ну развлекается так человек. Но то, что она угадала несколько ключевых моментов, это абсолютно точно. Потому что материализация Волан-де-Морта — это неизбежный этап. «Горячая война» появляется там и тогда, где бродящий в организме, не оформившийся никак вирус обретает конкретное лицо.

В общем, к сожалению, для того, чтобы у реакции появился вождь, должно пройти время. Для этого прежде всего должна появиться кость отца, то есть тот стержень, та идеология, на которую это все нанизывается — идеология эта всегда архаическая, мы сейчас об этом поговорим. Второе — плоть слуги. Должны нарастить 86%, которые и станут плотью. Надо, чтобы появился Петтигрю. Человек, готовый беззаветно, с наслаждением, с самоотречением служить этому злу. Ну и кровь врага, то, что называется сакральной жертвой, как ни ужасно это звучит. Здесь она тоже стилистически все очень точно предугадала. Ведь история человечества развивается по литературным законам. Кто, подобно нам, профессиональным читателям, видит эти законы, тот всегда знает будущее, понимает прошлое, а те, кто ничего не понимает в литературе, для тех история — пестрый хаос, лоскутное одеяло.

Так вот с материализацией Волан-де-Морта «горячая война» становится совершенно неизбежной. А за что же идет эта война? И в чем заключается главный сюжет всех конфликтов человеческой истории? К сожалению, она и это поняла. Но, правда, надо сказать, что это поняли и до нее. То есть она ничего принципиально нового не открыла. Когда Роулинг спрашивают, в чем стержневой сюжет истории о Гарри Поттере, она сначала говорит про смерть — это все мы знаем из Википедии, это самая растиражированная ее цитата, что это история о борьбе со страхом смерти. Но потом она говорит: эта история о том, что главный конфликт всегда между простым и правильным. И это совершенно точно. Дело в том, что главный враг в этом «Евангелии от Роулинг» — это простота. И не просто простота. Это культ врожденностей, который так присущ врагам Гарри Поттера. Для них мир делится на магорожденных и на магов. Для них главный критерий — чистота крови. Они предпочитают абсолютную простоту и определенность всех решений.

Некоторые из вас наверняка помнят: когда принесли мертвого Поттера, ну, как бы мертвого, что первое сделал Волан-де-Морт? Он упразднил шляпу. Что такое, вообще говоря, «шляпа»? Вот это очень важная вещь. Посмотрите, вы наверняка уже видели, запись спектакля, который пиратским образом гуляет. Самое яркое изобретение во всем этом довольно, честно говоря, длинном и занудном зрелище — это шляпа. Что определяет шляпа? Не просто принадлежность к определенному факультету, не просто судьбу и не просто круг друзей — она определяет ваш темперамент. Ведь это же четыре темперамента. Естественно, что Роулинг очень хорошо знает, что — старая мысль Дюма — если у вас в основе сюжета четыре темперамента, это всегда будет читаться. И поэтому четыре этих демона, которые, собственно, иссушили его жизнь и всю прочую его деятельность отодвинули на задний план, и стали его главным открытием. Но, правда, по «нормандской четверке» мы с вами сейчас знаем, что четыре темперамента очень интересно действуют, но никогда ничего не сделают. Об этом нам еще Крылов сказал. Там у него четыре темперамента идут играть квартет, и как они ни садись, ничего не получится. Точно так же и Хогвартс бесконечен. Но тем не менее упразднение шляпы — первый шаг Волан-де-Морта — это критичный шаг. Это отказ от выбора, отказ от возможности что-либо переменить и страшное упрощение жизни.

И, кстати, теперь уже по третьему акту пьесы, когда они там несколько раз построили альтернативную реальность, мы уже знаем, каков был бы мир при Волан-де-Морте. Не погибла бы сакральная жертва, что бы было? А был бы страшно упрощенный, казарменный Хогвартс. Всякая школа — вот это я с грустью должен сказать, это неизбежная вещь, кто работает в школе, это знает — всегда тяжело и опасно балансирует между сектой и казармой. Примеры казарм мы видим каждый день. Примеры секты, к сожалению, мы видели совсем недавно. И вот на этой тончайшей грани существует Дамблдор, который всегда все знает и никогда ничего не предотвращает. Который на все вопросы отвечает: «Полагаю, да». Кстати, когда я эту свою христологическую версию рассказывал в первый раз, я еще понятия не имел, что будет восьмая книга, а ведь в ней впервые появляется диалог Поттера с Дамблдором, где он говорит: «Для чего ты меня оставил?» Вот почему права Васильева — и в школе надо изучать Библию. Потому что иначе школьник не поймет, что это слова Христа на кресте, вложенные в уста Поттера. На что, как вы помните, Дамблдор отвечает: «Вообще-то ты с кем разговариваешь? Я краска на холсте». И это очень точный ответ. Потому что решать в какой-то момент приходится самому.

Я не буду подробно говорить про Дамблдора — это отдельный сюжет, но я не могу не отметить, что холодная война имеет ряд серьезных преимуществ. Она, конечно, не «горячая», и в этом смысле она еще не возвращает человечеству какие-то коренные, забытые им добродетели, но она, по крайне мере, в одном отношении очень хороша. В литературном, как всегда. Проблема-то в том, что «Гарри Поттер» принадлежит какому жанру, кто может сказать? Только не предлагайте роман-воспитание, потому что это неправда. Премию «Хьюго» ведь просто так не дают. Сказка? Ну какая это сказка. Это фантастика, это не фэнтези. Великолепное определение фэнтези дал когда-то Сергей Переслегин: «Это жанр, который не обязан быть глупым, но имеет на это повышенные шансы». Значит, давайте откровеннее. Это, конечно, сказка, фантастика, причем это готика. Ну чем отличается фэнтези от фантастики, подробно обосновал Борис Стругацкий. Он сказал: «Фантастика в отличие от фэнтези решает актуальные проблемы на актуальном материале. Пользуясь, иногда, фантастическими допущениями, но никогда не уходя от реальности. Фэнтези от реальности бежит. Фантастика к ней приводит».

Что же на самом деле «Гарри Поттер»? Это готическая фантастика. Готическая — это уже сложное дело. Что такое готика? Это, к сожалению, вещь, которую большинство не понимает, не желает понимать, бежит от этого. Что такое готический жанр? Готический роман — это, прежде, какой роман? Правильно, страшный. Главное состояние готического романа и готического читателя — это ощущение, что мир лежит во зле, что ввергнут в трагедию, в катастрофу. И надо вам сказать, что это ощущение окончательной кристаллизации своей достигает в начале шестого тома. Все помнят, что там происходит в первой главе? Никто, конечно, не может не помнить, потому что для нас для всех это был шок. Министр магии читает список донесений. И вот то, что описано в шестом томе «Гарри Поттера» — это то, что мы переживаем сейчас. Это колоссальное нарастание в мире катастроф, на ровном месте что там провалилось? Мост! Вот это очень важная вещь. Мост — как символ связи. А мост был, сколько ему? Десять лет. Ему стоять и стоять. И начинается страшное количество необъяснимых, немотивированных убийств. Если бы она еще знала тогда, что следователь ФСБ вырежет жене глаза и скажет, что его зомбировали по телефону, а нянька отрежет голову ребенку и скажет, что ее зомбировали. Она просто не читает российскую прессу. Иначе бы ей было ясно, что Волан-де-Морт уже здесь. Тот, которого нельзя называть. И более того, что называть его опять нельзя. Потому что вот это воспроизводство, самое главное, иррационального, непостижимого зла и есть первая примета того, что холодная война находится на грани перехода в «горячую».

Как раз главная черта эпохи холодной войны — это таинственность, нагнетание ужаса, часто иррационального. И тут мы должны признать, что, наверное, жить среди этого не очень уютно. Но вот нам с вами сейчас не очень уютно жить. Но читать про это очень увлекательно.

И посмотрите: предыдущий пик холодной войны — 70-е годы, какую он породил великолепную литературу. Он породил кинематограф Тарковского, прозу Стругацких. Все таинственное, все страшное. И, кстати говоря, те, кто внимательно читает Стругацких, в частности, «Меморандум Бромберга» — ключевой текст советской литературы, должны помнить, что там является главной приметой появления люденов? Количество необъяснимых происшествий. А потому что история перешла в новую фазу — фазу, нам еще непонятную. И это количество необъяснимых происшествий, которые начали гнездиться в Англии уже на первых страницах «Гарри Поттера» шестого тома, они, конечно, сегодня уже цветут полным цветом. Холодная война — это прекрасный период для появления великой литературы.

А вот в том, в чем состоит главный конфликт нашего времени, опять Роулинг не ошиблась — это опять тот самый конфликт, который впервые тенью обозначен в христианстве, ну все догадываются, а по настоящему — уже в «Гамлете». А вот «Гамлет», кстати говоря, и есть, прав Пастернак, первый текст мировой литературы, где драма существует на основе христианства. Это конфликт думающих и действующих. Конфликт сложных и простых. В «Гарри Поттере» сложные герои — интеллектуалы, вроде Гермионы, мыслители. Даже Снегг слишком сложен, чтобы быть просто бифитру. Вы знаете, что Пожиратели смерти восходят к бифитру, и, конечно, они не пожирают смерть, они фанаты смерти, они, как правильно переведено у Спивак, «упиванцы смерти», это тоже довольно интересно. Но, конечно, Пожиратели смерти, прежде всего, примитивнее ордена Феникса. Вот почему, в чем эта их примитивность? Да потому что у Пожирателей смерти есть абсолютно вертикальная дисциплина. Там не может быть разномыслия. Вот в рамках ордена Феникса оно есть. Там есть люди, которые не верят, что Волан-де-Морт воскрес. Они все разные, они все непрерывно дискутируют. Орден Феникса — это пестрая, сложная организация. А Пожиратели смерти — это казарма, они маршируют, это невозможность разномыслия.

И вот в этом смысле Роулинг всегда права. Конечно, сторонники простоты, ясности никогда не успокоятся. Они будут всегда воскресать, но сложность всегда будет побеждать. Жалко только, что войны, в которых она побеждает, всегда будут более и более кровопролитными. Поэтому надежда на то, что в этот раз все обойдется, эта надежда чересчур инфантильна.

И последнее. Разумеется, вы мне скажете: на чьей стороне правда, сегодня совершенно непонятно. Может быть, действительно, существует страшная Америка, желающая навязать всему миру свои правила, и существует добрая и сильная Россия, которая свою духовность противопоставляет этому всему, и, может быть, «Гарри Поттер» — это на самом-то деле мы. Мы — орден Феникса. Вот могу же я читать лекцию в «Новой газете». Тогда бы как в «правильном» государстве я бы давно уже тачку катал. А такие люди есть, они так думают. Как по-вашему, по какому признаку сегодня все-таки «Гарри Поттер» находится на противоположной стороне, как это ни ужасно? К упрощению и обожествлению имманентности, конечно. Потому что сегодняшняя Россия обожествляет имманентные, врожденные признаки. Русскость, принадлежность к русской цивилизации, культ запретительства, который всегда все упрощает. Вот уже до Константина Райкина с большим опозданием дошло, что что-то не так. Ну, жиды всегда, понимаете. «Если бы не жиды, все бы обошлось». Это я цитирую, как вы понимаете. Вот Залдостанов — это как раз типичный Пожиратель смерти. И у него на лице написано, что он уже так ее нажрался, что она у него уже не помещается. Естественно, что он уже сказал, что Райкин хочет превратить Россию в сточную канаву. Я сегодня с Райкиным говорил и поздравил его с этим. Потому что пока тебя ругает Залдостанов, у тебя все в порядке.

Хочу ли я в результате этой лекции спрогнозировать «горячую войну»? Не хочу. Мне кажется, что возможна еще какая-то отсрочка. В России может вся эта история рухнуть под собственной тяжестью. Да и, в конце концов, я не думаю, что Дамблдор отвернулся от мира окончательно и попытается еще что-то сделать. Но в перспективе история человечества все-таки упирается в Армагеддон. В свое время Роберт Шекли написал замечательный рассказ об Армагеддоне, где люди выставили вместо себя роботов, и в конце ангелы взяли этих роботов на небо. По всей вероятности, в конце человеческой истории или в конце того ее этапа, в котором существуем мы с вами, все равно будет некая битва. Потому что невозможно мирное сосуществование вечно. Холодная война — это все равно конечная история, и «Гарри Поттер» — это все равно история о том, как люди семь томов готовились, а потом — бабах. Он уже здесь, перефразируя БГ. Мы живем сегодня где-то в кубке огня. Где-то в четвертой части.

Последнее, о чем нам надо помнить, чтобы не слишком занестись. Одно существенное уточнение, которое внесла Роулинг в христологическую легенду, заключается в том, что каждый из нас не только носит в себе доброе начало, но и частицу Волан-де-Морта. И вот сознавать в себе эту частицу обязательно надо. Помните, когда происходит финальный диалог Гарри Поттера с Дамблдором, диалог на том свете, когда уже вполне взрослый и как бы временно умерший Гарри разговаривает с уже умершим Дамблдором? В этом время за спиной у Гарри все время кто-то плачет. Кто это плачет? Это сильный кусок, вообще-то. Она это написала по-королевски. После этого я понял… Помните? «Раньше я тебя, мой ангел, любил, а теперь я тебя обожаю». Раньше я знал, что ты большой писатель, а теперь я знаю, что ты писатель великий. Там плачет маленькая, жалкая душа Волан-де-Морта. А у них последнее всегда — они просят их пожалеть. Они всегда в последний момент становятся бедными. Так вот надо помнить, что это плачущее, мелкое, омерзительное зло — это саможаление, самоумиление, оно сидит в каждом из нас. Мы все, ничего не поделаешь, несем в себе тайну Волан-де-Морта. Кстати, я очень хорошо помню, как моя дочь, прочитав шестой том, абсолютно точно сказала: «Помяни мое слово, последним крестражем окажется Гарри Поттер». И — увы. Она не ошиблась. Надо помнить, что это зло мы всегда носим в себе, оно в человеческой природе, поэтому оно обречено возрождаться. Оно обречено возрождаться, и оно обречено проигрывать. Это и есть главный сюжет нашей с вами жизни.