«I hate being bipolar. It’s awesome», — Канье Уэст поставил этот интернет-мем на обложку своего альбома Ye еще в 2018-м. В сборнике есть песня Power, в которой рэпер назвал свое биполярное расстройство суперсилой — а потом еще много говорил об этом в эфирах у Джимми Киммела и Дэвида Леттермана. Публика аплодировала. А поскольку стигму с болезни снял сам Уэст — и наложил на нее модные фильтры, — биполярное расстройство стало трендом. Последний раз так высоко в светской иерархии оно поднималось в начале XIX века, когда вся Европа была «на байроническом». Тогда это на английский манер называли сплином.
Алеся Кафельникова (которой Уэст в этом марте хотел закрыть свой парижский показ, но не срослось) в том же 2018-м исповедовалась «Татлеру»: «Мои страдания врачи объяснили дежурным диагнозом — психоз и биполярное расстройство». Тему подхватил Первый канал. О своей психике модель рассказала в «Пусть говорят» и получила письма со всей России от девочек с похожими проблемами: депрессия, непонимание окружающих, ощущение ущербности. Алеся много занимается с психологами, но в сторис по-прежнему то «умирает от счастья», то просто умирает.
В России биполярным расстройством болезнь стали называть, когда посмотрели сериал Homeland, где на ней держится весь сюжет. Раньше говорили «маниакально-депрессивный психоз» со и такими серьезными диагнозами не разбрасывались.
Сейчас «биполярка» мучает десять миллионов американцев —по данным National Alliance on Mental Illness. Это очень много, но тут есть тонкий момент — при какой амплитуде эмоциональных качелей врач принимает решение, что у пациента действительно болезнь и тут есть что лечить. Биполярное аффективное расстройство (БАР) — это чередование эпизодов чрезмерно повышенного и пониженного настроения, уровня энергии и активности. Фазы могут быть выражены с разной силой, проявляться в разном порядке и длиться от нескольких дней до нескольких месяцев. Здоровый человек тоже то плачет, то смеется —такова жизнь, от нее не лечат. Идея щедро ставить диагноз «биполярное расстройство» и начинать терапию является приметой времени.
Постоянные разговоры о «балансе» приучили людей XXI века активно бороться с любыми крайностями.
Для русского человека, воспитанного на Достоевском, официальное признание БАР болезнью — очень крутой поворот в сознании. Владимир Познер в pozneronline.ru высказался: «Такие эмоциональные скачки вверх-вниз — это очень русское и совсем не мое. Веселиться невесть до какого состояния, на столе танцевать —тоже не мое, совсем. И что? Да, я не русский, что поделать».
Я согласен, это довольно утомительная особенность нашего национального характера, и мы рады прекратить метание от вселенской тоски к возвышенной страсти. В этом году вышла книга редактора сайта bipolar.su Маши Пушкиной «Биполярники» —там собраны истории реальных людей. Рэпер Оксимирон тоже не стесняется напоминать, что в 2006-м его исключили из Оксфорда с диагнозом «маниакальная депрессия», но он туда поступил повторно. Клип Мирона «Биполярочка» набрал в ютьюбе семь миллионов просмотров.
Наши родители по старинке считают БАР отвратительной чертой характера, а не болезнью. Мы же, адепты ЗОЖа и биохакинга, тщательно ищем у себя любые отклонения от медицинской нормы и этим объясняем свое поведение. И не стесняемся делиться с миром. Девяностые с их культом непогрешимой успешности сменились культом психологических проблем. Илон Маек хорошо подумал, прежде чем пожаловаться в твиттере: «В моей жизни бывают взлеты и падения, я испытываю постоянный стресс. Такова реальность. Но людям это не интересно».
Нет, интересно — если об этом говорит Илон Маек. Другое дело, что по примеру инфлюенсеров в погоне за информационными поводами мы теперь все снимаем с себя скальп и показываем, что там в голове. Не мучайте окружающих, у них свое БАР, и глубоко сострадать вам у них нет ни сил, ни времени. А вот психиатры счастливы будут вас выслушать и помочь. Современная психиатрия сильно расширила поле деятельности и лечит — лекарствами и добрым словом — не только буйных и невменяемых, но и всех, кто банально не справляется с трудными жизненными ситуациями.
У биполярного расстройства огромный художественный потенциал. Мрачный эгоизм и лихорадочный поиск приключений Байрона, если помните, вдохновили толпу литераторов, и Пушкина в том числе. Сейчас романтизацией биполярного расстройства вслед за Канье Уэстом занимается его друг, дизайнер Вирджил Абло. В апреле прошлого года он сфотографировал для The New York Times Style топ-модель Адут Акеч. Музыкант Майкл Ар Джексон написал для проекта три стихотворения. Первое называется Manic-Depressive Monday, второе —про изменение климата, третье — про анти-депрессанты. Весь цикл озаглавлен «Баттл-гимн постмиллениалов».
А в сентябре Абло, который прославился бешеной трудоспособностью, дал Vogue интервью о том, что пропустит ближайшую Неделю моды в Париже по рекомендации врача. В прошлом сезоне он не приехал ни на открытие своей персональной выставки в Атланте, ни на саммит Forces of Fashion, ни на показ Off-White. Этой весной Абло выходил и на шоу Off-White, и на мужском Louis Vuitton. Но модная индустрия все равно произносит его имя, обязательно добавляя «депрессия».
Очень опасно исповедоваться публике в БАР. Все твои былые успехи спишут на маниакальное состояние, а еще подумают, что из-за депрессивных периодов ты человек, с которым рискованно договариваться. Такая репутация может стоить тебе карьеры — если ты не комик, конечно. Клоуну можно, смывая грим, быть грустным —это классика жанра. Юрий Дудь в интервью со стендапером Юрием Долгополовым отдельными таймкодами обозначил две темы: «Жизнь с биполярным расстройством.
Что это такое?» и «Депрессия существует». Долгополов рассказал, как выпросил у бабушки десять тысяч рублей на билет в Москву словами «Хочешь ли ты остаться в истории?» Он назвал это маниакальным поведением, но я не уверен, что такое нужно называть болезнью. Он ведь добился своего, стал знаменитым и бабушку тоже поместил в историю.
Биполярное расстройство бывает маленьким и большим, самому масштаб проблемы не оценить —надо идти к врачу. Дело в том, что 10-20 % людей с БАР склонны к суициду. В 2018-м покончила с собой нью-йоркский дизайнер Кейт Спейд — она много лет боролась с БАР. В прошлом году Джастин Бибер в инстаграме написал, что у него депрессия, суицидальные мысли и наркозависимость. «Я испортил отношения со всеми, кто меня окружал. Я стал злым, постоянно чувствовал себя обиженным и неуважительно вел себя по отношению к женщинам. Я отдалился от всех, кто меня любил, и ушел глубоко в себя. Мне казалось, что я уже никогда не смогу все исправить. Просто хотел держать вас в курсе, ребята. Надеюсь, мое обращение найдет отклик в ваших сердцах. Сейчас я чувствую себя странно, как будто полностью отключен от внешнего мира. Я не волнуюсь, потому что всегда приходил в себя после такого. Просто хотел попросить вас протянуть мне руку помощи и помолиться за меня. Бог очень милосерден, и я верю, что ваши молитвы будут услышаны. Так уж вышло, что сейчас я оказался со своими проблемами один на один». Но потом Бибер женился на Хейли Болдуин —и популярность его пошла на поправку, как и самочувствие.
В августе прошлого года к двадцати миллионам своих фолловеров обратился блогер и модель Кэмерон Даллас. Призвал не стигматизировать БАР и не считать рехаб пристанищем для опустившихся психов. Сказал, что два года занимался самолечением —с помощью наркотиков. Так часто делают. Много моих знакомых борются с депрессией в туалетах заведений на Малой Бронной и покупают позолоченные гриндеры в магазине Bongo-Bong на Новинском бульваре.
Я тоже был в далеких от «На дне» условиях, когда подумал, что у меня, кажется, депрессия. В отеле Eden Roc на Антибе я сидел в ресторане-палубе, вертел в руке бокал с Whispering Angel Rose, не притронувшись к бургеру, и чесал затылок. В мае 2018-го что-то внезапно пошло не так. Я прилетел в состоянии полнейшей экзальтации, но она вдруг испарилась. Раньше в восторг меня могли привести и бургер, и розе, и листочек бузины. А тут вдруг резко стало все равно.
Я полагал, что людей в депрессии непременно корежит: они плачут и хотят покончить с собой. «Классические депрессии —это прошлый век, —объяснил мне доцент кафедры психиатрии и медицинской психологии РНИМУ им. Н. И. Пирогова Андрей Аркадьевич Шмилович. — Мучительная тоска, меланхолия сегодня встречаются крайне редко. Сегодня это депрессия с улыбкой, с достаточной активностью, но большим количеством жалоб. Иным словом, ангедония. Человек теряет потребность в получении удовольствия. Вещи, которые обычно приносили наслаждение, перестают быть интересными. Пациент перестает о них думать, перестает стремиться к их получению, ограничивает свою жизнь. Ангедония имеет отношение не только к пищевому или сексуальному влечению. Тут и духовные истории, и эстетические».
Это был мой случай: я не лежал зубами к стенке, не смотрел загадочно вниз с отвесной скалы. Но розе не радовало. Говорят, где сладко, там может скиснуть. Ангедония имеет все шансы перейти в тяжелую депрессию, и я был к этому близок. Ограничил общение с друзьями —потому что они плохие. Перестал слушать музыку. Не мог досмотреть до конца ни один фильм — все скучные. Вообще-то это звоночек: если кажется, что вокруг все плохое, то дело в тебе.
Прилетев в Москву, я пошел и к психотерапевту, и к психиатру. Мне прописали антидепрессанты новейшего поколения. Бургер снова стал сочным. Мне захотелось купить рубашку с подсолнухами Jacquemus. Я чувствовал себя на миллион долларов, задумывал невероятные проекты (некоторые даже реализовывал), много вкладывал в экономику LVMH, но не в свою собственную. В фазе мании снижается потребность во сне, но не в спальне —сексуальная активность здорово повышается. А еще было как у Хармса: «У меня есть все данные считать себя великим человеком. Да, впрочем, я себя таким и считаю. Потому-то мне и обидно, и больно находиться среди людей, ниже меня поставленных по уму, прозорливости и таланту, и не чувствовать к себе должного уважения. Почему, почему я лучше всех?»
Примерно через год это прошло. До такой степени, что я снова стал бросать книги на пятой странице, выключать на середине даже короткие видео.
В груди было какое-то тягостное ощущение. Я стал задумываться. Про то, что мы все в матрице, просто со школы она стала шире, но принцип отдельно взятого класса остался: есть ботаник, есть лузер, есть красотка, а есть чудак.
Я в этой парадигме был где-то между лузером и чудаком.
Меня это место не устраивало, и я вернулся к тому же психиатру за теми же антидепрессантами. Он не дал: «У вас биполярное расстройство. Вам нельзя антидепрессанты, иначе совсем расшатаете психику, будете переходить со смеха на слезы по несколько раз на дню». Я и не знал, что депрессивное состояние и БАР — это разные диагнозы.
Доктор прописал нормотимики, которые выравнивают состояние. Перспектива обрести баланс повергла меня в ужас. Я хотел вернуть эйфорию —это же часть моей личности! Суперсила, как у Канье Уэста! Я мог не спать (верный признак биполярного расстройства) и считал себя королем мира. Люди добиваются этого состояния с помощью наркотиков, денег, серфинга, а меня всем этим просто наградила природа. Почему я должен отказываться?
А вот почему. Во время фазы мании человек совершает необдуманные поступки, тратит деньги, задумывает нереальные проекты, проявляет беспечность в личной жизни. Окружающие его боятся. И правильно делают —он перестает критично относиться к своим поступкам, теряет чувство дистанции с руководством, у него появляется много непредсказуемых планов. Сказано —сделано. В маниакальном состоянии не бывает пауз, идеи реализуются без размышлений. Результаты бывают жуткие. Запас гормонов счастья выплескивается очень быстро, и вслед за маниакальной энергичностью возникает серотониновая яма —ангедония, а затем депрессия.
В состоянии эйфории мало кто идет к врачу —ему жалуются на депрессию.
Поэтому во время первого свидания он может и не угадать БАР, особенно если вы не очень честно отвечаете на скучные вопросы анкеты.
Антон Красовский назвал выпуск своего ютьюб-шоу «Мама, мы все сошли с ума. Биполярочка или депрессия —что лучше?». Там бывший мэр Архангельска, а ныне владелец музея эротики на Новом Арбате Александр Донской рассказывает о своей борьбе с БАР. Мэром он стал в фазе мании. Потом решил баллотироваться в президенты. Депрессия накрыла его на Мальдивах, где он брал уроки у художника и каждый вечер на холсте рисовал слова из тех, что обычно пишут на заборе.
«У многих политиков —биполярка, — сообщил Донской. — Ничем еще объяснить их действия невозможно».
Про политику он тонко подметил.
Ким Кардашьян рассказала Vogue, что научилась распознавать у Канье признаки приближающейся мании и ограждать его от волнений. Особенно когда он начинает эмоционально выражать политические взгляды. Ким была крайне недовольна визитом мужа в Белый дом и его громкими заявлениями о том, какой Трамп замечательный.
Когда Канье в поддержку действующего президента надел красную кепку, Ким задумалась о разводе.
Мой психиатр, когда мы подружились, признался, что его очень радует нынешнее внимание к психическому здоровью. Двадцать лет назад шизофреников на всех психиатров не хватало, а больше никто лечиться не хотел. От врачей его специальности шарахались —у психиатрии в нашей стране плохая репутация. А сейчас вместо «дурдом» говорят «рехаб». И идут к доктору сами —толпами, запись на два месяца вперед. В Москве можно брать первого встречного и лечить, он гарантированно будет нездоров.
Точного теста для того, чтобы отличить творческий подъем от маниакального состояния, не существует. А еще есть модное слово «гипомания» — это состояние, предшествующее маниакальному. И если найти способ в нем зафиксироваться, можно свернуть горы —не свернув при этом себе шею. Оксфордский центр когнитивной терапии советует, когда подкатывает, пересчитать синие предметы в комнате.
Или сделать репортаж с места событий, подробно описав каждый момент. Или сесть писать дневник, вспоминая каждое событие и мысль дня.
Дудь серьезно развернул тему депрессии и БАР. Призвал в эфир бывшего бойфренда Леси Кафельниковой рэпера Фараона. У которого, как всегда, своя версия реальности: «Депрессии не существует. А когда я понял, что ее не существует, очень много вопросов отпало. Это самовнушение... Ты начинаешь заигрываться и забывать о том, что это роль».
Он тоже прав. Диагностика в психиатрии в основном состоит в том, что тебя просят описать свое состояние. Если ты выдумал себе БАР, потому что это модная болезнь и добавит тебе популярности на волне нынешней повестки, то твое БАР становится настоящим. Ты же в него веришь. «Если ты покупаешь билет в ад, то нечестно обвинять ад», —говорит Илон Маек.
Я готов принять, что маленькое БАР — нормальное состояние. Буду учиться не раскачивать качели слишком сильно. В том же Антибе со мной случилось показательное происшествие —видимо, чтобы я почувствовал разницу между душевной болью и физической. Я отравился устрицами. Так сильно, что по-настоящему не хотелось жить — ни в мраморном санузле сюита, ни за его пределами. Уже потом я придумал, что у депрессии и отравления есть что-то общее: несвежие устрицы, как дурные мысли, отравляют организм. Я был интровертом, критиковал людей, валил на них вину за свои неприятности, жаждал похвалы от авторитетов —и отравился этим. Но сейчас мне гораздо лучше. Я завел бишона Бруно. Смотреть в его глаза —как слушать Beatles. Кстати, я не встречал ни одного депрессивного хозяина бишона.