ТОП 10 лучших статей российской прессы за
Sept. 26, 2017

Куратор Юко Хасегава раскручивает название биеннале «Заоблачные леса» 213-ю работами авторов из 24 стран. А они опираются на классические виды искусства, компьютерные технологии и растительность. Искусственную и реальную, как в случае с изолированной комнатой, где в мертвой тишине прорастают живые фикусы Ревитала Коэна и Тура Ван Балена (Бельгия/Великобритания). Художники напоминают нам, замусоренным издержками мегаполиса, что для медитации достаточно оказаться тет-а-тет с природой. Без девайсов, конечно.

Хотя многое тут отсылает к технике и Интернету. Надо знать о японской составляющей Хасегавы и её трепетном отношении к флоре и фауне, чтобы раскрыть метафорический манифест куратора. Людей воображают здесь отчасти деревьями (привет Виктору Пелевину), которые еще недавно твердо опирались друг на друга, как стволы в лесу. Но с приходом Интернета они делают это менее уверенно и реже. Все чаще пропадая в Сети и все свободнее чувствуя себя внутри нее, они скованно перемещаются по миру реальному. Так же неуверенно посетители передвигаются в мрачных залах биеннале, отодвигая для прохода в следующую комнату черные шторы.

Задумка эта гениальна настолько же, насколько опасна. Да, она помогает представить себя во мраке лесной чащи и сконцентрировать внимание на зале конкретного художника, не переключаясь на его соседа, что психологически важно прежде всего для самих авторов. Тогда они мыслят свои проекты как отдельные выставки, где сбоку никто не прибивает твою работу своей «неправильной эстетикой» (по-другому бывает редко, если вы не команда) и раскрывается на максимальную мощь (если ничто не мешает). Но… Некоторые посетители предпочитают знакомиться биеннале с конца (любопытный опыт) или возвращаться в предыдущие залы, чтобы переосмыслить что-либо. Тогда, подходя к черной шторе, за которой следующая комната, ты не знаешь, откуда и кто (!) ее отдернет. Если это окажется могучий мужчина, то он вполне может сломать, например, нос хрупкой девушке, что и случилось на вернисаже. Проект растянут на четыре месяца — есть время решить проблему.

Хасегава как человек нешаблонный (днем пропадает в музеях, а по ночам отрывается под техно, в том числе в московских клубах) искусство демонстрирует соответствующее. Выставляет его тоже под стать: некоторые экспонаты, в особенности российского происхождения, находятся с трудом. Кажется, неспроста. Юко сетовала, что не успела поездить по нашим городам и не много видела художников и их работ. Как ей было непросто их отыскать, так теперь отчасти и нам. (К слову, команда Московской международной биеннале молодого искусства пошла по другому пути и только за первый приезд нынешнего куратора Лукреции Калабро Висконти постаралась максимально погрузить ее в наш арт-процесс, показав, помимо всего прочего, даже Екатеринбург, где сейчас проходит Уральская индустриальная биеннале современного искусства.)

При входе решение извечной проблемы страха перед будущим предлагает творческое объединение «Куда бегут собаки» из Екатеринбурга. Специальный механизм штампует на руках посетителей отметки с датой следующего дня, превращая тем самым «абстрактное завтра в реальное сегодня». От касс многие проносятся в гардероб или напрямик на экспозицию и не замечают слева, у окна, на первый взгляд простенький триптих «Гугл Красный, Гугл Желтый, Гугл Голубой» Матьё Мерлэ-Бриана (Франция). При детальном рассмотрении он обдает зарядом сотни струящихся разнооттеночных кардиограмм, из которых складываются три абстракции. Как и для чего это сделано? Названия любимых цветов Александра Родченко художник вбивал в поисковик Google, получал диапазон их разброса и фиксировал эти оттенки на холстах. Работа посвящается основоположнику конструктивизма и современникам, доверяющим Интернету больше, чем реальности.

А за стенкой — сад Юкена Теруи (Япония), чьи миниатюрные деревья прорастают из банкнот разных стран. На четвертом этаже его кимоно ловко вписывается в постоянную экспозицию графики. Обилие искусно выполненных узоров может вскружить голову, но тут же отрезвляют не замеченные сразу изображения самолетов и парашютов. Это разговор об американском вмешательстве в японскую культуру. И хотя куратор убеждала, что все политические арт-манифесты она зарубила на корню (говорит, по собственному желанию), хорошо, что эта вещь ускользнула от ее внимания и стала важной нотой проекта.

Да, внимание здесь рассеивается и многое, лежащее «не по центру» рискует остаться неоцененным. В глубине холла второго этажа в исследование Вали Фетисова погружаются, располагаясь на креслах у мониторов. Говорят, с помощью хакерских приемов тут узнают, кто из друзей художника сколько часов и минут ежедневно зависает в Facebook. Собственно, это еще и о наболевшем — беспокойных мыслях, что за нами кто-то где-то следит, в том числе в соцсетях. И на биеннале за посетителями постоянно подглядывают. В том числе деревянные олени, которые рогами впиваются в потолок. Экономный Алексей Мартинс пустил на них те же деревяшки, из которых была сделана его скульптура, еще недавно стоявшая во внутреннем дворике на выставке «Пейзаж в переработке».

Это название идеально соответствует таинственным изображениям, которые Илья Федотов-Фёдоров забетонировал (в прямом смысле) в стеклянные аквариумы стенда в холле третьего этажа. К сожалению, работы теряются на прозрачном стенде. К тому же между ним и перилами не больше трех метров, которых, может быть, и хватило бы для просмотра вещей, если бы здесь не пролегал проход к главным залам и не образовывался поток людей. Но даже когда посетителей немного, рассмотреть эти экспонаты сложно, так как они висят значительно выше среднего человеческого роста. А художник не один день старался, чтобы под давлением на бетоне проступали пигменты, образующие неоднозначные пейзажи...

Поднявшись на четвертый этаж, обнаруживаем металлическое ограждение с приклеенным на скотч листком бумаги. Надпись — «Экспонат». Правильно, а то не все догадываются, что алюминиевая на полстены пластина с воткнутыми в прорези журналами Ebony — книгохранилище Тистера Гейтса (США). Зато никто не сомневается, произведение искусства ли перед ним, когда в зале Лентулова встречает подвешенные к потолку укороченные (с шеи по бедра) женские манекены. Они вышли из форм для отливок, которые здесь же. Нет, это натворила не группа Recycle, а Хуссейн Чалаян (Кипр, Великобритания). Не был бы он дизайнером, если бы не обыграл ночнушки, края которых вздернуты, словно от порыва ветра, намекая этим на потребительское отношение к одежде.

Но больше всего ожиданий от работ Бьорк (Исландия) и Мэтью Барни (США), которых связывало не только творчество, но и отношения. Бьорк — явление настолько яркое, что ее хотят все: от Мадонны, для которой исландка сочинила песню «Bedtime Story», до Ларса фон Триера, создавшего для нее фильм «Танцующая в темноте». В чем успех певицы с неоднозначным тембром и акцентом, из-за которого порой не разобрать слов? В разрыве шаблонов. Как результат — пластинки с набором приложений, где любой музыкант без дорогого профессионального оборудования может бесплатно записать качественную музыку; 360-градусные видеоклипы, которые смотрят в VR-очках; DJ-сеты, сопровождаемые психологическими играми, направленными на развитие внимания (в нескольких школах Исландии используют его обучающее приложение среди младшеклассников); записанные самой Бьорк видеоклипы, участвовать в которых можно с помощью джойстиков... Все это демонстрируется на биеннале в четырех залах, связанных с альбомом «Vulnicura» («Лекарство от ран», 2015).

Что касается Мэтью Барни, воспевшего силу вазелина и тефлона, создателя фильмов — «скульптур в движении», то специально для проекта он сделал... изображения на небольших медных искусственно состаренных пластинах. Серия «Космическая охота» — изобразительное продолжение нового фильма Барни «Оплот» про волков. Отсюда и сюжет работ, где человек гонится за животным, убивает его и превращается в созвездие. И если по форме это весьма скромно, то в плане содержания Барни метит высоко. Утверждает, что этот проект, как и фильм, становится глобальным изучением человека на космическом уровне.

— Зельфира Исмаиловна, здесь есть художник, который вас потряс и который соответствует духу Третьяковки? — спрашиваю у директора галереи на вернисаже.

— Не буду сильно оригинальной, если скажу, что это Олафур Элиассон (его же назвал Семен Михайловский, председатель экспертного совета биеннале, ректор питерской Академии художеств, комиссар российского павильона в Венеции. — Авт.). Когда на обсуждении участников биеннале я узнала, что он готовит для нас работу, пообещала, что напряжемся и сделаем все что потребуется. Она мощная и идеально перекликается с поисками художников русского авангарда, в том числе с концентрическими кругами Родченко, только Элиассон работает современными средствами. Я даже задумываюсь показать его работы через несколько лет на выставке «Россия и мир», рассказывающей о прорывных идеях русского авангарда, которые через десятилетия были подхвачены или заново предложены послевоенным поколением европейских и американских художников.

Искусство Индии — особый сюжет на биеннале. Гаури Гилл призывает общество, в частности политиков, сместить фокус с проблем индустриализации, гонки за абстрактными развитием и процветанием и навести его на самые злободневные проблемы: бедность, неравенство, катастрофическое загрязнение экологии. На его черно-белых снимках — деревни, крестьяне, фабрики с рабочими. А поверх этих изображений Раджеш Вангада, представитель племени варли, покрывает пустую часть фотографии традиционным рисунком племени. Самые нежные работы выставки — портреты деревьев кешью, кокосового и хлебного, написанные Сиджи Кришнан акварелью на рисовой бумаге, — дают под занавес.

На выходе слышатся разные мнения: от «эффектно», «прикольно», «чума» до возмущенного — «что за раздутая чушь», «ничего не понятно, никаких ответов». Тут можно было бы возразить, что искусство не обязано быть понятым и отвечать на наши вопросы, но зачем? Все равно об этой биеннале будут спорить еще минимум четыре месяца, и то, что она скроена по нестандартным, раскрывающимся с первого взгляда лекалам, — факт.