ТОП 10 лучших статей российской прессы за
June 24, 2016

Тем не менее можно считать, что Володя Ульянов происходил из довольно состоятельной семьи. До смерти его отца Ильи Николаевича основным доходом были жалованье и пенсия (в конце XIX века пенсию по выслуге лет у работающих чиновников не ограничивали). Поскольку был он действительным статским советником, что соответствовало военному чину генерал-майора, морскому – контр-адмирала, а придворному – камергера, то жалованье было вполне достаточным, и не только для того, чтобы содержать большую семью и прислугу, но и чтобы делать определённые накопления. Основное жалование отца семейства составляло порядка 350 рублей в месяц. К нему по достижении 25-летней выслуги лет добавлялась пенсия в 1000 рублей в год. В общем, с 1880 по 1886 год Илья Николаевич получал чуть больше 430 рублей в месяц. Если учесть, что корова в Симбирске в те годы стоила 15–20 рублей, меховая шуба – 50, сапоги с галошами – 15 рублей, самовар – около 10 рублей (это все были предметы роскоши), то понятно, что семья жила в достатке.

После смерти главы Ильи Николаевича в начале 1886 года почти все члены его семьи не только стали потомственными дворянами, но и получили возможность получать за него деньги. 20 апреля 1886 г. М.А. Ульяновой была назначена пенсия. В предписании Симбирской казённой палаты губернскому казначейству указывалось: «Производить установленным порядком пенсию вдове умершего на службе, бывшего директора народных училищ Симбирской губернии действительного статского советника Ульянова Марии Ульяновой из оклада 600 рублей в год и несовершеннолетним детям, родившимся: Владимиру, 10 апреля 1870, Дмитрию 7 августа 1874, Ольге 4 ноября 1871 и Марии 6 февраля 1878, из оклада шестисот рублей в год… всему семейству по одной тысяче двести рублей в год». Несложные подсчёты показывают, что в 1886 году общий доход семьи, который она получала от государства, был чуть больше 400 рублей в месяц.

Владимир Ильич формально получал пенсию за отца до 1891 года, то есть до совершеннолетия. Но доходы семейства не ограничивались этими деньгами. Существовала постоянная рента от имевшегося в собственности имущества, имения Кокушкино, имения в Алакаевке (до 1899 года), проценты от положенных в банк денег от продажи дома в Симбирске и пр. Так что работой для того, чтобы получить средства к существованию, вопреки распространённому в советские времена мнению, Ленин себя не утруждал. Мать, которая держала в руках все нити управления семейным бизнесом, поддерживала его и в ссылке, и в эмиграции, причём продолжалось это до 1916 года, когда она умерла.

Собственные заработки в качестве помощника присяжного поверенного и помощника адвоката в 1892–1893 годах особого значения для Ильича не имели, тем более что были невелики. Первые «партийные» средства Ленин начал получать уже в новом веке, когда отправился в эмиграцию. К тому, что ему присылала мать, добавлялись ещё непостоянные 50–70 рублей в месяц. Кое-что платили ему и издатели. Например, за книгу «Развитие капитализма в России» он получил 120 рублей. Несколько тысяч рублей принесло и наследство, полученное женой Ленина Надеждой Крупской. Правда, почти половина этой суммы ушла на то, чтобы прооперировать её по поводу базедовой болезни. Но в общем, и в Швейцарии, и во Франции, и в Германии, и в Италии, и в Англии рантье-революционер и его семья чувствовали себя вполне материально защищёнными.

Самый трудный период у Ленина был в 1916 году, когда управление семейными активами перешло к старшей сестре Анне Ильиничне. В связи с войной доходы резко упали, так что нужно было подумать о новых способах заработка. И они пришли вместе с Октябрьской революцией 1917 года, в которой Ленин, хотя и не играл определяющей роли, но всё же принимал участие. Госбанк не давал денег новой власти почти три недели, но 17 ноября секретарь Совнаркома Н.П. Горбунов по доверенности Ленина получил первые 5 миллионов рублей в счёт 25-миллионного аванса. «Получив задание от Ленина, – вспоминал Н. П. Горбунов, – мы вдвоём с тов. Осинским (Оболенским В.В.) на автомобиле поехали в Госбанк… Мы производили приёмку денег на счётном столе под взведёнными курками солдат военной охраны банка. Был довольно рискованный момент, но всё сошло благополучно. Затруднение вышло с мешками для денег. Мы ничего с собой не взяли. Кто-то из курьеров, наконец, одолжил пару каких-то старых больших мешков. Мы набили их деньгами доверху, взвалили на спину и потащили в автомобиль…»

О заработной плате председателя Совнаркома товарища Ульянова-Ленина можно говорить только относительно, поскольку денежные номиналы менялись стремительно. Например, 18 ноября 1917 года ему было назначено жалованье в 500 рублей в месяц (это зарплата рабочего-железнодорожника высшего разряда). 17 сентября 1920 г. в анкете по перерегистрации членов Московской организации РКП(б) Ленин сообщал, что получает 13 500 рублей. А в феврале 1922 года жалованье достигло уже 4 700 000 рублей. Но, повторяю, цифры эти относительные, поскольку в нашей стране в то время был так называемый военный коммунизм. И это не только продразвёрстка, продналог и введение трудовой повинности. Была отменена плата за жильё, коммунальные услуги, за пользование большинством видов транспорта, а главной ценностью становился так называемый классовый продовольственный паёк, который предусматривал распределение продуктов по четырём категориям от первой (работающие в особо тяжёлых условиях, беременные и кормящие женщины) до четвёртой (лица, имеющие доходы от наёмного труда).

А в 1922–1923 годах, когда Ленин уже тяжело болел, личные финансовые вопросы, скорее всего, его не волновали. Так он и прожил свою жизнь, будучи сначала на иждивении отца, потом рантье, а в конце жизни чиновником высшего ранга…

Сразу после смерти Владимира Ильича Гознаком был объявлен конкурс на создание его портрета, который должен был размещаться на новых советских деньгах. Победил в нем художник Альфред Эберлинг, подписавший следующий договор: «Настоящим я, нижеподписавшийся, художник Альфред Рудольфович Эберлинг, беру на себя обязательства исполнить для Управления фабрик Заготовления Государственных Знаков портрет В.И. Ульянова-Ленина, согласно словесным указаниям тов. Енукидзе (управляющий фабрик «Гознака»), размером не меньше натуральной величины, способом, который признаю наиболее целесообразным, за сумму 500 рублей золотом».

Но сами изображения Ильича появились только на советских червонцах образца 1937 года, а потом благополучно перекочевали на деньги 1947-го. А затем появился уже памятный большинству наших читателей «скульптурный» портрет Ленина и многочисленные его изображения на юбилейных монетах…

Сталин не знал счёта советским деньгам

В отличие от Ленина, Иосиф Виссарионович Сталин в детстве познал нужду. Его отец-сапожник был запойным гражданином и даже иногда пропивал свой пояс, что в Грузии считалось позорным. Но будущий генсек всё же не был вынужден с юности тяжело работать. Он учился в Тифлисской духовной семинарии, потом некоторое время занимался репетиторством, а затем пару лет работал в Тифлисской физической обсерватории. Ну а дальше – переход в так называемую социальную группу «профессиональных революционеров».

Сталин относился к деньгам по-разному. При самодержавии он иногда участвовал в «экспроприациях», а если проще в грабежах. Знал, что сколько стоит. В своих рассказах упоминал о том, что в ссылке прекрасно жил на три рубля казённых денег, да ещё «партия помогала». О ссылке и финансах «вождь народов» упоминал частенько, и даже когда понимал, что его слова могут быть отрицательно истолкованы соратниками. Его это, скорее всего, мало волновало. Никита Хрущёв, довольно часто бывавший у Сталина как до войны, так и после в своих мемуарах писал следующее: «Мне запало в душу, как Сталин рассказывал об одной своей ссылке. Не могу сказать сейчас точно, в каком году это происходило. Его сослали куда-то в Вологодскую губернию. Туда вообще много было выслано политических, но и много уголовных. Он нам несколько раз об этом рассказывал. Говорил: «Какие хорошие ребята были в ссылке в Вологодской губернии из уголовных! Я сошёлся тогда с уголовными. Очень хорошие ребята. Мы, бывало, заходили в питейное заведение и смотрим, у кого из нас есть рубль или, допустим, три рубля. Приклеивали к окну на стекло эти деньги, заказывали вино и пили, пока не пропьём все деньги. Сегодня я плачу, завтра – другой, и так поочерёдно. Артельные ребята были эти уголовные. А вот «политики» – среди них было много сволочей. Они организовали товарищеский суд и судили меня за то, что я пью с уголовными».

Судя по всему, во время вологодской ссылки Сталин не особенно нуждался в деньгах. Даже один рубль был в 1913 году приличной суммой. Например, прислуга получала от 3 до 10 рублей в месяц, чернорабочие – от 8 до 20 рублей, квалифицированные кадры – от 25 до 80 рублей. На один рубль можно было спокойно питаться в течение десяти дней, а то и полумесяца…

После революции Сталин, как и все высшие советские чиновники, получал и жалованье, и паёк. И деньги в руках у него были. По утверждению главы Совнаркома Вячеслава Молотова, Сталин носил с собой деньги и даже подавал милостыню: «Первые годы охраны, по-моему, не было. Тогда все ходили пешком. И Сталин… Помню, метель, снег валит, мы идём со Сталиным вдоль Манежа. Это ещё охраны не было. Сталин в шубе, валенках, ушанке. Никто его не узнает. Вдруг какой-то нищий к нам прицепился: «Подайте, господа хорошие!» Сталин полез в карман, достал десятку, дал ему, и прошли дальше. А нищий нам вслед: «У, буржуи проклятые!» Сталин потом смеялся: «Вот и пойми наш народ! Мало дашь – плохо, много – тоже плохо!»

Обнаружив эту цитату, я как историк был несколько удивлён. Во всяком случае, несколько источников, причём заслуживающих доверия, утверждали, что Сталин с собой денег не носил – они ему просто были не нужны. Бежавший на Запад секретарь Сталина Борис Бажанов писал о роли наличных в жизни Сталина: «Конечно, для него, как и для других большевистских лидеров, вопрос о деньгах никакой практической роли не играет. Они располагают всем без денег – квартирой, автомобилем, проездами по железной дороге, отдыхами на курортах и т. д. Еда приготовляется в столовой Совнаркома и доставляется на дом».

В общем, что-то заставило меня сомневаться в достоверности деталей рассказа Молотова. И через некоторое время я обнаружил в книге воспоминаний уже упомянутого нами конструктора Яковлева аналогичный сюжет. Вот только детали были другие: «Знаменитый дирижёр Николай Семёнович Голованов рассказывал мне, что Сталин любил Большой театр. В 1920-х годах он часто бывал в нём, с удовольствием смотрел балет и слушал оперу. «Как-то зимой после спектакля, – вспоминал Николай Семёнович, – возвращался Сталин пешком домой, – жил он тогда в Кремле в кавалерском корпусе. Мы с секретарём ЦИК Авелем Енукидзе его провожали. Был мороз. Сталин в своей известной дохе, мы с Енукидзе в шубах и меховых шапках. Улицы безлюдны. У Манежа увязался за нами какой-то мужичок в рваной овчине и пристаёт: «Господа хорошие, подайте милостинку, Христа ради». Енукидзе порылся в карманах, мелочи не нашёл и, чтобы отвязаться, дал ему червонец. Нищий отстал, но, удивлённый такой щедростью, крикнул вдогонку: «У, буржуи проклятые!» Сталин не раз потом вспоминал этот случай, и подтрунивал над нами, что мы буржуи и что придётся нас как следует проверить…»

Так что, подавал Сталин милостыню или не подавал Сталин милостыню, точно науке пока неизвестно. Да и спросить уже не у кого…

В воспоминаниях дочери «вождя народов» Светланы Аллилуевой несколько раз встречаются сюжеты, которые показывают сталинское понимание «карманных денег. Она утверждает, что он не имел представления о том, что сколько стоит: «Когда я уходила, отец отозвал меня в сторону и дал мне деньги. Он стал делать так в последние годы, после реформы 1947 года, отменившей бесплатное содержание семей Политбюро. До тех пор я существовала вообще без денег, если не считать университетскую стипендию, и вечно занимала у своих «богатых» нянюшек, получавших изрядную зарплату. После 1947 года отец иногда спрашивал в наши редкие встречи: «Тебе нужны деньги?» – на что я отвечала всегда «нет». – «Врёшь ты, – говорил он, – сколько тебе нужно?» Я не знала, что сказать. А он не знал ни счёта современным деньгам, ни вообще сколько что стоит, – он жил своим дореволюционным представлением, что сто рублей – это колоссальная сумма. И когда он давал мне две-три тысячи рублей, – неведомо, на месяц, на полгода или на две недели, – то считал, что даёт миллион… Вся его зарплата ежемесячно складывалась в пакетах у него на столе. Я не знаю, была ли у него сберегательная книжка – наверное, нет. Денег он сам не тратил, их некуда и не на что было ему тратить. Весь его быт, дачи, дома, прислуга, питание, одежда – всё это оплачивалось государством, для чего существовало специальное управление где-то в системе МГБ, а там – своя бухгалтерия, и неизвестно, сколько они тратили… Он и сам этого не знал».

А в другой раз, когда Светлана, к неудовольствию отца, развелась со своим мужем – сыном Жданова, генералиссимус несколько ограничил её «социальный пакет» и произвёл, выражаясь современным языком «монетизацию». В своей книге «Двадцать писем к другу» она вспоминала: «Он понимал, что, должно быть, мне всё-таки нужны деньги. Последнее время я училась в аспирантуре Академии общественных наук, где была большая стипендия, так что я была сравнительно обеспечена. Но отец всё-таки изредка давал мне деньги и говорил: «А это дашь Яшиной дочке…» В ту зиму он сделал много для меня. Я тогда развелась со своим вторым мужем и ушла из семьи Ждановых. Отец разрешил мне жить в городе, а не в Кремле, – мне дали квартиру, в которой я живу с детьми по сей день. Но он оговорил это право по-своему – хорошо, ты хочешь жить самостоятельно, тогда ты не будешь больше пользоваться ни казённой машиной, ни казённой дачей. «Вот тебе деньги – купи себе машину и езди сама, а твои шофёрские права покажешь мне», – сказал он. Меня это вполне устраивало. Это давало мне некоторую свободу и возможность нормально общаться с людьми – живя снова в Кремле, в нашей старой квартире, это было бы невозможно. Отец не возражал, когда я сказала, что ухожу от Ждановых. «Делай, как хочешь», – ответил он. Но он был недоволен разводом, это было ему не по сердцу… «Дармоедкой живёшь, на всём готовом?» – спросил он как-то в раздражении. И, узнав, что я плачу за свои готовые обеды из столовой, несколько успокоился. Когда я переехала в город в свою квартиру, он был доволен: хватит бесплатного жительства…»

Но при себе Сталин наличных денег не носил, хотя заработную плату и гонорары получал исправно. Конверты с деньгами валялись у него на Ближней даче повсюду: на столе, в серванте, даже на шкафах. Но именно с него пошла советская традиция: в случае необходимости брать деньги у собственных охранников. Об одном из таких случаев вспоминал сталинский телохранитель Алексей Рыбин: «Когда отдыхали в Боржоми, к Сталину пришли мужчина и женщина, соратники по прежнему подполью. Получилось так, что у этих грузин кончились деньги. Сталин при себе денег никогда не имел. Обратился к нам. Пустив по кругу фуражку, набрали триста рублей. Сталин разложил их поровну и в конвертах вручил землякам».

Незнание российских цен не мешало Сталину распоряжаться валютными резервами страны. Некоторым особо приближённым удавалось получать «финансовое благословление» вождя. Александр Яковлев вспоминал, как обмолвился о том, что нашей делегации, отправляющейся в Германию, платят скромные суточные, что ухудшает имидж СССР в глазах иностранцев. Сталин спросил, сколько составляют суточные. Узнав, что в день положено 15 марок, позвонил Микояну и распорядился, чтобы платили по 25 марок. А вот относительно закупки дополнительного оборудования, которое интересовало наших авиаконструкторов, он оказался ещё более щедрым. Когда Яковлев скромно попросил сто-двести тысяч марок, он дал распоряжение выделить миллион, а при необходимости – ещё один…

Сколько денег получал Сталин в конвертах, не известно никому. Гонорары за свои книги он официально тратил на выплату сталинских премий. Но есть информация о том, с какой суммы он ежемесячно платил партийные взносы. В январе, феврале и марте 1953 года взносы платились с суммы в 10 000 рублей в месяц, что составляло 15 средних зарплат в СССР. И это была только «открытая» часть доходов. Так что трогательные рассказы «сталиноведов» о «нищете» генералиссимуса далеки от реальности. Зато с тем фактом, что Сталин был против того, чтобы его изображение появилось на советских деньгах (а такие варианты рассматривались при подготовке денежной реформы 1947 года) не поспоришь. И при жизни вождя единственные монеты в 50 и 100 крон с его портретом были выпущены в Чехословакии в 1949 году…

За Хрущёва, Брежнева и Косыгина платили охранники

Никита Сергеевич Хрущёв продолжил уже упомянутую нами советскую традицию: первые лица страны наличных денег с собой носить не должны. В принципе это мудрое решение: вдруг во время встречи с народом кто-то денег попросит… Отказать неудобно, а сказать, что нет денег – не зазорно: скромность должна украшать коммунистов. Правда, понятия о скромности были относительными. Сергей Хрущёв вспоминал о поездке Никиты Сергеевича в Швейцарию в 1955 году: «Отец, конечно, в магазины не ходил, но в один из первых дней послал начальника охраны разузнать, почём швейцарские часы. Ещё с Донбасса часы, а особенно швейцарские, казались ему верхом роскоши. О своём «Павле Буре», приобретённом ещё до революции, отец вспоминал не иначе, как с благоговением. Разведчик вернулся, его рассказ просто потряс отца – часы стоили сущие копейки. Он тут же распорядился купить всем домашним, но подешевле. Каждый получил шикарные золочёные часы с автоматическим подзаводом…

Отец оказался не одинок. Вся советская делегация набросилась на часы. Нашлись на любой вкус. Охранники щеголяли обновками, с циферблата которых улыбался Сталин, стрелки торчали откуда-то из усов.

И снова, уважаемые читатели, мою душу стали терзать смутные сомнения: думаю, что большинству из вас известно, сколько могут стоить механические позолоченные часы швейцарского производства. Что-то тут не так. Для Хрущёва это были «сущие копейки»?!

Об отношении наших вождей к деньгам я расспросил подполковника 9-го управления КГБ Алексея Сальникова, который с 1956 по 1996 год работал в органах госохраны и занимался обслуживанием первых лиц: «Наличных денег никто из первых лиц с собой не носил. Помню, как в Оренбурге, где мы с Косыгиным были в командировке, я говорю: «Алексей Николаевич, там, в магазине, оренбургские платки и носки есть». Он спрашивает: «Хорошие?» Я говорю: «Да!» – «Откуда ты знаешь?» Я говорю: «За ними охотятся все, они редкие». Он спрашивает: «У тебя деньги есть с собой?» Я говорю: «Есть». Он: «Возьми женщинам, я тебе в Москве отдам». Я знал, что нужно троим покупать, Людмиле Алексеевне, Татьяне и Наташе. Купил, а потом в Москве он мне эти деньги отдал.

Ни Хрущёв, ни Андропов, ни Брежнев денег с собой не носили. Обычно у кого-то из охраны брали или у помощников. Косыгин или Хрущёв просили в магазине расплатиться, а Брежнев мог об этом и забыть. Иногда у кого-то из ребят были деньги, они за Брежнева платили…

Им, главным руководителям, конверты с деньгами принесут, да и всё. Конверты обычно клали в сейф. А потом, когда домой ехали, забирали кучку конвертов с собой. Тратили по-разному. Косыгин, например, когда ремонт дачи в Архангельском делали, отдал деньги на покупку мебели. Хотя должна была мебель бесплатная быть….

Командировочные у нас были следующие: базовый размер – 11 долларов в день. Но Алексей Николаевич, например, зачёркивал цифру и писал 60%. И получали все по 5–6 долларов, в зависимости от страны. Тогда это, правда, было значительно больше, чем сейчас. У него у самого формально были такие же командировочные. Я это знаю потому, что он часто давал мне свои деньги, чтобы я купил его жене, дочери, внучке какие-то мелочи. Помаду, туалетную воду, например. Ему самому я покупал отрезы ткани для костюмов, рубашки, галстуки…

В разных ведомствах, правда, были свои «кассиры», которые при необходимости расплачивались. В этом смысле «девятка» жила очень скромно. В МИДе, например, был некто Глышкин, который всегда имел при себе крупные суммы в валюте. И в ЦК были такие люди…»

В общем, можно, уважаемые читатели, сделать такой вывод: наличных денег советские вожди не носили по одной причине: они просто им не были нужны. Всеми финансовыми вопросами ведали «специально обученные люди» А вы говорите: «золото партии»…

Что касается денег, которые в СССР руководители высшего уровня получали в качестве заработной платы, то тут я могу сослаться на Юрия Чурбанова, который в своё время рассказывал мне о заработной плате Леонида Ильича Брежнева, чьим зятем он был. По его словам, генеральный секретарь получал заработную плату порядка 800 рублей в месяц (не считая гонораров от многомиллионных тиражей его книг и иных доходов). Деньги отдавал жене Виктории Петровне, а уже она распоряжалась ими по-своему. А маршалу Брежневу наличные просто были не нужны…