В середине октября Министерство культуры совместно с Фондом кино запускает общедоступную базу данных, содержащую детальные сведения о государственных инвестициях в кинопроизводство и сборах отечественных фильмов.
Проект повысит прозрачность индустрии, но поспособствует ли он росту эффективности бюджетных вложений и качеству кинематографии? Вопрос не праздный — прежде всего в части финансирования неигровых фильмов, практически лишенных проката, а следовательно, и внимания публики. За редчайшими исключениями художественным документам не находится места даже в телеэфире, а значит, мрачная андроповская сентенция «мы не знаем страны, в которой живем» остается по-прежнему актуальной…
«Культура» обсудила проблемы отбора и тренды развития отрасли с членами Экспертного совета по неигровому кино Министерства культуры России — режиссерами Евгением ГРИГОРЬЕВЫМ, Андреем ОСИПОВЫМ, Натальей ГУГУЕВОЙ и Иваном ТВЕРДОВСКИМ.
— Министерство культуры субсидирует производство документальных фильмов в объеме 65 процентов от их бюджетов на основе рекомендаций нашего экспертного совета, рассмотревшего в этом году более пятисот заявок. Дабы избежать корпоративного давления, мы голосуем тайно — «да» или «нет», не зная, ни кого отбирают коллеги, ни как чиновники подсчитывают голоса. Последнее обстоятельство — самое слабое место системы.
Несколько лет назад совместно с экспертом министерства Олегом Ивановым мы разработали прозрачный регламент подсчета, согласовали его с Ассоциацией документального кино, но он так и остался под сукном. Правда, серьезных нареканий в последние годы не возникало — итоговые решения о финансировании фильмов почти всегда совпадали с мнением экспертного сообщества. Волнует другое. Подсчитав голоса, министерство перестает участвовать в судьбе картин. Но через год или два всем очень хочется понять: что на выходе? Речь не идет о наказании не оправдавших доверия. Нужно поощрять тех, кто снимает хорошо. Да и наши питчинги к этому обязывают — год от года качество презентаций заметно растет.
С 2014-го грант Минкульта поддерживает лучшую двадцатку фильмов в бесплатном киноклубном прокате. Наша Гильдия охватывает заинтересованную аудиторию страны, способствуя «выравниванию диспропорции культурных услуг населению вне зависимости от территориального местонахождения». Аудитория этих лент не велика — примерно 15 тысяч зрителей. Чиновники говорят: нам нужны либо сборы, либо слава… Но у документалистов нет возможности соревноваться с коммерческими аттракционами на их территории.
Тем не менее Гильдия отслеживает производственный процесс — сейчас мы имеем аналитику за шесть лет, она есть в открытом доступе на сайтах Гильдии и Ассоциации документального кино и позволяет увидеть, кто наиболее эффективно расходует бюджетные средства.
Как повысить объективность оценок? Думаю, совокупный рейтинг фестивального проката, бокс-офиса и экспертов может быть более-менее объективен. Дополнительный импульс отрасли дало бы учреждение Национальной кинопремии. А пока… В год производится более двухсот неигровых картин, и очень хочется понять: где они?
Главные проблемы документального кино лежат в плоскости производства, пока непонятно, как к ним подступиться. Например, сейчас Минкульт финансирует не замыслы, а минуты экранного времени. Вторая общая беда — тотальное недофинансирование. Стандартная европейская документальная картина обходится в среднем около 200 тысяч евро. У нас — тот же порядок цифр. Недорогая рабочая сила компенсируется двукратно увеличивающейся ценой съемочной техники, ведь мы ничего не производим. Покупка профессионального объектива может съесть треть бюджета, а стоимость его аренды возрастает в России минимум троекратно. Конечно, можно снимать кино на айфон и иметь фестивальный успех, но зрители стриминговых платформ и кинотеатров не станут его смотреть. Мы очень тяжело преодолеваем технологический разрыв, в связи с чем особенно остро звучит главная дискуссия профессионального сообщества: что лучше — снимать меньше, но дороже или дешевле, но больше? Считаю, лучше меньше, да лучше! Пусть в министерстве защитятся не двести, а пятьдесят фильмов, но каждый с бюджетом от 12 миллионов. На эти деньги в течение года можно снять качественное кино, не размениваясь на поденщину. А что сейчас? Из отрасли бегут профессионалы, а зрители не желают видеть ленты, сделанные на коленке за десять дней. По объемам возможностей мы типичная средняя европейская кинематография, захлебывающаяся от вала картин, которые никто не видит.
Как отсеять шлак? Думаю, Минкульт может учредить предварительный питчинг на проектный development и выделять по 300–400 тысяч на подготовку экспликаций будущих фильмов к защите. Пока же все защищающиеся проекты у нас не крепкие.
Главная беда — отсутствие дорожной карты развития отрасли. Ни государство, ни министерство, ни сами документалисты не могут сформулировать сверхзадачу развития: сколько и каких лент нам надо, для чего? Единственный выход — постоянное общение и расширение круга участников, формирование внутрииндустриальной коллаборации с участием телекомпаний и активно развивающихся стриминговых платформ. Последние выглядят сегодня куда перспективнее. Городская аудитория ЦТ стремительно тает, а число пользователей платных сервисов растет.
Я не верю в прокатный успех, не подтвержденный банковским переводом. Был случай: на интернет-конкурсе фильм посмотрело 50 тысяч человек. Затем мы заглянули в ютубовскую аналитику, и выяснилось, что на самом деле кино увидело восемь человек — люди кликали бесплатный контент и, заскучав, закрывали страницу. Иной пример — сделанную при поддержке Минкульта короткометражку Владимира Головнева «Летсплей» посмотрели 120 платных подписчиков — поклонников киберспортивных игр. Сегодня нужно искать новые формы презентации: мир меняется, и выигрывает тот, кто работает на опережение. Amazon вносит в свою платформу до двухсот тысяч изменений в сутки, а мы годами проталкиваем пару законодательных актов.
Андрей Осипов, режиссер:
— Министерство разделило заявки на два конкурса. В первом мы оцениваем документальные проекты о культуре и искусстве, отечественной истории и войне, научно-популярные, образовательные, социально-нравственные, посвященные межнациональным отношениям, противодействию экстремизму, терроризму и преступности, борьбе с алкоголизмом и наркоманией, природе и экологии, медицине и здоровью нации, спорту, религии, а также дебютные фильмы. 44 эксперта разбиваются на пятерки, и каждая отбирает лучшие заявки в двух-четырех тематических рубриках, затем мы приглашаем отобранных претендентов на очную защиту. В этом году я с коллегами оценил около ста пятидесяти заявок социально-нравственной тематики и образовательные картины для детей.
Помимо тематического отбора, Экспертный совет открытым голосованием решает судьбу документальных лент, выделенных в рубрику «Спецпроекты». Это штучные ленты, обладающие повышенным фестивальным и зрелищным потенциалом, претендующие на крупные бюджеты. Не все могут эффектно презентовать свое детище, но кураж и оригинальная форма говорят порой лучше любых слов. Мои критерии просты: если я вижу неформальное отношение режиссера к выбранной теме, являющейся органичным воплощением его мироощущения, чувствую авторское горение, всегда говорю «да!».
Мы распределяем и получаем безвозвратные государственные деньги, это налагает серьезную ответственность. Документальное кино — особый вид искусства, оно требует качественно иного уровня восприятия. Наша миссия — научить человека думать, находить взаимосвязи между эпохами, людьми, событиями собственной жизни и повседневными явлениями. Такого открытого миру зрителя никто и никогда не сломает. В уважении к свободе, сердечном любопытстве, подкупающей непосредственности сопереживания и осмысления состоит квинтэссенция русского документального стиля. За это наши фильмы ценят, любят и ждут во всем мире, но соотечественники их почти не видят. Исключение — фестивальная публика и телеэфир, приспособленный к среднестатистическому, рассеянному потреблению визуальной информации.
Помимо проката, есть проблема финансирования — мы можем повысить качество, лишь приблизившись к стандартным западным бюджетам. Там в среднем считают от двухсот тысяч евро. У нас — в районе тридцати. По большому счету эта проблема решаема. Достаточно, не увеличивая общее финансирование отрасли, перестать распылять средства на сотни проектов, а сократив их число, повысить адресное финансирование. Успеха можно добиться, организовав открытую публичную защиту, транслирующуюся в реальном времени в интернет, позволяющую наглядно оценить потенциал претендентов… Открытый конкурс повысит качество заявок, престиж нашего ремесла. Хотелось бы, чтобы из ста фильмов двадцать было серьезных, а пять — шедевров. Это дополнительное сито позволит сконцентрироваться на идее, содержании, концепции. Может быть тяжело и накладно, но результат окупится сторицей, ведь пока региональные и центральные студии заваливают министерство заявками «на авось» — что-нибудь да пройдет, о качестве кино всерьез говорить просто некому.
На международной арене мы позиционируем страну через спорт, балет, классическую музыку, передовые вооружения, но самое главное сокровище России — люди: увидеть их красоту могут лишь художники-документалисты. Интерес международных смотров к нам огромен, но знаковых имен не так много, пространством неигрового искусства у нас живет несколько десятков человек, а лучшие из лучших — Косаковский, Дворцевой — вынуждены работать на европейские гранты и снимать за рубежом. Здесь им просто негде развернуться, наша производственная база год от года скукоживается, как шагреневая кожа.
Основная ставка — на энергию энтузиастов. В конкурсе спецпроектов этого года, безусловно, лидировали «Хроники» Евгения Григорьева — картина, анализирующая реальность глазами ведущих режиссеров-неигровиков. Автор задает им более тридцати ставящих в тупик вопросов, представляет синематограф как метод познания и способ объяснения в любви к профессии и жизни. Это подлинное кино без малейших признаков предсказуемости, парадоксальное исследование формирования культурного кода. Герои рассуждают на фоне домика-хромакея, и мне не терпелось узнать, какие кадры оживут на его зеленом фоне…
В тематическом конкурсе неигровых лент моим фаворитом стал пронзительно-грустный екатеринбургский проект «Мой папа — космонавт», основанный на дневниках жены Героя Советского Союза Олега Новицкого и бытовых рассказах подросших детей покорителей неба. Очень тронул фильм Ивана Твердовского «По следам корыта» — продолжение его картины «Корыто, лыжи, велосипед» 2013 года. Речь о почтальоне, помогающем обитателям вымирающей деревни в трехстах километрах от Москвы — очень светлая лента о мужественных и открытых людях русской глубинки. Как они поживают? Твердовский-старший заранее посетил место съемок и успешно защитился подробной экспликацией.
Наталья Гугуева, режиссер:
— Не все кинематографисты умеют убедительно питчинговать. Порой неудачная презентация губит сильные проекты профессиональных людей. Большой вопрос — насколько важен факт успешной публичной защиты? Есть художники, чьей сильной стороной является интуитивный поиск, есть те, кто умеет хорошо говорить. К каждому нужен индивидуальный подход, тем более в нашем цехе, где, как в коммунальной квартире, все друг друга знают.
Иной распространенный случай — заявки, в которых нет режиссерского замысла, напоминающие перепечатки из «Википедии». Я их отбраковываю, ведь если автор не предлагает осмысленного режиссерского решения картины, кино не получится. Но такие «видеосправки» нередко проходят конкурс неигровых лент.
Думаю, разумно было бы публиковать итоги экспертного голосования, но в целом к изменениям действующей модели распределения средств следует подходить крайне осторожно. Например, сообщество протолкнуло новацию, ухудшившую положение режиссеров, — по просьбам коллег министерство ввело дифференцированный коэффициент финансирования проектов в зависимости от сложности производства, но все эти детали уже заложены в сметах и вовсе не требуют специального пересчета. Из-за этого коэффициента нам стали бездумно урезать выделяемые суммы.
Спецпроекты прошлого года выглядели гораздо убедительнее. Очень жду премьеру «Искусственного интеллекта» Ефима Резникова, пообщавшегося с учеными из разных стран. Надеюсь, он выйдет на глобальные обобщения и расскажет о влиянии ИскИнов на нашу жизнь. В Японии, например, уже заключают браки с искусственными женщинами. Не менее любопытен российско-американский проект Юлии Бобковой «Станиславский» — о том, как в разных странах работает система Константина Сергеевича. В этом году порадовалась успеху ленты «Танцующая природа» Светланы Быченко — фильм о том, как люди и птицы «объясняются в любви» друг другу, о единстве и глубочайшей связи культуры и природы.
Иван Твердовский, режиссер:
— Судить о фильме по заявке довольно трудно. Надо внимательно смотреть, кто ее написал. Во вторую очередь интересуюсь режиссерской экспликацией, а затем синопсисом. Удручает малое число дебютантов. Куда пропадают выпускники неигровых мастерских — для меня загадка. И со спецпроектами в этом году была беда. Изначально повышенные сметы выделялись на десять лент, сейчас те же 70 миллионов рублей распределяются между двадцатью режиссерами, что автоматически сказывается на качестве.
В этом году выделю питерский проект «Человек границы» Сергея Карандышева, решившего пройти на поморских кочах от устья Енисея до мыса Дежнева. Как любая северная эпопея, это очень трудоемкая и затратная история; автор просил семь миллионов, а дали четыре — этих денег хватит лишь на обустройство лагеря и две недели съемок. Если он не найдет дополнительных денег, за проект и браться не стоит.
Иное дело — барышня, попросившая восемь миллионов рублей на съемки «Русской Ниццы» на Лазурном берегу. Этот пример говорит об уровне понимания спецпроектов. За последние годы наших документалистов научили мыслить в масштабе двух миллионов. Треть от этой суммы составляют авторские гонорары. Может ли прожить на эти деньги режиссер и съемочная группа из десяти человек в течение нескольких месяцев? Чтобы как-то свести концы с концами, профессиональные авторы снимают одновременно по три-четыре фильма в год. При этом лучшие из нас не способны работать в этом режиме без ущерба качеству.
Удручает, что из двухсот заявок две трети снимаются для телевидения, у которого имеется собственный источник средств. Почему творчество телевизионщиков должно финансироваться нашим ведомством — непонятно. По крайней мере, Министерство культуры могло бы заставить телевизионщиков ставить лучшие неигровые ленты в эфир. Пока этого не происходит.
Думаю, нужно менять тендерную систему, распространяющуюся у нас на все сферы деятельности — от производства фильмов до установки общественных туалетов. Как правило, эти конкурсы выигрывают недобросовестно демпингующие предприниматели. Поэтому появляются режиссеры-невидимки, не имеющие никакого отношения к отрасли. Государственный комитет по кинематографии отвечал за художественные результаты финансирования, а сейчас работает формула: «Дадим денег, посмотрим, что наснимаете…» Но получается, что смотреть-то и некому.
0
14.96
