29 ноября на телеканале «Россия» стартовал 14-серийный «Тихий Дон» в постановке Сергея Урсуляка. Почему этот роман оказался актуальным и что в нем сегодня волнует больше всего — режиссер рассказал The New Times
Сергея Урсуляка знают в основном как создателя «Ликвидации», хотя до этого он снял несколько художественных фильмов, получивших премии на разных фестивалях. Отмечен был его режиссерский дебют — «Русский регтайм», за ним последовали «Летние люди» по пьесе М. Горького «Дачники», «Сочинение ко Дню победы» о трех фронтовых друзьях, которых блистательно сыграли Олег Ефремов, Вячеслав Тихонов и Михаил Ульянов, «Неудача Пуаро» с Константином Райкиным в главной роли и «Долгое прощание» по повести Юрия Трифонова.
Но после «Ликвидации», столь любимой телезрителями, он стал «сериальным» режиссером. Сам Урсуляк говорит, что переход из кино в сериалы ничего не поменял в его манере съемки. Он так же долго репетирует и снимает на пленку. После сериала «Исаев» — о молодости знаменитого Штирлица — он экранизировал роман Василия Гроссмана «Жизнь и судьба». А затем почти год в окрестностях станицы Вешенская снимал «Тихий Дон».
«Жизнь и судьбу» вы сначала экранизировать не хотели, это было предложение канала «Россия». А снимать «Тихий Дон» — ваше желание?
Честно говоря, после «Жизни и судьбы» мне хотелось снять что-то локальное, без выстрелов и насилия. Я предложил несколько вариантов. Но руководителей канала они не вдохновили. Зашел разговор о большой хорошей литературе. Тогда, думая, что это невозможно осуществить, никто не даст столько денег, я предложил экранизировать «Тихий Дон». Это один из самых любимых моих романов, и я хотел снять его давно. Моя идея совершенно неожиданным образом произвела впечатление на руководство канала. Наши желания совпали. Это было поразительно. Вот так все сложилось — и мое давнее желание поставить эту вещь, и финансовое участие телевидения
Право на выбор
После событий на Украине «Тихий Дон» воспринимается особенно актуально. Вы брали это в расчет?
Когда мы начали снимать, война на Украине еще не началась и об актуальности я не думал. Я думал о другом: к чему приводит то, что любой человек, выросший в Советском Союзе, так или иначе впитал в себя нетерпимость к чужому мнению, нежелание услышать рядом стоящего и рядом говорящего, абсолютное пренебрежение к чужому укладу жизни. Мне просто по-человечески очень жаль казачьи семьи Мелеховых, Астаховых и Коршуновых. «Тихий Дон» — это трагедия любого сообщества, куда приходят чужие люди и разрушают привычный мир. Да, этот мир был несовершенен, но это был их мир, а теперь его нет. Вот эта тема волновала меня гораздо больше. Я думаю, похожие чувства испытывают иракцы, к которым приходят американцы; афганцы, к которым приходили мы; индейцы, к которым приходили конкистадоры…
«Для меня важны внизу стоящие, первые идущие в атаку, первые погибающие и больше всех пострадавшие. Я хочу, чтобы зритель сочувствовал именно таким людям»
Герой Юрия Трифонова в «Долгом прощании», которое в свое время вы экранизировали, говорит, что «история страны — многожильный провод». Какой «провод» из «Тихого Дона» важен для вас? И кого из героев романа мы не увидим
В сериале не будет линии Штокмана, этого странного прибалта, приехавшего в хутор и начавшего развращать казаков, направляя их в сторону социал-демократии. Мне кажется, что Шолохов ввел эту линию, чтобы была видна работа партии по внедрению в казачество. Мы убрали линию Бунчука. К сожалению, у нас нет Петрограда — мы не могли финансово потянуть такие огромные переезды. Вообще, движения народных масс в искусстве для меня потеряли ценность. Это не производит на меня впечатления в кино. Мы можем воспринимать какую-то утрату, только когда она связана с конкретным человеком, которого мы знаем. Я не хочу разбираться в правоте белого или красного движения. Не в этом дело. Я убежден, что при такой жестокости, при такой крови, при таких жертвах эта правота теряет всякий смысл. Самое важное для меня в этой истории — это право человека на свободный выбор, на жизнь без вмешательства в нее даже с самыми благими намерениями. Людям надо дать возможность жить так, как они хотят. Не надо улучшать чужую жизнь. Не надо очаровываться ложными идеями и разрушать то, что сделано хорошо. Именно про это я и снял картину. Для меня важны внизу стоящие, первые идущие в атаку, первые погибающие и больше всех пострадавшие. И на Украине мне больше всего жалко погибших и покалеченных детей, стариков, мирных жителей, ни в чем не повинных. Я себя с ними ассоциирую и хочу, чтобы зритель сочувствовал именно таким людям.
Фильм для себя
«Тихий Дон» никогда не был обделен вниманием театральных и кинорежиссеров. Что вы скажете про фильмы Сергея Герасимова и Сергея Бондарчука?
Фильма Бондарчука я не видел. А картина Герасимова снята в классическом сталинском «высоком стиле». В ней снимались великие артисты. Герасимов очень хорошо чувствовал время. Через несколько лет после «Тихого Дона» он снял «Люди и звери» уже в совершенно другой эстетике, в иной манере. Уверен, если бы он снимал «Тихий Дон» года на два позже, он бы это сделал совершенно по-другому. Сейчас интернет полон возгласов: как ты посмел снимать «Тихий Дон» после фильма Герасимова. Посмотрите — оцените.
У вас, в отличие от Сергея Герасимова, снимались не звезды, а молодые артисты. Для многих это дебют.
Это было для меня принципиально. Все экранизации «Тихого Дона» почему-то начинаются со сдвинутых бровей и с ощущения того, что скоро произойдет что-то страшное. А оно произойдет нескоро. И нужно понять, как и почему до этого было не страшно.
Герасимов пригласил на роль Григория сорокалетнего артиста, а ведь вначале романа ему всего 18 лет — он мальчишка. И Аксинья очень молодая женщина. У меня ее играет Полина Чернышова — это ее дебют. Она по своей одаренности абсолютно выдающаяся актриса. Но, конечно, помимо одаренности в руках должна быть еще профессия. А профессией она еще не овладела. Но у нее необыкновенная сила веры в предлагаемые обстоятельства. У меня есть кадр, где она проходит по дому в хорошем настроении, а потом в окно видит Степана. И вдруг я вижу, что у нее от ужаса начинает пунцоветь лицо. Она не просто играет, сдвинув бровки или подняв их, у нее изнутри приходит волна. Думаю, если бы физиологически это было возможно, она бы в сцене родов родила. Она из тех актрис, которые на это способны. Но ей, скажу снова, как и другим молодым ребятам, конечно, необходимо овладеть профессией. Работа с таким количеством молодых артистов — для меня уникальный опыт. Я редко кричу на артистов. А здесь я кричал на них, не переставая. Кричал от своей беспомощности. Я не привык к тому, что актер смотрит на меня и не делает того, что я прошу. Здесь была большая группа молодых, дебютирующих, шарахающихся от камеры актеров. Но они безумно талантливые. И конечно, если бы у нас снимались по нормальному сценарию нормальными режиссерами нормальные фильмы, думаю, у каждого из них впереди было бы замечательное будущее.
У вас и младшая дочь впервые снялась?
Я не хотел снимать Дашу, но долго никого не мог найти на роль Натальи, поэтому взял ее. Я очень доволен ее работой, так же, как работой всех молодых ребят.
Но молодежь молодежью, а без Сергея Маковецкого вы обойтись не смогли. Почему вы выбрали его на роль «турковатого» Пантелея Прокофьевича?
Сережа не боится меняться. Есть артисты, которые изо всех сил пытаются дать понять, что им всего лишь слегка за 40. А Сережа не боится быть отталкивающе старым.
На какого зрителя вы рассчитываете?
На самом деле любой режиссер, если только он не делает коммерческую вещь, все фильмы делает для себя. Вот и этот фильм — для таких, как я. Мне кажется, если не включать телевизор с желанием увидеть Глебова и Быстрицкую, то это может даже и понравиться. Только надо сесть и внимательно смотреть, не отрываясь на питье чая. Я стараюсь делать телевизионные фильмы по закону кино.
Лампасы, шашки и фуражки
Известно, что до революции казаки были оплотом царя и Отечества, и идеи социализма они не приняли. При советской власти шло не только раскулачивание, но и расказачивание. Даже запрет казакам служить в Красной Армии был снят только в 1936 году. Как, по-вашему, сейчас складываются отношения казаков с нынешней властью?
Я не специалист по казачеству, но то немногое, что я понял и ощутил за время съемок, — мало нацепить лампасы, шашку и фуражку, чтобы быть казаком. Казачество — это прежде всего отсутствие рабского сознания и экономическая независимость. А сейчас тех, кто не был рабом в течение последних ста лет, уничтожили. Жизнь современных казаков существенно изменилась. Экономической самостоятельности никакой. Они ходят в те же супермаркеты, что и мы. Ездят не на лошадях, а на машинах. Что же касается их отношения к политической ситуации в стране, то за пределами Москвы многие наши проблемы выглядят по-другому. Там люди живут гораздо более спокойной жизнью, без решения глобальных задач. Они выживают. Им некогда. Атмосфера жизни там гораздо спокойнее. Притом что Украина очень близка к ним и беженцы в Ростовскую область хлынули потоком. Но там нет немотивированной агрессии, как у нас.
«Мало нацепить лампасы, шашку и фуражку, чтобы быть казаком. Казачество — это прежде всего отсутствие рабского сознания и экономическая независимость»
В «Тихом Доне» во время войны один из героев говорит, что «сердце не впитывает жалости». У меня такое ощущение, что и сейчас у нас происходит нечто подобное, какой-то процесс расчеловечения. Взять хотя бы недавнюю историю про пятимесячного таджикского ребенка, которого отобрали у матери и на следующий день он умер. Что с нами происходит?
Это оборотная сторона нашей жизни — когда люди не воспринимают чужую боль как свою. Это защитная реакция организма. Наше общество дичает. Единственное, что я могу в этой ситуации сделать, — попытаться снять фильм, который хотя бы кому-то, той небольшой массе людей, которые будут его смотреть, даст импульс к другому взгляду. Может быть, это наивно, но это моя индивидуальная петиция. Я не знаю другого способа влияния на общество.
0
70.00
