Публикации «Огонька», в которых рассказывалось о готовности сотен буров-африканеров из ЮАР переселяться в Россию («Бурский интерес» и «Бурский интерес-2» от 6 августа (№ 29) и 10 сентября (№ 34)), вызвали живейший отклик не только в России, но и в самой ЮАР: буры-африканеры, пригласив помощника омбудсмена Ставропольского края Владимира Полубояренко приехать в страну, чтобы оценить, насколько остра бурская тема, предложили присоединиться к поездке и нашему обозревателю.
Каково это, быть белым фермером в сегодняшней ЮАР? Вопрос, нелепый вроде бы на первый взгляд (процветающая демократическая страна, член БРИКС и т.д. и т.п.), на самом деле больной для сотен тысяч людей, еще вчера преуспевающих и уверенных в завтрашнем дне, а сегодня — растерянных, встревоженных неясностью перспектив, а то и всерьез напуганных происходящим на прежде благословенной африканской родине.
Жить в ситуации, когда обладание имуществом, хозяйством, положением в обществе не гарантирует в будущем ничего,— это удивительным образом роднит нынешние будни белых фермеров ЮАР с революционной Россией столетней давности. И вовсе не случайно среди буров едва ли не самое популярное кино сегодня — переведенное на язык африканеров российское «Собачье сердце»: и персонажи, и коллизии в нем настолько громко перекликаются с текущей местной действительностью, что зрители диву даются, отмечая провидческий дар неведомого им прежде писателя Булгакова. А главное, что заботит попавших в неожиданный исторический переплет людей, формулируется просто: будут ли в итоге отбирать землю без выкупа? Если да, то южноафриканская история и судьбы множества людей пойдут одним путем, если нет — другим.
Земля без воли
Сегодня 71 процент сельхозземель принадлежит белым фермерам, а риторика темнокожих политиков сводится к тому, что «белые украли наши земли, надо их вернуть». На риторику прежде не обращали серьезного внимания, но все изменилось после жесткого заявления главы радикальной марксистской оппозиции и лидера партии «Борцы за экономическую свободу» (EFF) Джулиуса Малемы: «Время для примирения прошло, настало время справедливости». За словом пришло и дело: нижняя палата парламента ЮАР большинством (241 голос из 400) еще в начале года проголосовала за принятие закона, предусматривающего экспроприацию земель.
В настоящее время закон, правда, не действует — мешает 25-я статья Конституции ЮАР, гарантирующая неприкосновенность частной собственности. Эта статья, как разъяснили «Огоньку» представители партии парламентского меньшинства «Фронт свободы плюс», входила в число «трансфертных договоренностей» 1994 года между мирно сдававшим позиции Фредериком де Клерком и новой властью в лице «Африканского национального конгресса» (АНК) с Нельсоном Манделой во главе. Эти договоренности, собственно, и обеспечили мирный переход власти от белого меньшинства черному большинству, на них и держалась стабильность в стране долгие годы. Увы, с уходом Манделы из политики, а потом и из жизни, «пакет политического транзита» стал стремительно «худеть». И сегодня 25-я статья, по сути, последний уцелевший бастион (а для ЮАР — основа экономического благополучия страны). Рухнет он — все «поползет» по швам.
«Наши фермы — наши дети, смотреть на них с точки зрения инвестиций — узко, они — наша душа,— поясняет "Огоньку" один из тех, кого в этой стране называют "мегабуры", то есть очень богатые фермеры, владелец компании по производству люцерны Андриес Дювенахе.— Да и к чему темнокожим наши земли? Они не обладают нужными знаниями и культурой!»
Так исторически сложилось, что большинство из народностей ЮАР еще столетие назад занимались охотой и скотоводством, а уровень земледельческих навыков у них если и имелся, то невысокий. Африканеры вспоминают историю: в свое время власти (еще в 1913 году) выкупали земли, чтобы отдать их бантустанам (поселениям племен). Учитель истории в школе Орании Элика Юбер разъясняет: «90 процентов из этих земель забросили, а ведь это были 74 процента самых плодородных земель в стране!» Белые же, потратив силы и время, разбили новые «города-сады» на бывших пустошах. Например, в Хартсвотере, куда в 1933 году переселились пострадавшие от Великой депрессии и засухи, наладив там систему ирригации. Сейчас этот район — одна из житниц ЮАР. Логика Элики Юбер безупречна: белые не просто умеют возделывать земли, у них есть средства, чтобы делать это грамотно и по последнему слову науки и техники, и другая психология.
«Вы видели дерево пекан? Нужно семь лет, чтобы оно начало плодоносить, а среди темнокожих немногие понимают, как можно ждать так долго! Хотят все и сразу,— сетует Альфонс Фиссер, основатель компании "Золотой арахис и три орешка", которому принадлежат 40 процентов всего производимого в стране арахиса, столько же — ореха пекан, который экспортируется в Китай, 20 процентов хлопка (а еще его компания поставляет в соседнюю Ботсвану столько молока, что это покрывает 30 процентов потребностей страны).— А начинал я с 5 тысячами рандов в кармане (меньше 400 долларов.— «О»), мой отец потерял все из-за санкций против апартеида, и ему пришлось переехать с женой и детьми в малюсенький домик». Стена этой мазанки стоит прямо во дворе завода. Фиссер «стену памяти» бережет. «Сегодня политики любят покричать, как белые все украли, но мне они так сказать не могут — я построил все с нуля, и мои 1400 работников сегодня живут лучше, чем я в детстве»,— не без гордости замечает он.
Понятно, что такие, как Альфонс — сумевшие подняться из низов, способные организовать любое дело, сдаваться без боя не намерены. И при самом плохом раскладе будут защищаться. «Это мои земли, я вложил в них столько труда, сил и средств, и пусть кто-то попробует сюда сунуться. Они ими завладеют только через мой труп!» — не скрывает эмоций основатель крупной агрокомпании Вернер Эрасмус. Он подчеркивает: буры не намерены лезть в драку первыми, но порох, что называется, держат сухим — законы не возбраняют получать лицензии на хранение и ношение оружия, а фермы все больше напоминают сегодня крепости (специально оборудованные бункеры, оружейные комнаты, отряды самообороны). При этом собеседники отмечают: все это — крайний вариант, но сегодня, в «период неопределенности», важно подготовить «резервные позиции» и внимательно следить за тем, что скажут и сделают власти.
Позитивным такой мониторинг признать трудно: власти предпочитают раздавать популистские обещания и не вспоминать о том, что первенством страны на сельхозрынке континента они обязаны именно белым фермерам. На официальном уровне не любят говорить и о том, чем чаще всего заканчивались сюжеты с передачей земель в прошлом.
Можно, конечно, об этом не говорить, но сложно закрыть глаза: в окрестностях едва ли не всех крупных городов встречаются брошенные фермы и остовы некогда роскошных загородных усадеб. Вариантов печальных историй множество, но все они, как правило, сводятся к тому, что когда-то (насильно или по согласованию с владельцами) некогда процветающее хозяйство перешло в руки государства, которое, в свою очередь, одарило им какую-то общину или народность. Новые хозяева в меру сил и возможностей принимались управлять хозяйством, но отчего-то всякий раз процветающий объект приходил в упадок — земли «выдыхались», а фермы чахли. У эти типовых историй и концовки тоже типовые: либо после нескольких лет «новые хозяева» бросали дарованное имущество, либо на его развалинах возникало очередное «гетто» со всеми печально узнаваемыми атрибутами бедности — «сарайчиками» для жилья, мусором со всех сторон, разгулом криминала и полуголодными обитателями.
Разноцветные гетто
Мне довелось побывать в одном из таких поселений для черных под названием Табонг с населением 700 тысяч и отчаянно малым числом того, что можно назвать домами. Остальное — металлические сарайчики — коробки, которые летом раскаляются как домна. Жить там — пытка. Стоит ли удивляться, что жители Табонга называют человека, который когда-то строил им нормальные дома, «папой»? В миру Йохан Фуше — владелец крупной строительной фирмы. В свое время он получил крупный госконтракт на строительство домов для бедных в Табонге (так власть реализовывала программу Манделы по социальному расселению малоимущих), но недавно власти контракт отобрали со словами: «Это неправильно, что вы — белый, а строите за наши деньги». Фуше под строительство выкупил землю и на отнятом контракте потерял около 2 миллионов рандов. Теперь он навещает басуту (народность, живущая в Табонге) изредка, помогая, чем может. Они ему всегда рады, но нет-нет, да и спросят: «Папа, когда вернешься? Когда дом построишь?» Ему еще достает сил шутить, когда они уходят: «Хорошие они, добрые, но темные. Во многих домах, что я построил, канализация уже не работает. Они не отличают ее от мусоропровода и кидают в унитазы даже шкуры животных». Но обитатели и без канализации счастливы: в домах, построенных «папой», есть свет и вода, нормальные стены, окна со стеклами.
Белые, впрочем, больше не строят. Зато кварталы металлических сараев плодятся со страшной силой — они встречаются на всех дорогах и во всех провинциях ЮАР. Это не наследие апартеида — они возникли уже после его падения. Аборигенов привел в сараи призыв «строиться на землях белых»: популисты именно так представляли себе освоение пространства — «столбить территорию». Ну вот, теперь застолбили. Создав в итоге широкое поле для маневра местным коррумпированным властям и бандитам, которые вымогают у владельцев сараев арендную плату за землю — по 500 рандов в месяц (2500 рублей), для большинства — астрономическая и неподъемная сумма.
«Жилища черных» времен апартеида тоже сохранились. И на них теперь серьезный спрос, потому что в те времена строили пусть и не изысканно, но на совесть. Верх мечтаний — переселение в дома для белых. Как, например, в Волмаранстаде — некогда «белом городе», в котором теперь следы разрухи и запустения уже не только на уровне глаз, но и под ногами — отбойник на тротуарах пошел плясать, края дороги как будто объело фантастическое существо. Проследив за моим взглядом, наш гид-переводчик Йохан дю Туа вздыхает: «Так раньше никогда не было, дороги были идеальные».
Но главная примета дня нынешнего и того, что «раньше не было», это белые гетто. Речь о кварталах для обнищавших африканеров, живущих почти в таких же условиях, как и черные граждане. Отличия, впрочем, есть — они в… эстетике. Жители белого гетто стараются хоть как-то украсить быт: выложат камушками у входа welcome, соорудят клумбы, притащат откуда-то деревянную несуразную «женщину с веслом». Одно из самых респектабельных «белых гетто» находится в местечке Кляйнфонтейн, неподалеку от Претории. Это своего рода резервация, куда стекаются буры-африканеры, по той или иной причине оказавшиеся на дне южноафриканского общества.
Как, например, Петра Алхрейн — женщина лет 50, всю жизнь проработавшая прислугой. Но вот уже лет десять как работы не стало: приоритет неквалифицированного найма — у черных. Как выяснил «Огонек», можно даже составить градацию преференций по найму на работу в ЮАР: быстрее и проще всего устроиться темнокожим дамам, на втором месте — представители секс-меньшинств, далее темнокожие мужчины и только потом белые. Муж Петры Хэндрик Струа когда-то работал на мясоперерабатывающем заводе простым рабочим: «В один прекрасный день пришел управляющий и сказал, что поступила разнарядка — один белый на 100 черных, а на заводе белых куда больше этого количества, поэтому многих увольняют. Вот так я остался без работы». «Многие мои друзья живут буквально на помойках в больших городах,— добавляет Петра.— Я им предлагала переехать сюда, по крайней мере тут тихо и безопасно, но они ни в какую!»
Что-что, а охрана у Кляйнфонтейна действительно неплохая: территория обнесена колючей проволокой (верхняя часть — под напряжением), КПП с воротами, пропускной режим. В общем, все, чтобы маленькую резервацию с полутора тысячами жителей не тревожили темнокожие сограждане, живущие по соседству на территориях, которые застолбили. Никому в голову не приходит называть этот режимный «эксклюзив» новой разновидностью сегрегации — наоборот, «гетто для белых» сами буры считают благом, поскольку это хоть в какой-то мере дает им ощущение физической безопасности.
Убей бура
Уровень насилия в южноафриканском обществе имеет только одну тенденцию — к росту. Сегодня, например, ЮАР уже обогнала по показателю «убийства» Афганистан. Но даже на таком фоне насилие в отношении белых фермеров — особая статья. За минувший ноябрь на них нападали 60 раз (два убийства) — «тихий» месяц, в этом году бывали и такие, где по десятку-другому убийств. Но цифры не дают возможности почувствовать атмосферу напряженности, которая царит сегодня в обществе африканеров, чтобы это понять, надо посетить «белые гетто», увидеть хранилища оружия в частных домах (хотя правила его использования ужесточены до предела), колючую проволоку и КПП на въезде в некогда благополучные районы городов, отряды самообороны, патрулирующие окрестности.
Надежды на то, что ситуацию в ЮАР долго удастся удерживать под контролем, тают с каждым днем. «Политики так часто обещали, что отберут земли у белых и настанет золотой век, что рано или поздно народ взбунтуется, и вряд ли властям окажется под силу остановить растущую волну криминала»,— считает владелец автозаправки, магазина запчастей и супермаркета в Хартсвотере Нико Куцие. Не знаю, куда ей (волне) еще расти: белые уже давно перестали подвозить «голосующих» на дорогах из-за риска быть убитыми или ограбленными, в Йоханнесбурге стараются не останавливаться перед светофором (риск быть убитым выстрелом через стекло), полицию в ряде районов охраняют ЧОПы, потому что и на черных полицейских также нападают бандиты и грабят их. По словам замглавы Союза фермеров Трансвааля (TLU) по политическим вопросам, бывшего армейского генерала Криса ван Зела, официальная статистика неточна, но у TLU есть своя: средний показатель убийств по стране — 31,1 на 100 тысяч человек, по полицейским эта цифра равняется 54, а по фермерам — 132,8 на 100 тысяч.
Будучи в гостях у самой влиятельной организации буров «Африфорум», мы получили в подарок книгу «Убей бура». Ее автор — замдиректора движения Эрнст Руц. В книге собраны истории нападений на африканеров. «Конечно, пара-тройка тысяч убитых не позволяют говорить о планомерном истреблении народа, но такая статистика показывает нарастающий уровень нетерпимости и агрессии. С него-то и начинается путь к геноциду… Мы продвинулись по этому пути как минимум на пару шагов»,— убежден глава «Африфорума» Келли Крил.
Возможен ли «Великий трек — 2»?
Африканеры обосновались на юге Африки в ходе нескольких волн переселения. Продвижение вглубь континента и освоение целинных земель –- отдельный этап, получивший в истории название Великий трек. Будучи потомками голландских, французских и немецких протестантов XVII века, за истекшие века они привыкли надеяться только на себя и на Бога. Вера в их жизни играет первостепенную роль: тут не садятся за стол, не помолившись, в воскресенье посещают церковь, где всей общиной радостно поют гимны, старшие благословляют младших, а после недельного общения с представителями бурской элиты вас не покинет ощущение, что как минимум одно из образований у каждого второго мужчины — богословие. Тем интереснее мнение пастора хартсвотерской церкви Мартина Куцера: «Я верю, что еще можно остановить процесс». Но по тому, как он это сказал, осталось ощущение, что речь тут не о вере, а о надежде. О надежде народа на выживание и сохранение себя как культурной общности.
«Мы не хотим потерять свою самобытность: язык, культуру, нашу веру,— делится наболевшим представитель Федерации африканских культурных ассоциаций (BIRD’s CMC) Крис Опперман.— И не только мы этим обеспокоены! Я общаюсь с нашим бывшим президентом Табо Мбеки, так он встревожен, что проблемы сохранности возникают не только у африканеров, но и у всех народностей страны». Речь, например, о закрытии вузов, преподающих на африкаансе или других языках, кроме английского. А еще есть опасения, что, если дело дойдет до крайности и надо будет уезжать, спасая жизнь, буры-африканеры просто растворятся в других культурах. «Мало мест на земле, где соблюдают традиционные ценности, и где так важна христианская Вера, поэтому Россия нам так интересна»,— подчеркнул Опперман.
Ближайшие месяцы станут своего рода исторической развилкой: от того, будет ли запущен процесс тотальной экспроприации земель, зависит, куда свернет история африканеров. Страну уже покинули 800 тысяч буров. Новой родиной для них стали Австралия, Канада или США. Но Канберра недавно ужесточила миграционные требования для африканеров: теперь там принимают только лиц не старше 55 лет и способных инвестировать в экономику острова миллион долларов. Иными словами, мир не готов к массовому исходу из ЮАР, как когда-то оказался не готов в такому же потоку беженцев из революционной России.
Велики ли шансы, что исход состоится? Подавляющее большинство африканеров об этом всерьез пока не думает, хотя ком проблем, с которыми им доводится сталкиваться ежедневно, нарастает, как и угроза их личной безопасности. Очевидно: пока можно более или менее сносно поддерживать привычный образ жизни, никто с насиженных мест не тронется.
Конечно, понятие «сносно» уже претерпело изменения: африканеры, например, привыкли к отключениям электричества. И как тут не вспомнить упомянутого уже Булгакова: «Почему электричество, которое, дай бог памяти, тухло в течение 20 лет два раза, в теперешнее время аккуратно гаснет раз в месяц?» Так вот этот этап в ЮАР уже пройден: невидимая рука дергает рубильник в ежедневном ритме, а если в отеле свет и горячая вода вечером есть, значит у него свой генератор на солярке. Впрочем, воды в кране может не оказаться не потому, что владелец дома за нее не заплатил. Жители исправно вносят коммунальные платежи, вот только местные власти тратят их на… зарплаты госслужащим (деньги на них или не поступают из федеральной казны по причине ее дефицита, или разворовываются по дороге). Понятно, что время от времени чуть ли не в каждом городке идут стачки недовольных такими отключениями плательщиков. Привычный уклад жизни африканеров изменился и за счет серьезного ухудшения качества дорожной инфраструктуры, которую 20 лет почти не обновляли, и в связи с мерами безопасности, которые приходится принимать ежедневно. Но ко всем этим неудобствам можно привыкнуть, при условии что вы не жертва нападения и ваши близкие тоже.
Те, кому не повезло, предпочитают переехать в анклавы. Самым серьезным представляется оранский проект. А разговоры про возможность обособления вплоть до отделения «Кейпов» (три крупные провинции на западе, востоке и юге страны с серьезным белым «представительством») не более чем слова. По мнению жителя тех мест Йохана дю Туа, политики, теоретически, были бы не против реализовать такой вариант, есть даже партия, ратующая за отделение Кейпов, но на деле тому мешают три фактора. Первый — самый либеральный в стране настрой местных белых жителей («Они за права темнокожих ратуют больше, чем сами темнокожие»). Второй — демографический (в Западном Кейпе всего 800 тысяч белых на 5,8 млн жителей, в других Кейпах соотношение примерно такое же). И последний — в Кейпах нет больших рек, а в самостоятельное «плаванье» нельзя пускаться без источника питьевой воды.
Впрочем, если в стране начнется хаос, шансов выстоять все равно никаких, даже у Орании, которую почитают идеальным анклавом. Причин несколько: помимо тотального передела собственности (прежде всего земельной), взорвать обстановку способны массовые забастовки шахтеров, разгул преступности или вооруженные столкновения между коренными народностями. В любом случае сложнее всего придется фермерам, потому как сельхозработы несовместимы с войной. И сегодня вызывает удивление, как им удается пахать, сеять, жать, при том что ежедневно на кого-то из них нападают — дома или на полях.
Россия в тумане
Наиболее прозорливые среди африканеров — «мегабуры»: они уже ищут варианты для вывода капиталов. Россия в качестве объекта инвестиций, правда, большинством пока не рассматривается. Потому что далеко, холодно и главное — непонятно. Меня буквально засыпали вопросами о налогах, ставках кредитов, климатических зонах, количестве необходимых разрешений и справок, устройстве систем сертификации и т.д. Но главное — о том, как купить землю. Детальное погружение в российские реалии вызывало у буров ступор. Им не понятно, почему, если ключевая ставка ЦБ 7,25 процента, проценты по кредиту в банке будут вдвое выше? Почему в смету надо закладывать разного рода поборы проверяющим структурам? Что значит откаты и крыша?..
Сознание свободного фермера, привыкшего четко организовывать пространство на десятки лет вперед, никак не соединяется с постоянно меняющейся российской действительностью. Буры, например, просят адрес сайта банка данных по инвестпроектам, где можно узнать, что российским властям требуется в каждом из регионов в сфере сельского хозяйства. И как-то неловко объяснять, что такого нет, что по каждому конкретному случаю будут идти долгие консультации на самых разных уровнях. Что еще есть крупные агрохолдинги, для которых такие компетентные профессионалы, как они,— ненужные конкуренты, а власть любит опекать монополии, особенно государственные, хотя для видимости и борется с ними.
Правда, кое-кто из «мегабуров» и через эти тернии готов продираться, если удастся хоть как-то прояснить ситуацию, потому что они привыкли жить будущим, а оно — за странами с большими запасами сельхозземель и воды, среди которых по всем показателям Россия — первая. Тот же Альфонс Фиссер («главный» по пекану и арахису) после беседы с нами всю ночь самостоятельно изучал климатические и земельные карты России. Утром радостно сообщил: «В Ставрополье можно сажать пеканы! Есть три-четыре точки, где для этого все условия. Через семь лет получим первый урожай, а потом наладим экспорт в Китай — из России ближе, чем из ЮАР». Владимир Полубояренко пообещал ему поговорить при случае с губернатором, авось из этой затеи что-то да и вырастет. Помимо Фиссера интерес возник и у Бергерта Нуде, чья кукуруза вымахивает выше человеческого роста: он задумался, но ему нужны детали. «Я же планирую на 15–20 лет вперед!» — поясняет он. А представители ассоциации скотоводов Continental beef (56 членов, 18 тысяч голов скота) подробно изложили свой опыт сотрудничества с властями Анголы, куда их пригласили, чтобы они наладили тамошнее животноводство. Буры все сделали, Ангола заплатила: «Российские власти на такие условия пойдут? Мы можем и под ключ».
О чем думают российские власти, гадать трудно, да и вряд ли нужно. По всему видно, что к автоматическому приему серьезных инвестиций в сельское хозяйство готовности нет, и не известно, есть ли желание. В России привычная для Запада схема «есть деньги — вот информация — начинай дело» не работает. Буры, впрочем, тоже осторожничают, когда речь заходит о проектах на постсоветском пространстве — обожглись на грузинском опыте. «15 лет назад Минсельхоз Грузии обратился к нам с предложением помочь в развитии сельского хозяйства,— рассказывает гендиректор Союза фермеров Трансвааля Бенни ван Зел.— Съездили сначала на экскурсию — человек 300, из которых к реальным инвестициям оказалась готова лишь десятая часть. На тот момент в Грузии была разрешена свободная покупка земель иностранцами, но потом закон поменяли, и десяток буров потеряли деньги и вернулись в ЮАР, только 15 человек остались в Грузии».
Следует признать очевидное: Россия сегодня не готова к массовому приему ни капиталов, ни работников в сфере сельского хозяйства. Даже к приему нерусскоязычных беженцев или переселенцев готовности нет, а существующие нормы носят заградительный характер («Огонек» писал об этом в № 29 от 6 августа, в № 34 от 10 сентября и в № 41 от 29 октября). А это значит, что поступающие запросы будут удовлетворяться медленно и в индивидуальном порядке с привлечением административных ресурсов местных властей.
По словам Полубояренко, готовность принять буров выказали Ставропольский край (100 семей), Калужская (100 семей) и Московская области (50 семей). Эти квоты вряд ли будут выбраны: на деле решившихся ехать — от силы сотня-полторы. В основном это те, кто подвергся нападению и чья жизнь по-прежнему под угрозой. Да оно и понятно: столь резко поменять жизнь — климат, язык, обычаи, могут только отчаявшиеся, кому нечего терять. Недаром письма, приходящие на мессенджеры и почту Полубояренко, так схожи по содержанию: «Мы боимся за свою жизнь», «у меня ребенок (дети), я боюсь за их безопасность», «моего мужа убили, я осталась одна с детьми» и т.д.
…В углу кабинета Бенни ван Зела я заметила внушительного размера металлический факел, похожий на олимпийский. Оказалось, этот факел памятный — в честь 150-летия Великого трека. Станем ли мы свидетелями «Великого трека — 2», когда и в каком направлении он может быть осуществлен, покажет время. Бурам-африканерам не занимать опыта по части обустройства на новом месте.
0
75.00
