ТОП 10 лучших статей российской прессы за
March 30, 2021

Вашим партнером был Евгений Папунаишвили. Как вам с ним танцевалось?

Легко. Женя суперпрофи своего дела. Он отменный танцор, титулованный призер, финалист, чемпион, победитель, но вместе с тем еще и блестящий педагог, балетмейстер и хореограф. Учитель он требовательный, но не тиран, не деспот. Наоборот, постоянно подбадривал меня: «Молодец! Умница! Пятерка!» Даже мои микроуспехи мог преподнести как большую победу. В эти моменты начинаешь верить в себя, в свои силы. Такая окрыляющая поддержка – явление для меня редкое, единичное. Обычно все мои достижения воспринимаются как должное – от меня ожидают определенного уровня, и я делаю. Ничего сверхъестественного, типа «Гусева может». А что стоит за результатом, скольких трудов он мне стоит, никто не догадывается. И я уже привыкла в себе глушить восторг от сделанного, от того, что у меня получилось. Не будешь же, как в детстве, прыгать и визжать. Неудобно, странно, глупо... Приходит результат, а вслед за ним просто усталость. Выдох.

Откуда такая сдержанность и скромность?

Не в скромности дело. Есть у меня любимое стихотворение: «Никто не знает, какие войны я сама себе создаю, чтобы вновь побеждать». Вся моя жизнь – война с самой собой. Преодоление себя, своих комплексов, страхов, лени... Танцы – это ведь тоже вызов, в первую очередь себе самой. Наш первый с Женей номер – горячая сальса. Первый танец не оценивался, поэтому была полная свобода.
Ощущения невероятные, когда организм смело кидается в эмоциональный отрыв. Для меня это был отчаянный шаг. Во время выступления я чувствовала, как под ногами пол горит!

Не менее жаркими были и обсуждения вашего номера в соцсетях. Многим он показался чересчур откровенным…

А то, что я в кино в постельных сценах снимаюсь регулярно, с разными мужчинами, никого не смущает? Это можно, это позволительно. А танцевать – пошло и непростительно? Где логика? К счастью, я давно перестала обращать внимание на подобную критику.

Вы человек глубоко верующий. Как это вяжется с откровенными сценами?

Я актриса. Меня от этого саму разрывает, но в актерском ремесле нет полумер. С фиговым листочком не прокатит – ты либо оставайся в профессии и отдавайся ей полностью, либо уходи. Потому что вся высокая литература и поэзия, драматургия, кинематограф – все сферы искусства исследуют человеческую природу. И Шекспир, и Достоевский, и Толстой пытались через своих героев постичь ад и рай на Земле. И у актера есть возможность все испытать, примерить на себя... Упасть низко, опуститься на самое дно, чтобы потом взлететь высоко. Только понарошку. (Смеется.)

А где та грань, когда вы перестаете быть актрисой и становитесь женой и мамой?

На сцене это происходит в момент поклонов – голову опустила вниз и сбросила все в пол. А в кадре, когда слышу: «Стоп! Снято». Правда на это потребовались годы тренировок. Теперь не тащу домой, в семью шлейфы ролей.

В профессии вы легко переходите из эпохи в эпоху, из жанра в жанр. Как?

На самом деле – с внутренней борьбой (улыбается). Этот театральный сезон мы открыли в Театре им. Моссовета премьерой спектакля «Ричард III» с Александром Домогаровым в главной роли. Как же меня корежило поначалу, как же весь мой организм сопротивлялся! Я не понимала, как мне – не королеве Елизавете, а лично мне, артистке Гусевой, – выжить в предлагаемых обстоятельствах высокой трагедии Шекспира?! Перечитала всего Бартошевича (известный шекспировед – Ред.), искала у него, как не загнуться, «приняв на грудь» все эти гробы, смерти, убийства женщин и детей, все эти «зарезал, задушил, отравил». Как тут не надорвать ни голос, ни сердце, ни нервы, ни связки? Летом снималась у Сергея Гинзбурга в телефильме «Невинная жертва». Сыграла биатлонистку, тренера, маму двоих малышей, которую приговорили к 7 годам лишения свободы за убийство, которое она не совершала. Сейчас в Ленинских Горках снимали 43-й год. Все это психологически нагружает. И вдруг «Танцы» – легкий жанр, который был мне просто необходим! Я разрешила себе уйти в отрыв.

Какая вы вне сцены?

Мягкая, плюшевая, спокойная, немножко вещь в себе. И в этом состоянии мне настолько комфортно, что для работы бывает очень трудно себя «раздраконить». Спасают рефлексы. У меня, как у собаки Павлова (смеется): третий звонок или команда «Мотор. Камера. Начали» – и понеслась!

Наверное, и мама вы нестрогая?

На днях Леша, мой старший сын, пришел домой очень поздно. Поставил свои ботинки у двери, к утру под ними образовалась серая лужа. Муж в бешенстве – готов был в 7 утра разбудить его, вытащить из постели и заставить убирать за собой. У меня другой подход. Я могу еле слышным голосом сказать: «Убери, пожалуйста!» И вот этого моего расстроенного придыхания хватает, чтобы дети молниеносно все сделали. Они не хотят меня расстраивать, очень берегут и не любят мое состояние тихой грусти. Это для них недопустимо.

У ваших детей разница в 12 лет. Они дружны между собой?

У Леши к сестре такое неоформленное чувство отцовства, что умиление берет. Так он ею гордится, любуется, она у него самая красивая, лучше всех. А с другой стороны, иногда ведет себя как обычный брат – то ущипнет, то из-за куска пиццы чуть ли не подерутся. Но ревности никогда не было. До рождения Ани я была зациклена на сыне, контролировала его во всем. Дочь помогла отпустить его немножко – я на нее переключилась. Конечно, были и тревожные моменты – появление в семье еще одного ребенка совпало с переходным возрастом Леши, с его взрослением. Помню, наша педиатр Галина Борисовна Фадеева тогда дала мне совет: «Да оставь ты дочку, не убежит. Накормят, напоят, спать уложат. Будь с сыном! Ты ему сейчас нужнее!» Могу сказать, что у меня с Лешей до сих пор очень прочный контакт. Сын, как и я, сдержанный, спокойный. Никогда не обидит, не психанет. Терпимый. Умеет прощать. И очень мудрый. Анна же взрывная, темпераментная. Мы ее одно время Павианной звали. Сейчас она повзрослела, поспокойнее стала. Но все равно очень активная, яркая, сильная. У нее стержень полководца, борца. Плакать себе не позволяет, хоть и девочка. Ох, не повезет ее ухажерам – в бараний рог скрутит (смеется).

Гордятся, что их мама – знаменитость?

Дети особенно не интересуются моим творчеством. Хвастаются ли– не замечала. Но и Леша, и Анечка очень расстраиваются, когда люди подходят ко мне на улице, не понимая, я это или нет – все же сейчас в масках, испрашивают: «Вы Екатерина Гусева?», а я отвечаю: «Нет, вы ошиблись!» Детей это очень обижает: «Ну почему ты обманываешь?»

Вы говорили, что не хотите, чтобы дочь и сын пошли по вашим стопам. Почему?

Дети на съемках – это испытание. Бесконечное ожидание, беспрекословное послушание. Их все замучают – сядь, не бегай, не дергайся, не уходи, не кричи, не пой, не прыгай. Помню, с Лешей я снималась в кино «Прогулки по Парижу», он дублей 20 ел сладкую вату. С тех пор видеть ее не может.

Расскажите о своем детстве.

Оно было очень счастливым, полным волшебных моментов, которые для нас с сестрой создавали родители. Холодными зимними вечерами мы мечтали о море – надували матрасы и представляли, что мы на пляже в         Евпатории, куда нас вывозили каждое лето. Или, посмотрев «Возвращение Бодулая», всей семьей спали на полу, как цыгане. А чаепития на антресоли– и не лень же было папе разбирать все коробки, чтобы мы с сестрой могли поиграть под потолком! 25мая, когда у сестры день рождения, на березе под нашим окном вырастала черешня. Я только потом узнала, что это папа с утра несся на рынок, чтобы купить самые первые ягоды и развесить их на ветках, пока мы спали. Такое волшебство мы стараемся создавать теперь и в наших семьях. Яркие моменты сохранять не только в памяти. Например, Анечкины рисунки мы «увековечили» на кухонном фартуке. На каждой плитке – ее детское художество с указанием возраста, когда был создан шедевр. А моя мама делает потрясающие пледы в стиле печворк из наших старых вещей. Потом рассматриваешь: вот это папины джинсы, это – Анечкина пижама, тут – Лешина рубашка. Энергетика невероятная. Так тепло, уютно и защищенно чувствуешь себя, когда укроешься.

Говорят, пока живы наши родители, мы сами – дети. Как вы себя ощущаете на пороге 45-летия?

Этот год в нашей семье богат на юбилеи: маме 65 лет, мужу – 55, 25 лет со дня нашей свадьбы. А мои 45 – я даже не знаю... Внутренне мне комфортно. Я мама взрослого сына и еще маленькой дочери. Я не гоняюсь за последним шансом выйти замуж, устроить свою личную жизнь, взлететь по карьерной лестнице, состояться... Я вполне самодостаточна, спокойна и уверена в себе.

А еще вы отлично выглядите. Как поддерживаете себя в форме?

Когда после спектакля возвращаюсь домой, первым делом бегу к плите – проверить, не осталось ли чего-нибудь после ужина. Могу и жареной картошечки навернуть. После так называемой самоизоляции мне было очень сложно вернуться на работу. Я заметно набрала в весе и с трудом стала входить в театральные костюмы. Пять лет назад художник-декоратор Вячеслав Окунев делал костюмы для мюзикла «Анна Каренина». Я сумела подготовиться к роли не только вокально. За время многочасовых репетиций, прогонов заметно похудела, до какой-то не свойственной мне легкой воздушности, меня буквально носило на ветру. И вот в таком состоянии и были последние примерки костюмов: «Катюш, может, хоть сантиметрик добавим, чтобы хотя бы в антракте перекусить?» – уговаривал меня наш костюмер, но я была непреклонна. Меня затянули в корсет с железными усами и на крючках – монолит от груди до попы, не расслабишь. После пандемии и нескольких месяцев, проведенных дома, на репетиции перед спектаклем я обнаружила, что не могу в нем ни дышать, ни двигаться. В общем, дня два пришлось поголодать, чтобы открыть театральный сезон. (Смеется.)