Государственная дума завершает весеннюю сессию. Под занавес, как обычно, депутаты удвоили усилия и отправили на утверждение в Совет Федерации увесистую стопку свежепринятых законов.
О самых значимых из них, о «несъедобных» блюдах законотворческой кухни, об уроках истории и о том, что важнее для россиян — законы или понятия, aif.ru поговорил с председателем Комитета ГД по госстроительству и законодательству, сопредседателем Ассоциации юристов России Павлом Крашенинниковым.
— Много внимания мы уделили интеграции новых регионов России. Было принято 37 законов, позволяющих встроить эти регионы в общее правовое, экономическое пространство РФ. От этого напрямую зависит жизнь и благополучие граждан на новых территориях, в том числе участников спецоперации и членов их семей.
Мы наконец отрегулировали вопрос, связанный с гаражами. Как ни удивительно, ни в СССР, ни в постсоветской России до недавних пор этот вопрос законодательство вообще не рассматривало. Помню, в начале 90-х еще в Верховном Совете к этому пытались подступиться, понимая, что в стране сотни тысяч гаражей, и все они — вне правового поля. Но руки у депутатов не доходили. И вот только на днях огромный закон на эту тему был наконец принят Думой и одобрен Советом Федерации. Там урегулированы все вопросы, касающиеся создания гаражных объединений — как там должны принимать решения, как избирать председателя, какие у него полномочия и т. д. В общем, вся гаражная жизнь.
— Жизнь частных военных компаний тоже отрегулировали?
— Правильнее будет сказать, что изменили подход к призыву осужденных. Судимые теперь смогут заключить контракт только с государством — например, с Минобороны, а ЧВК такую возможность потеряли. Кстати, по новым правилам, пойти служить в зону спецоперации можно теперь и на этапе следствия, не дожидаясь приговора.
— Могли бы вы назвать самые значимые законопроекты, которые предполагается обсудить и принять уже после думских каникул?
Осенняя сессия всегда особая, она короче весенней почти в два раза. Идет бюджетный процесс, в сентябре единый день голосования — избираться будут высшие должностные лица регионов и представительные органы власти. По тематике нашего комитета я бы выделил проекты, связанные с поправками в УК и УПК по экономическим составам и смягчением за них наказания. Также проекты по упрощению судопроизводства в гражданских и экономических спорах.
Тюрьмы разгрузили
— Брака и хлама в законотворческой работе стало меньше? Бывает ли так, что приносят вам на стол бумагу с какой-нибудь странной идеей, вы на неё смотрите и испытываете острое желание сложить из этой бумаги пилотку, чтобы надеть на голову автору инициативы?
— Лет тридцать и даже пятнадцать назад такое желание периодически возникало, это правда. Но с годами, конечно, стал спокойнее на эти вещи смотреть. Стараюсь до сознания авторов недодуманных или надуманных законопроектов донести: вот вы хотите сделать такие-то вещи — вы должны понимать, что у этого будут такие-то последствия, что это затронет множество людей и создаст им кучу проблем...
Не секрет, что в последнее время стали чаще возникать разного рода «ограничительные» инициативы. Предлагают всё что можно запретить, всех «построить», наказать... Но вообще-то криминализировать всю страну нам, наверное, не надо. И всех пересажать — тоже. Кстати говоря, кто бы что ни говорил про Россию, сейчас у нас за решеткой сидит самое небольшое число людей за все последние десятилетия. Точную цифру назвать не могу, но это гораздо меньше, чем полмиллиона. А когда в 1998 году, будучи министром юстиции, я принимал тюрьмы, было больше миллиона. Это очень большой прогресс. И это произошло благодаря комплексной и кропотливой работе — например, тому, что несколько лет назад мы приняли норму о перерасчете сроков: когда день, проведенный в СИЗО, стал засчитываться за два дня в колонии-поселении или за полтора дня в колонии общего режима.
— Министром юстиции вы работали при президенте Ельцине. Судя по тому, что свою новую книгу вы на днях презентовали в Ельцин-центре, особого негатива по отношению к 90-м не испытываете? И лихими их не считаете?
— Выражение «лихие 90-е» мне, если честно, не очень нравится. Мазать каким-то одним цветом те или иные годы, наверное, неправильно. Да, были тогда и шоковые реформы с обнищанием миллионов людей и ростом преступности, и гражданское противостояние. Но в 1993 году по существу закончилась вторая великая российская революция. Закончилась принятием новой Конституции, выборами Госдумы и Совета Федерации. Мы стали строить новое государство, экономику, новую правовую, судебную систему. К счастью, нам тогда хватило ума не отменять чохом всё прежнее законодательство — между прочим, некоторые советские нормы у нас до сих пор действуют. Но целые правовые блоки, конечно, пришлось закладывать в фундамент государства заново. И, как ни крути, сегодняшняя Россия строится именно на этом фундаменте, заложенном в 90-е.
— Часто говорят, что в России живут не по законам, а по понятиям. Что неформальные договоренности тут важнее писанных правил. И потому правовое государство тут так сложно построить. Согласны?
— Абсолютно не согласен! Всё-таки большая часть гражданских отношений у нас протекает в правовом русле. Те же сделки с имуществом, а это огромное количество, проходят строго по Гражданскому кодексу. Какие-то отклонения, требующие судебного разбирательства, — скорее исключение из правил. И подавляющее большинство граждан у нас люди законопослушные. Что, кстати, говорит о том, что законы в массе своей у нас приличные, отторжения у общества они не вызывают. Да, у кого-то в сегодняшней непростой действительности возникает желание, чтобы нормы закона «шли лесом». Желание применить «революционную целесообразность». Но это эмоции. Мы должны холить и лелеять правовую систему, а не уподобляться большевикам, которые первым делом, придя к власти, отменили все царские законы и суды. Нарком юстиции Стучка так и сказал тогда: «Нам нужны не юристы, а коммунисты». К чему это привело, мы помним.
Что приводит к беззаконию
— Книгу, которую я упомянул, вы назвали «Сумерки Империи. Российское государство и право на рубеже веков». Представляя ее, вы сказали, что проанализировали причины, по которым Российское государство в конце 19-го — начале 20-го веков стало разваливаться и в конце концов рухнуло. И какие же это были причины?
— Главное — произошла потеря управляемости империей. Император Николай II упустил нити этого управления, и всё пошло в разнос. Власть не понимала, что происходило в обществе — не только в дворянской среде, элитах Петрограда и Москвы, но и в народных массах — обратная связь не работала. Началась кадровая чехарда, министры менялись с невероятной скоростью. Было ли это связано с личностью императора? Конечно. Потому в итоге его и предали. Или подставили — даже не знаю, какое слово тут лучше подходит. А страна покатилась под откос — сначала февральские события, потом большевистский мятеж. И всё утонуло в крови.
— Можно ли считать историю краха Российской империи поучительной? Если, конечно, вообще история способна чему-то научить.
— Ключевский говорил, что история ничему не учит, а только наказывает за незнание уроков. А уроки были самые разные... Взять, к примеру, роль церкви в государстве. С одной стороны, мы знаем, что без церкви объединение Руси было бы невозможно. Но мы также знаем, что при некоторых царях влияние церкви было таким, что уже можно было говорить о двоевластии. А во времена Александра III и Николая II оберпрокурор Константин Петрович Победоносцев так сильно натянул одеяло на церковь, что она получила колоссальные полномочия и влияние. И это тоже была одна из причин того, почему Россия скатилась в 1917 год. Когда наши, казалось бы, православные предки вдруг пошли крушить храмы и убивать священников... Так прав ли был Победоносцев, когда предложил царю «подморозить» страну? Или когда он выступал против принятия конституции и создания парламента, против привлечения женщин к управлению страной? К счастью, в сегодняшней России подобные рецепты представить себе уже невозможно.