На прошлой неделе в Москве должна была пройти «итальянская забастовка» врачей поликлиник. Врачи решили начать работать строго по инструкциям и регламентам, что, как известно, означает срыв любого процесса. Проблемы, которые подвигли докторов к тихому бунту, характерны не только для Москвы, но и для всей России. В результате реформы здравоохранения персонал поликлиник сократили и нагрузки на оставшихся врачей существенно выросли. Московские власти назвали мероприятие политической провокацией и заявили, что конфликт уже исчерпан. Однако корреспондент «РР» стала свидетелем протеста врача из обычной поликлиники обычного спального района
Борьба гинеколога Марии Губаревой началась задолго до забастовки. В результате реформы из 18 врачей и 18 акушерок в женской консультации, где она работает, остались 6 врачей и 4 акушерки. В итоге, чтобы «обеспечить доступность медицины для населения», оставшиеся доктора, по словам Марии, вынуждены принимать в три раза больше пациентов, что сделало их жизнь невыносимой.
Реформа медицины началась в стране несколько лет назад. По регионам прокатилась волна укрупнений медицинских учреждений и сокращений медицинского персонала. Недовольство оставшихся на работе врачей вызывали и изменения в системе оплаты, и сильно возросшие нагрузки. «РР» подробно писал о том, как реформа меняет систему скорой помощи в стране (см. № 46 (374) от 27 ноября 2014). Волна преобразований докатилась и до районных поликлиник.
В результате оптимизации в столице поликлиники в городских округах объединили. Сейчас в каждое такое объединение входит по пять поликлиник — одна головная и четыре филиала. По свидетельствам самих врачей, головные объединения неплохо оснастили диагностическим оборудованием. Во многих учреждениях теперь стоят такие установки для КТ, МРТ и УЗИ, которыми раньше могли похвастать только специализированные НИИ. Поликлиники стали работать по субботам и воскресеньям. Ради удобства граждан повсеместно введена система электронной записи. Пациенты получили право выбирать не только поликлинику, но и лечащего врача.
С другой стороны, у реформы много острых углов, которые мешают жить и больным, и докторам. Главная проблема — жесткое ограничение времени приема пациента врачом, не более 12 минут. Врачи вынуждены ставить пациентов на поток. По словам опрошенных «РР» врачей, для того, чтобы получить полную месячную зарплату, врач должен принять порядка сорока больных в день.
Сразу после «оптимизации» женской консультации врач Мария Губарева написала своему главному врачу письмо с вопросом, на каком основании он нарушает нормы трудового законодательства, заставляя ее перерабатывать без доплаты. Губарева ссылалась на приказ МЗ РФ №572н от 01.11.2012 года, где прописано, что врач должен вести прием в паре с акушеркой.
После «оптимизации» обязанности акушерки легли на врача, но доплаты врач не получает. Также регламентирована и продолжительность приема пациентов — не более 6,5 часа в день. Но по факту система записи к врачу теперь устроена так, что врач принимает 7 часов 12 минут, после чего еще должен работать с документами.
Не получив ответа от прямого начальства, Мария обратилась в трудовую инспекцию и департамент здравоохранения. Прошел месяц — тишина. И все-таки гинеколог получила поддержку, правда не письменно, задав вопрос на сайте трудовой инспекции. Ей ответили: такая продолжительность рабочего дня неправомочна.
— Тогда я сказала себе, что не буду так работать, — говорит Губарева.
Мария начала искать в интернете единомышленников, наткнулась на профсоюз медиков «Действие» и вступила в него. — Я уже готова была сама начать «итальянку», но без юридической поддержки и резонанса меня бы просто задавили.
В результате Мария Губарева написала главврачу докладную, что с 24 марта намерена работать в соответствие с нормативами, чтобы вернуть себе работоспособность и самоуважение.
Из дневника Марии Губаревой
16 марта. Главврач вызывает к себе по 2-3 человека из коллектива и пугает их статьей «саботаж», чтобы меня не поддержали. Вызвал и меня. Намекал, что и многодетных матерей сажали за саботаж. [У Марии трое детей — «РР».] Я боюсь, ожидаю всего. Сегодня приняла 36 человек. С учетом времени на оформление документации и другие виды работ рабочий день составил 10 часов при установленной для меня протяженности рабочего дня 7 часов 48 минут на ставку.
Корреспондент «РР» пришла в поликлинику 16 марта в восемь вечера. Мария принимает последнюю пациентку и идет в ординаторскую пить чай. Там на полках стоят в ряд конфеты и печенье в железных баночках. Она достает и вскрывает такую баночку.
— Вот я и ужинаю.
— А когда обедали?
Она машет рукой:
— Разве это был обед? Сплошная профанация.
Мария объясняет, что теперь талоны выдаются с шагом в 12 минут. Конечно, за 12 минут принять пациента невозможно: «Некоторые бабушки успевают только снять и надеть штаны». Пациенты накапливаются и занимают обеденный перерыв врача.
— В конце концов я говорю пациенткам: «Извините, я выйду на пять минут». Потому что иначе я просто перестаю соображать.
Раньше ее рабочая смена длилась с 14.00 до 20.00, теперь Мария ведет прием с 12 часов. И все равно времени на обед не хватает.
Накапливается не только усталость, но и чувство вины. Сегодня она не смогла записать четырех женщин на маммографию, двоих — на УЗИ брюшной полости и почек. С анализами тоже беда. Раньше ее рабочий день начинался с просмотра анализов, которые акушерка приносила в кабинет. Владелиц плохих анализов Мария тут же вызывала на прием. Но теперь оставшаяся на смену акушерка принимает в отдельном кабинете, анализы со всех 18 участков скидываются туда большой кучей. И сегодня Мария не смогла найти анализы четырех женщин — у одной из них привычная невынашиваемость, результаты были срочно необходимы. Поймала себя на том, что иногда уже не замечает отклонений в анализах, пока пациентка сама не укажет. Такая усталость! Пациенты стали жаловаться. За каждую жалобу из зарплаты Марии вычитают, а она и так получает за эту нагрузку 35–45 тысяч в месяц.
Теперь гинеколог даже не может записать пациенток на повторный прием. Они должны сами вставать в 7.30 и забивать место.
— Завтра утром откроется запись на пятнадцатый день, послезавтра еще на один день. Она будет пытаться записаться каждое утро, и однажды ей повезет, — рассказывает Мария.
Оптимизация бьет не только по врачам, но и по пациентам.
— Наши узистки просто вешаются от нагрузки. Им положено принимать только 12 человек за смену, потому что есть строгие нормативы по излучению — не больше пяти часов в день за аппаратом. А теперь они смотрят 20 человек по записи и еще срочных больных. В итоге у них болят и слезятся глаза, падает внимательность. А ведь они должны уловить пороки развития плода и очень боятся пропустить. У нашей узистки начало скакать давление, она слегла с гипертоническим кризом. Но никто не скажет, что виноваты условия труда.
Из дневника Марии Губаревой
22 марта. Заранее отправила главврачу докладную записку по поводу«забастовки». «24 марта ко мне на прием записалось 36 человек. Аколичество пациентов, которых я успею принять на приеме за 6часов 30 минут приема, исходя из действующего ритма трудовогопроцесса и задач полноценного оказания медицинской помощипациенту, составит около 19 человек. Информирую вас, что с 24марта 2015 года я более не имею физических сил и возможностибесплатно работать сверх нормы рабочего времени и зоныобслуживания, установленных трудовым законодательством РФ,моим трудовым договором, другими праворегулирующимидокументами. В связи с этим существует угроза того, что 24 марта2015 года в отведенное мне на прием время от 4 до 10 человек могутбыть не принятыми. Прошу принять меры ресурсно-организационного характера по оказанию помощи пациентам,которые не успеют попасть на прием в течение моего рабочего дня».
Главврач через третье лицо спросил, что меня не устраивает в моейработе. Я озвучила. Тогда он сказал, что сделает мнеиндивидуальный график, но взамен попросил написать отказ отучастия в забастовке. Я взяла протокол о моем графике, но отказ ненаписала. Я буду участвовать. Ведь если откажусь, что им стоитпотом новый протокол написать?
Теперь с апреля у меня индивидуальный график приема. Запись разв 15 минут, и я буду работать 6,5 часа. Я опасаюсь, что это можетбыть сделано для того, чтобы рассорить меня с коллегами. Главврачтак и сказал им: Губарева хочет лично себе выторговать поблажку, авы за нее будете работать. Но ведь я бастую не для себя. Мне обидноза нашу медицину. Нельзя так издеваться над людьми.
23 марта. Сегодня мне начали перекраивать запись. Всех записанныхпостирали, они в ужасе прибегают и спрашивают, что случилось.Мои коллеги, которые так упорно не хотели принимать участия вмоих «потугах» сильно возмутились, что мне-таки сделалииндивидуальный график и поехали сейчас к завотделения наразборки. Я им говорю: давайте со мной итальянить! Но они не хотятсветиться, хотят, чтобы само.
Сегодня было 38 записанных, приняла 32, чуть не сдохла!
24 марта. Первый день работы по инструкциям.
Корреспондент «РР» приходит в поликлинику в первый день забастовки. Полный коридор народу, много беременных женщин.
— Кто в 220-й кабинет?
Все молчат. У Губаревой нет пациентов! Неужели к ней перекрыли доступ?
Подбегает пышноволосая тетенька в белом халате:
— Кто в 220-й кабинет? Вы?
— Я, — отвечаю.
— Пойдете на прием к заведующей?
— Зачем?
— Чтобы врача разгрузить!
Рядом с Губаревой сидит ее собственная акушерка, которая поддержала ее «забастовку». Поддержала тем, что по инструкции положено работать с доктором. Вот она и работает! Другие гинекологи принимают одни. Хуже того, их всех обслуживает одна остав- шаяся акушерка. Так в отдельно взятом кабинете наступил рай.
Да и Мария выглядит сегодня совсем по-другому. Пободрее.
— Где ваши пациентки?
— Пришла заведующая и через одного забирает себе, чтобы меня разгрузить. Поэтому сегодня мы принимаем пациентов столько, сколько нужно по времени. Каждой уделяем внимание.
День гинеколога впервые с 16 февраля начался с того, что акушерка принесла анализы с участков Губаревой.
— Мы по-человечески перед приемом все посмотрели.
— Успели вызвать владельцев плохих анализов?
— Да какое там: анализы скопились с 16 февраля.
— Что думают про вашу новую обстановку коллеги?
— Думаю, что им это не очень нравится, но они сами не хотели принимать участие.
— А если бы они все приняли участие в «итальянской забастовке» — кто бы тогда принимал лишних пациентов?
— Хороший вопрос. Мы этого никогда не узнаем.
Все-таки иду на прием к заведующей — это через коридор. Но уже как районный депутат.
— Я слышала, у вас тут акция — врач будет работать по инструкции. Вот решила проведать, как идут дела. Ведь нам тоже, знаете, врачи жалуются.
Молодая женщина вытягивается по струнке:
— Никаких акций нет! Поликлиника работает в штатном режиме!
В это время на этаж входят телевизионщики и тащат камеру прямо в кабинет бастующего гинеколога.
— А вы только Марию Сергеевну разгружаете или других врачей тоже?
— Мы всегда стараемся разгрузить наших врачей, — с улыбкой рапортует заведующая.
Вскоре после разговора она вылетает из кабинета на зов охранников, которые засекли телевизионщиков. Там, возле 220-го кабинета, оператор пытается уговорить беременную сказать пару слов о реформе на камеру.
— Вот где вы были, когда 16 февраля всех поувольняли и здесь очереди огромные выстроились! — ругается беременная.
К оператору уже прибегает охранник и главврач.
— Где у вас разрешение на съемку? Это должен был департамент разрешать! Покажите мне!
Пока они спорят, я иду по коридору и слышу разговор терапевта из женской консультации с другим врачом:
— …Она правильно делает, ведь она хочет нормально работать. Единицы всегда оказываются правы. Может быть, Губареву еще министром сделают…
Свой прием Мария сегодня заканчивает в 19 часов, как и положено по трудовому законодательству. У нее остается еще час для работы с документами.
Из дневника Марии Губаревой
24 марта. Завотделением принимает моих пациентов, записанных напосле семи. Успокаивает недовольных моей халявой коллег, что затоони будут много получать, а я — мало.
25 марта.
Ощущение счастья и удовольствия от работы. Даже сидящий задверью охранник не омрачает нашей радости. Охранника посадилипосле того, как в поликлинику «проникло» телевидение. Приемпроходит спокойно, каждой пациентке уделяется столько времени,сколько требуется. Женщины очень радуются, когда видят, что мыопять ведем прием с акушеркой. «Наконец-то ваше руководствоодумалось!» — говорят они. А мы популярно объясняем, чтоодуматься ему пришлось.
Встретилась с главврачом. Просил все вопросы решать с ним, ведьон круглосуточно открыт для общения. Поликлиника — это большаясемья, и ему неприятно, что сор из избы выносится на разные сайты.И еще: он очень рад, что его сотрудники — люди с такой активнойжизненной позицией. Говорит, что любой может к нему обратиться ирешить проблему с приемом и нагрузкой. Раз так, направила к немунаших умирающих узистов.
Приходил молодой человек из профсоюза, раздал пациентамлистовки о нашей забастовке. Пациенты их брали и углублялись вчтение. Некоторые спрашивают, чем могут помочь: «А давайте мыкуда-нибудь напишем». Чужие люди звонят мне на телефон и…говорят слова поддержки.
За всей этой эйфорией скрывается едва осознаваемый страх по поводу будущего. Губарева признается, что запись к ней на прием заблокирована.
Из дневника Марии Губаревой
Пациенты спрашивают, нервничают. Я не понимаю, почему мне такдолго перекраивают время. Сегодня не пришло 20 пациентов, импозвонили и переписали к другим врачам. Но 18 я все-таки приняла!
Корреспондент тоже пытается записаться к Губаревой на прием через интернет. Записи нет.
Из дневника Марии Губаревой
Главврач сегодня сказал, что мне на прием будет выделено 30 минут.Из огня да в полымя! Я ему говорю, что положено 20, а он сказал, чтоподнял нормативы и там 30.
У меня как у стороннего наблюдателя начинает складываться ощущение, что руководство поликлиники тоже играет в «итальянскую забастовку», соглашаясь со всеми требованиями. Это называется «психологическое айкидо»: усиленное согласие с доводами противника для того, чтобы он сам признал их абсурдность.
— Я тоже об этом думала, когда главврач сказал про 30 минут. Ну, типа чтобы я сдохла от тоски и не заработала денег. Но тогда я буду говорить пациентам, которые пришли после УЗИ или из больницы, чтобы приходили без записи. В последнее время таким пациентам приходилось томиться в живой очереди или записываться на время через дней двенадцать. А сейчас живая очередь будет свободной. И дело даже быстрее пойдет, ожидание приема уменьшится.
На следующий день Мария уже пишет мне более мрачные отчеты: «Пациенты сегодня были недовольные и взволнованные, потому что никто ко мне не может записаться… А еще недовольны те, кто сидит в другие кабинеты, а у меня пусто».
Но ведь вы знали, что так будет, Мария! И мне становится ясно то, что не говорилось вслух: чтобы забас-товка подействовала, в отдельной поликлинике должен наступить коллапс. Только тогда департаменту станет понятно, что «доступность» дутая — за счет непомерной нагрузки оставшихся врачей. И, кажется, коллапс кое-где уже наступает. Мы с Марией следим за судьбой еще одной ее коллеги — гинеколога Екатерины Чацкой, участницы забастовки из 180-й поликлиники. У нее тоже появляются тревожные отчеты, потому что руководство начало играть совсем в другую игру. Они ее просто не разгрузили.
«У меня толпа под дверью, — пишет Екатерина в общий чат в конце рабочего дня. — Как же я уйду? Я уйду, но на душе мерзко будет».
«Катя, это надо выдержать, — пишет организатор забастовки, глава профсоюза «Действие» Андрей Коновал в общем чате для участников. — Утром напишем жалобу на главврача, что не обеспечил прием всех пациентов. Иначе нельзя. Пациентам раздать листовки».
Он отдает приказы как полководец, который ради победы готов поступиться жизнью отдельного солдата. И у меня возникает ощущение, что врачи и пациенты в этой акции — это пушечное мясо. На следующий день Екатерина Чацкая признается мне: «Моих пациентов вчера приняли другие врачи. Я точно знала, что они не останутся без помощи. Но, если честно, я пришла домой и плакала, что пришлось так поступить…» Остается только предполагать, какие отношения в коллективе будут после этого у Екатерины и ее коллег.
— Дай Бог, чтобы они меня поняли. Надеюсь, увидев результаты, коллеги присоединятся.
— А результаты для пациентов какие? Ведь пока их положение только хуже. Разве к вам теперь не сложнее попасть?
— Это как укол, нужно сделать больно, чтобы потом стало лучше, — отвечает Екатерина.
Правда, складывается ощущение, что с уколами организатор забастовки Андрей Коновал несколько перебарщивает. Например, он попросил Екатерину написать жалобу на главврача в прокуратуру. Екатерина согласилась. На следующий день на ее странице появляется фотография жалобы в прокуратуру на главврача. Это уже открытая конфронтация. И не важно, что эти люди много лет проработали со своим начальством — теперь оно объявлено врагом.
Главврач поликлиники №121 Сергей Сафарян от комментариев «РР» отказался. На сайте департамента здравоохранения опубликовано официальное заявление главы департамента Алексея Хрипуна: «Медики Москвы не поддержали так называемую «итальянскую забастовку». Эта политическая провокация полностью провалилась. В поликлиниках Москвы работа идет в штатном режиме. Могу с полной ответственностью заявить, что ситуация находится под контролем, все пациенты получают медицинскую помощь в полном объеме».
По данным профсоюза «Действие», в забастовке принимают участие 20 врачей, еще 22 намерены присоединиться на следующей неделе. Отказались от участия 12.
Из дневника Марии Губаревой
27 марта. Заведующая обещала, что запись завтра откроют. Расписание обещали составить согласно нормативам. Коллеги поддерживают нас, но сами (надеюсь, что пока!) присоединиться и работать по-человечески не решаются. Звонят журналисты и спрашивают: «А как долго продлится ваша забастовка?» Складывается впечатление, что под «забастовкой» они понимают отказ от работы и стучание касками (стетоскопами) по мостовой. В этом смысле мы вовсе не бастуем, мы просто работаем, работаем по правилам, и, уверена, это ощущаем не только мы, но и наши пациентки! Пусть наша «итальянская забастовка» продлится вечно.