325 лет назад, 29 июля 1696 г., вступил в силу документ, где значилось: «Турецкому гарнизону идти с жёнами и детьми до морского устья, пожитков взять с собою сколько кто подымет, а всё прочее вместе с военной казной оставить в крепости».
У нас принято считать, что Пётр чуть ли не с детства грезил Балтийским морем, посрамлением шведов и созданием новой столицы на чухонских болотах. Громкие «виктории» в Северной войне заслоняют всё остальное. Полтава и Гангут, взятие Нарвы, Дерпта (ныне Тарту), Риги, Хельсинки… На таком фоне азовская победа выглядит несерьёзно.
Однако изначально в приоритете был именно юг. Подготовка к большой войне с Оттоманской империей велась полным ходом. Знаменитое «Российскому флоту быть!», провозглашённое на заседании Боярской думы в октябре 1696 г., касалось южных морей. В том же направлении сосредотачивались и усилия дипломатов. И уже в январе 1697 г. русский посланник Козьма Нефимонов добивается в Вене подписания трёхлетнего договора между Россией, Венецией, Австрией и Польшей. Условия – довести войну с Турцией до победного конца.
Цель – Венеция
Великое посольство Петра, которое у нас воспринимают то как экскурсию в европейский супермаркет, то как охоту за мастерами «разных ремёсел», имело чёткую цель, официально задекларированную: «Наказано к подтверждению древней дружбы и любви для общих всему христианству дел, к ослаблению врагов креста Господня – салтана Турского, хана Крымского и всех бусурманских орд».
Так что Голландия, которую посетил Пётр в рамках того самого Великого посольства, – это так, галопом по Европам. А вот Венеция – другое дело. Именно там должно было состояться то, о чём мечтал Пётр: создание коалиции двух держав – Русского царства и Венецианской республики, которые общими усилиями сокрушат могущество османов на море и добудут ключи от «врат Цареграда».
Свою дипломатическую деятельность Пётр начинает с венецианского дожа Сильвестро Вальеро, отправив ему 28 марта 1695 г. письмо, где извещает о своём намерении совершить поход на Азов. Дож Вальеро первым из европейских официальных лиц узнаёт в 1696 г. о взятии Азова и о том, что русский государь желает создать новый антитурецкий союз. Венецианский резидент в Бранденбурге, пообщавшись с царём в 1697 г., то есть в самом начале его Великого посольства, сообщает на родину: «Более всего он желает видеть Венецию и Амстердам ради морского дела. Он так увлечён мореплаванием, что не желает путешествовать иначе, как водою».
Славянские танцы
Заметим, что Амстердам стоит на втором месте. Это не просто слова, случайно брошенные Петром в беседе. Это продуманная стратегия. Ещё перед отправкой Великого посольства, в ноябре 1696 г., Пётр издаёт указ: «Стольникам обеих палат сказано в разные государства учиться всяким наукам». Количественное соотношение будущих студентов говорит о том, что юг по-прежнему важнее. В Голландию и Англию едут учиться 22 человека. В Венецию чуть ли не вдвое больше – 39 человек.
А особое внимание надо обратить на следующий факт. Вместе со стольниками, посланными для обучения морскому делу, в Венецию отправляется ещё один человек: «Дворянин наш Григорей Григорьев сын Островский для неких дел тайно». Что за «дела» и где конкретно?
Цель его – «земля Шклявонская», или Далмация, – побережье нынешних Хорватии и Черногории, тогда находящееся под властью Венеции. А вот что «дворянин наш» должен был там делать: «Проведать подлинно, кто морского дела и употребления есть в той земле, употребляет ли славенской язык и мочно ли с ним русскому человеку о всём говорить и разуметь. А такоже есть ли там начальные люди: капитаны, порутчики, шиперы, штюрманы, боцманы, которые б умели славенского языка и морского искусства, и наймать их на Государеву службу».
Если завтра война?
Расклад получается интересный. Петру нужны те, кто уже который век воюет с турецким флотом на Средиземном море. Но не все, а только славяне, с которыми можно «о всём говорить и разуметь» без предварительной языковой подготовки. То есть уже готовые к зачислению в штат военные моряки. Из этого вытекает: войну планируется начать чуть ли не завтра, потому что свои кадры – это хорошо и нужно, но им ещё учиться надо. А тут сразу много людей, которых можно ставить в строй по мере готовности кораблей.
Идея скорой совместной войны в союзе с Россией против Турции носится и в венецианском воздухе. Тот же Григорий Островский доносит царю: «А венецыяне зело готовятца на турка и делают карабли… О московских же войсках в Венецыи слава, что идут многими силами на Чёрное море. И для опасения от тех войск ис Царяграда посланы были турские карабли».
При прочих равных условиях этот проект обязан был бы увенчаться успехом. Русскими в 1696 г. взят не только Азов. В том походе воеводы Петра взяли множество «днепровских городков» – турецких крепостей в нижнем течении Днепра. Формируется выход в Чёрное море с перспективой блокады Крыма по восточному и западному направлениям. И более дальней перспективой удара под Константинополь. Теперь дело оставалось за союзниками. В самом грубом приближении война должна была идти следующим образом. Австрия и Польша наваливаются на Турцию с суши. Россия и Венеция – с морей, по направлениям, сходящимся к Константинополю. В случае удачного развития событий слова «Крым наш» прозвучали бы не в 1783 г., как это было в реальности, а лет на 80 раньше.
Преданная Россия
И тут один из союзников совершил предательство. Австрия затеяла сепаратные переговоры с турками, выторговав себе за выход из войны Венгрию, Трансильванию и Тимишоару. Польша и Венеция довольствовались крохами, но с ними хотя бы заключили мирные договоры на 25 лет. России не досталось ничего.
Но Пётр был упрям и надеялся на реализацию южного проекта, своего детища, до последнего. Уже после того, как союзники предали Россию, царь-плотник продолжает давить на Турцию. Русское посольство в Константинополь сопровождает не несколько судов охраны, а полноценная флотилия из 10 кораблей, которая входит в Керченский пролив, имея на борту 2,5 тыс. человек и сотни первоклассных орудий. Именно в Керченском походе на кораблях впервые поднимают бело-сине-красный флаг – символический жест, призванный заявить всему миру: «Южные моря принадлежат России!»
Пётр потом ещё не раз вернётся в мыслях к любимому детищу. И не только в мыслях – окончившийся неудачей Прутский поход был попыткой возродить южный проект в новом варианте. Но самый лучший шанс был у России отобран тем давним предательством. Много лет спустя Пётр, разговаривая по поводу восстановления союза и дружбы с Австрией, пришёл в ярость: «Дружба! Вот так друзья! В жизни не забуду всего, что претерпел от них, чувствую, как оставили меня эти друзья с пустым карманом!»
0
20.00
