Сегодня в российский прокат выходит триллер М. Найта Шьямалана «Стекло». Главные роли исполнили голливудские звезды Джеймс Макэвой, Сэмюэл Л. Джексон, Cара Полсон, а также «крепкий орешек» Брюс Уиллис, прежде работавший с режиссером в «Шестом чувстве» — культовом хорроре 1990-х годов. Новая лента завершает трилогию, начатую «Неуязвимым» и продолженную «Сплитом». В преддверии премьеры «Стекла» «Известия» поговорили с М. Найтом Шьямаланом.
— «Стекло» стало завершением вашей трилогии, начатой еще в 2000 году. Причем сюжетные связи между этими лентами не так очевидны, как в большинстве франшиз. Не боитесь, что зритель потеряет нить повествования?
— Мне бы хотелось, чтобы каждый мой фильм был автономен и имел художественную целостность. Но при этом все три фильма действительно родственны друг другу. Они связаны, как братья и сестры. Я с самого начала хотел снять трилогию. Но когда пришло время создавать «Сплит», я никому не говорил про сиквел. Однако мне хотелось связать сюжеты так, чтобы зритель, посмотрев один из фильмов, захотел увидеть и два других.
— Вы известны своими мистическими триллерами. И в них большую роль играет психологический подтекст. Откуда корни вашего интереса к этой теме?
— Я интересовался психологией и психотерапией, еще будучи студентом колледжа. Тогда я находился в глубокой депрессии и мне хотелось поговорить с людьми о взаимоотношениях, поэтому я и занялся структурированием своих идей вокруг этой глобальной темы. Ведь люди подчас не обращают внимания на серьезность проблем, которые между ними возникают.
— Однако вы вдохновлялись не только психологией, но и ужастиками.
— Да, импульс к тому, чтобы начать создавать свои фильмы об отношениях между людьми, мне дали хорроры. Я смотрел их в большом количестве. Но это были картины, связанные не с полицией, не с преследованиями, шпионажем, какими-то катаклизмами, как это часто бывает, а именно со сложными отношениями. Это подтолкнуло меня к новому пониманию того, что я хочу сделать. Тогда же я почувствовал, что готов сам снимать на эти темы. В наше время, когда происходит смещение смыслов, найти рациональный подход к созданию фильма — самое главное. Существуют вневременные ценности, которые одинаковы всегда и для всех. Эти ценности связаны с отношениями между людьми.
Меня не интересовал пересказ каких-либо книг, фактов, о которых я узнаю из прессы... Мне хотелось проанализировать реальные истории, сделать свои выводы и рассказать о них.
— Главный герой, которого играет Джеймс Макэвой, страдает расстройством идентичности и легко перевоплощается в 24 личности, живущие в нем считаные секунды. Эта его особенность — результат травм, которые тянутся с самого детства. Вы обращались к профессиональным консультантам, когда работали над картиной?
— Меня консультировала доктор наук одного известного университета, которая давно изучает причины неправильных взаимоотношений между людьми. Она и рассказала мне о том, что если ребенок с пяти лет находится в угнетенном положении, родители постоянно обижают и оскорбляют его, то он несет этот груз дальше. С 10 до 17 лет — тоже очень важный период в жизни человека, именно тогда запечатленные в его душе события и эмоции могут наложить отпечаток на всю последующую жизнь. А если после 21 года продолжается прессинг со стороны окружающих людей, то он может стать маньяком, преступником на любой почве, в том числе сексуальной. Это ужасно.
— В финальной части трилогии появляется новый персонаж — доктор Элли Стейпл. Почему вы выбрали именно Сару Полсон для этой роли?
— Я хотел найти кого-то, кто бы не уступал в актерском мастерстве трем главным актерам, занятым в фильме: Брюсу Уиллису, Сэмюэлу Л. Джексону и Джеймсону Макэвою. Нужен был человек, который мог притягивать зрителя к экрану на уровне этих звезд. Сара была выбрана, чтобы сразиться с этими ребятами. И у нее получилось. (Смеется.)
— В отличие от других крупных высокобюджетных картин, в ваших киноработах не так много спецэффектов. И иногда бывает сложно понять, где вы используете компьютерную графику, а где нет. Почему вы так делаете?
— Я делаю так по многим причинам, но если говорить о художественных предпочтениях, то мне нравится минимализм и я стараюсь ограничивать использование спецэффектов. Хочется, чтобы фильм выглядел логически обоснованным, но при этом не терял масштабность, мог конкурировать по уровню зрелищности с теми же кинокомиксами Marvel. Когда человек идет на мой фильм, он понимает, что его ждет нечто иное, в чем-то обманывающее его ожидания. Если вы едете со скоростью 50 км/ч и внезапно переходите на 75 км/ч, кажется, что это 90! Мы рассчитываем на подобную иллюзию. Вы смотрите драму, а потом она вдруг превращается во что-то совершенно необычное.
— Наверняка ваш следующий проект тоже окажется необычным. Знаю, что вы планируете снять фильм о далеком будущем.
— Да, хочется снять триллер про события 2099 года, но это только планы. В нем тоже будут заняты известные актеры, и цель та же, что и в прошлых моих работах: вызвать эмоции, заставить людей подумать, правильно ли они взаимодействуют друг с другом и вообще живут.
— Мы с вами говорим в преддверии выхода вашего фильма в России, стране со своей большой кинематографической традицией. Вы что-нибудь слышали о наших фильмах и режиссерах?
— К сожалению, я не так хорошо знаком с российским кино. Может быть посоветуете, что можно посмотреть? (Улыбается.) Но я знаю имя Андрея Звягинцева. И, конечно, много слышал о творчестве патриарха русского кинематографа Никиты Михалкова.