11 сентября президент России Владимир Путин принял участие в торжественной церемонии имянаречения двух танкеров невиданных размеров на судоверфи «Звезда». О том, как их нарекли и почему разбили не «Советское» шампанское, а нечто совсем другое,— специальный корреспондент “Ъ” Андрей Колесников из Приморского края.
На Восточном экономическом форуме во всех смыслах жара (в том числе и в прямом). Подписываются соглашения, идут панельные дискуссии, выставки, культурные фестивали... Самым массовым спортивным мероприятием уже стал забег «Мы бережем» в поддержку программы президента России по сохранению кречета. Казалось бы, загадка — как можно забегом по острову Русский облегчить жизнь кречету.
Но выяснилось, что участники забега платили за участие в забеге по 500 руб. с человека, их и перечислили, как объяснили организаторы, на счет кречета. Но все же, особенно в свете этой новой информации, я до конца не уверен, что Кречет — это не фамилия.
Тем более что мало тех, кто вообще знает, что такое кречет (это, скорее всего, не касается участников забега). А это ведь самый большой и быстрый сокол в мире, от которого не убежать, как бы кто ни старался.
На традиционной «Улице Дальнего Востока» появился, кстати, Дом сокола. Внутри я утром обнаружил несколько как раз кречетов. Глаза у них были наглухо закрыты кожаными клобучками, иначе они бы не пережили нашествия всех этих жадных до кречетов туристов с ВЭФа.
И гендиректор соколиного центра «Камчатка» Шухрат Разаков, который привез сюда хищных птиц, говорил, что скоро поедет с ними на Кубок короля в Саудовскую Аравию.
— Уж как-нибудь этот кубок-то возьмем,— пожимал он плечами.— У меня же уже сборная, 14 человек...
— А соколов-то, соколов сколько? — жадно допытывался я.
— Около сотни уже... Сотни!
— А соревнуется сколько же команд?
— Всего-то 200! И мои соколы-то посвежее будут...
Я уже не понимал, кого он имеет в виду: кречетов или молодых людей, застенчиво стоявших за его спиной.
Нет, сейчас свежими ни те, ни другие не выглядели.
Сам павильон «Камчатка» выглядел более пустынным. Здесь, внутри, была полутьма и один большой монитор, на котором мерцала жизнь края.
— Можно просто смотреть. А можно инвестировать! — многообещающе заглянула мне в глаза девушка, стоявшая у монитора.— Вы в какой категории?
Мне хотелось бы быть, конечно, во второй. Но я был даже не в первой.
Рядом молодые драматурги Приморья читали вслух пьесу одного из коллег. Суть была в том, что в эпоху СВО раненый солдат просится обратно на фронт. Ранен он в руку.
— Мне быстро надо! — умоляет он.
— Тогда давай руку отрежем и йодную сеточку намажем...— шутит доктор.
Кажется, на этом и договорились.
И везде, у каждого павильона пели. С хорошим, надо сказать, усилением. Какой-то просто музыкальный салон, честное слово.
— Ну зачем мне этот город без тебя, без тебя, без тебя...— доносилось из павильона, например, Бурятии.
В палатке Хабаровского края пропагандировали настолку «Хасанские бои».
У павильона Чукотки перед началом танцев объясняли происхождение огромной буквы Z, набитой мячами, бейсбольными и футбольными. Рассказывали, что чукотские бойцы прямо сейчас отражают атаки агрессоров, защищая малую и большую Родину. Подробности не уточнялись. Да, на Чукотке было, похоже, неспокойно.
— Грустные звезды
В поисках ласки
Сквозь синюю вечность
Летят до земли...
Это, магомаевское, тоже откуда-то неслось...
На «Улице Дальнего Востока» настроение этим утром было сентиментальным.
А у президента России программа в Приморском крае начиналась с судостроительного комплекса «Звезда». Здесь ожидалась церемония имянаречения двух танкеров арктического ледового класса.
Немного настораживали названия танкеров. Один нарекли «Валентином Пикулем», другой — «Алексеем Косыгиным».
Советский писатель и советский государственный деятель. Время, казалось бы, словно остановилось в городе Большой Камень. И даже уверенно пошло вспять. Кажется, последние лет 30 подарили стране, которая называется тоже не Советский Союз, новых героев. Но, видимо, нет.
На месте выяснилось, что один из более ранних судов, построенных на верфи, называется «Виктор Черномырдин». То есть все же это более современный герой почти нашего времени. Значит, все-таки можно. И я представляю себе, например, атомный ледокол «Борис Ельцин». Ведь может же быть такое? Но понимаю, что будет в лучшем случае «Андрей Громыко».
Сотрудница пресс-службы компании «Роснефть» Наталья Семенихина сразу рассказала, что названия судам дает заказчик (то есть «Роснефть», если что, тут совершенно ни при чем), и даже предложила найти в толпе ожидающих прилета господина Путина этого заказчика, но куда-то он очень кстати пропал.
Два танкера между тем вызывали трепет прежде всего своими размерами. Такого у нас еще не строили. Один, нам рассказали, газовоз, другой — челнок. У каждого, как, оказывается, положено спускаемому на воду судну, есть крестная мама.
— У «Валентина Пикуля» это... Сейчас скажу,— честно вспоминал один из организаторов.— Женщина-космонавт...
— Юлия Пересильд? — с надеждой переспрашивал я.
— Да нет,— отмахивался он.— Сейчас посмотрю в программке... Где же это?.. А, вот! Елена Серова!
Я ее потом нашел.
— Только вы правильно меня назовите,— сразу попросила она.— Я летчик-космонавт. А то меня иногда называют «женщина-космонавт», и это просто больно, поверьте.
Летала она в 2014 году и то, как Крым заходил в родную гавань, могла видеть прямо из иллюминатора, но не видела, так как в марте 2014 года была дублером, а сама полетела только в сентябре и провела на орбите полгода.
— Как же вы пришли в себя после такого? — спросил я ее.
— Что вы имеете в виду? — быстро и нервно переспросила она.
— После такого долгого полета,— уточнил я.
— А,— беззаботно махнула она рукой.— Я маленького роста и быстро адаптируюсь. У нас это важно. Уже на второй день сама пошла...
Теперь она стояла в окружении строителей как крестная мама и готова была снова справиться.
Я уже разговаривал до этого с сотрудницей другой пресс-службы, судоверфи «Звезда», и она уже предположила:
— Возможно, Путин пойдет в электорат.
Электорат, окруживший, пока не было президента, летчика-космонавта Елену Серову, переживал:
— Подойдет не подойдет?
Сразу скажу: нет, на этот раз не подошел.
— Как же вышло, что вам предложили стать крестной матерью танкера? — спрашивал я Елену Серову.
— Ничего особенного,— пожимала она плечами.— Больше того, у меня уже есть опыт. Я крестная мама танкера «Проспект Королева»!
Да она была просто нарасхват.
— В чем же заключаются ваши обязанности как крестной мамы такого огромного танкера? — уточнял я.
— Благословение корабля,— перечисляла Елена Серова,— произнесение фразы «Нарекаю тебя именем»! Плюс разбивается бутылка о борт корабля, конечно!
— И все?
Я имел в виду, крестная же — на всю жизнь. Заботиться надо. Капитальный ремонт и т. д.
— Да, еще фотография! — вспомнила Елена Серова.— Дарится экипажу с напутствием. Связь не должна быть оборвана... Вы извините, я с пирожками стою тут в руке, мне неудобно.
Я заметил, что она и правда прячет в руках две половинки пирожка. Они там, на ветру, стояли уже долго, она проголодалась и, видимо, замерзла.
— А шампанское какое будете разбивать? «Крымское»?
— «Советское»! — заверила Елена Серова.
С шампанским, впрочем, все было не так просто. По бутылке было привязано на веревке у каждого борта, и нетрудно было с помощью фотообъектива приблизить этикетку. Увы. «Santo Stefano Bianсo Semisecco. Напиток винный газированный». Не шампанское и даже не игристое.
И тем более не «Советское» (а как бы подошло к «Алексею Косыгину»). Позже один из тех, кто и привязывал напиток к веревке, все объяснил. Дело в том, что у «Советского» слишком толстое стекло. Может и не разбиться в решающий момент. Случаи бывали.
Между тем событие было все-таки грандиозное. И я спрашивал у заместителя гендиректора по производству ССК «Звезда» Максима Плугина, как же такое получилось у них, да еще теперь?
— Все пока на оборудовании иностранном,— признался он.— Единственное — лакокрасочное покрытие частично применяется отечественное.
— То есть успели построить? — предположил я.
— Проект очень сложно поменять,— пожал он плечами.— Если он есть, под него и закупается оборудование. А проект уже был. Год-полтора шел закупочный процесс. Потом проблема — вывезти из недружественных стран, которые ввели санкции. И когда все было уже здесь, оно было оплачено.
— Видимо, и проблемы с оплатой получили? — интересовался я.
— И это тоже, конечно. Но главное — вывезли! Путем переговоров бесконечных. Контракты были заключены до начала СВО. Но у компаний есть обязательства не только перед своим государством, но и перед нами. Они, наверное, понимают, что мировая ситуация может измениться...
— Правда так думаете?
— Конечно! И тогда что? Ложечки, как говорится, нашлись, а осадочек-то остался! Крупные компании, которые с нами сотрудничают, понимая масштаб нашего предприятия, не хотят все-таки с нами ругаться. Были найдены пути... Даже на уровне правительства... Передали нам оборудование. А вот как нам теперь его запустить...
— Да, как?
— Это новые компетенции, которые до сих пор нарабатываются вместе с иностранными производителями. Не буду скрывать, у нас работают корейские специалисты, которые мировые лидеры в производстве данных судов.
— Вот как...
— Да. Смешанные бригады, например, сварщиков, 50 на 50... Работают для передачи опыта...
Здесь в доке корейских специалистов я, впрочем, не увидел. Их все-таки скрывали. И правильно, чтоб не сглазить.
Владимир Путин появился меж двух танкеров, когда уже стемнело, и в ком-то, без сомнения, надежда уже умерла. Капитанов и команды обоих судов, выстроившиеся в затылок друг другу у кормы своих судов, уже отпускали поближе к биотуалетам, которые поставили где-то в глубине причала, и они уже возвращались оттуда в строй...
— Я абсолютно уверен, что с каждым новым сданным кораблем уровень локализации на «Звезде» будет постоянно возрастать,— говорил строителям господин Путин, у которого впереди были еще два совещания во Владивостоке.
Они, конечно, очень хотели, чтобы он подошел к ним и сфотографировался.
Но осень, сезонные ОРВИ уже резко обострились; на ВЭФе, кстати, многие «плюсуют» по итогам ПЦР-тестов. Строители не были на карантине, все тоже только после тестов.
Нет, у них не было шансов.
Обе бутылки раскололи просто впечатляюще.
Стекло-то тонкое.