Если же говорить о Франции, то опасная ситуация там зародилась не сегодня и даже не 10–20 лет назад. Хорошо помню свой первый приезд в эту страну в 1972 г., т. е. почти полвека назад. Франция тогда была, как говорят сегодня сами французы, «белой». Размежевание проходило вовсе не по национальному или религиозному признаку. Существовали роскошный и богатый центр Парижа и бедные пролетарские кварталы так называемого «красного пояса», который голосовал за левых. Мусульманская часть рабочего класса, трудившаяся на крупных промышленных предприятиях, растворялась в общей рабочей массе и разделяла с рабочими французами бытовые тяготы. Религия была где-то в стороне.
Было и ещё одно важное обстоятельство, которое сдерживало у мусульманской общины нарастание недовольства. В середине XX в. арабский мир оставался зоной сравнительного спокойствия. Боевые действия в Ираке, Афганистане, Сирии, международный терроризм — всё это было ещё впереди. Первая волна миграции была следствием не религиозных конфликтов и не череды войн, как сегодня, а порождением бедности. Люди устремлялись в благополучную Европу не по политическим соображениям, а ради лучшей жизни, работы, ради возможности дать образование детям.
Первая волна
Первые волны мигрантов были благодарны принявшим их странам — и прежде всего Германии, Франции, Испании, Великобритании. Приезжим предоставляли жильё, работу, возможность учить детей и невиданные в арабском и африканском мире льготы. Приехавшие сравнивали жизнь «здесь» и на покинутой родине и радовались тому, что живут в более благоприятных условиях.
Принимавшие страны тоже получали свою выгоду. Европа старела и испытывала нехватку рабочей силы. Приехавшие же были готовы на любую работу за небольшие деньги, и европейский бизнес широко пользовался этой возможностью. И, в частности, возможностью сдерживать уровень зарплат для собственного населения.
Проблемы начались позднее. Мигранты при попустительстве властей стали перетаскивать к себе родственников. К тому же развили бурную демографическую активность. В европейской семье обычно было 1–2 ребёнка. Приезжие рожали по 4–5 детей и, пользуясь европейскими социальными порядками, садились на щедрое, по их меркам, государственное довольствие.
Сегодня в местах проживания мигрантов во многих детсадах и школах число учеников арабо-африканского происхождения превышает число местных. Французы бегут из таких районов, которые превращаются в мусульманские гетто, зоны шариата. Европейские законы и правила общежития там фактически не действуют. Там свой образ жизни, своя культура. Сами французы, в том числе и полиция, в такие районы предпочитают не соваться.
Но мигрантам, когда их становится очень много, уже недостаточно и этого пространства. Они всё чаще «оккупируют» улицы и площади, бывшие веками излюбленными местами для прогулок и празднеств местного населения. В прошлое Рождество, оказавшись в Лондоне, я сунулся было на знаменитую Трафальгарскую площадь. И что же увидел? Приезжие превратили площадь в азиатский базар. Гремели барабаны, арабы и темнокожие шумно отплясывали под свою музыку, пахло горелой бараниной. Ёлка казалась чужой и ненужной на этом афро-азиатском празднике. Хуже того, в Англии со стороны мусульманской общины всё чаще раздаются голоса с требованием вообще запретить рождественские ёлки: они, дескать, ущемляют религиозные чувства мусульман.
«Вы нам должны»
Мусульманские общины в Европе всё более радикализируются. Новые поколения мигрантов никакой благодарности к странам, приютившим их родителей, уже не испытывают. А то, что получают, воспринимают как должное. Более того, считают, что им «недодают». Выросшие в замкнутой шариатской среде, не пожелавшие воспринять европейскую культуру и нравы, они всё более изолируются, ожесточаются и становятся лёгкой добычей радикальных проповедников.
Местные власти давно выпустили ситуацию из-под контроля. Из 3 тыс. имамов, работающих во Франции, лишь 300 получили образование в самой Франции. Остальные учились в арабских странах. Многие приехали из Турции. Нетрудно представить, какие проповеди они ведут. Ни о каких «республиканских ценностях» там речи не идёт. Фактически вне контроля властей находятся источники финансирования мечетей и незарегистрированных мусульманских организаций.
Проблема усугубляется тем, что в последние годы заметно возрос поток нелегальных мигрантов. Оказавшись в Европе и столкнувшись с трудностями легализации, нелегалы становятся лёгкой добычей криминальных структур. Их используют в качестве наркокурьеров, проституток, продают в рабство и даже используют для незаконной трансплантации органов.
Масштабы миграции достигли такого уровня, что бюджеты европейских стран уже не способны выдерживать нагрузку. На обеспечение даже минимальных потребностей беженцев Евросоюз тратит 5 млрд евро в год. Это вызывает растущее недовольство местного населения.
Вторжение в политику
Модель «плавильного котла», которая предполагала ассимиляцию иммигрантов в местную жизнь «при взаимном проникновении культур» (если пользоваться терминами ЮНЕСКО), в Европе потерпела крах. Особенно это заметно во Франции с её глубокими традициями «свободы, равенства и братства». Приезжие сторонятся и высокой французской культуры, и французских обычаев. Наплыв мигрантов продолжается. Уже сегодня на 60 млн населения страны приходится 6 млн мусульман. При нынешних темпах рождаемости среди мусульманского населения через 15 лет доля приверженцев ислама может возрасти до 30%. Испытывая материальные проблемы и трудности адаптации, мигранты ищут убежище именно в нише ислама. А власть сталкивается с отторжением исламскими общинами той модели цивилизации, которая складывалась в Европе веками.
Ислам всё чаще не ограничивается религиозной сферой и пытается вторгаться в политику. Турция всё активнее использует исламские каналы, чтобы продвигать в Европу свои политические ценности и оттоманские амбиции.
Европа оказалась не способна взять ситуацию под контроль. Что значит объявленное французским правительством намерение запретить 300 радикальных исламских организаций и выслать наиболее одиозных имамов? Эксперты предупреждают: всё это сообщество уйдёт в подполье и станет ещё более агрессивным.
В Западной Европе к настоящему времени скопилось 50 млн мигрантов. В ряде стран (Германия, Франция, Испания, Швеция, Бельгия) их доля близится к 15%. Но есть и страны, не желающие делить бремя приёма опасных гостей: Польша, Венгрия, Чехия, Австрия, Словакия, страны Прибалтики. Угрозы санкций со стороны Евросоюза на них не действуют. Оправдывая свою упёртость, власти этих стран намекают на то, что Европа имеет дело не с людьми, бегущими от тяжёлых жизненных обстоятельств, а с продуманной политикой бесшумного захвата (оккупации) территорий и образования на них мусульманского общества. При этом часто фигурирует понятие «халифат».
Участники Вышеградской группы (Польша, Чехия, Словакия, Венгрия) говорят, что готовы принимать мигрантов, только если они придерживаются христианской веры и близки их народам по духу, культуре и традициям. Несмотря на критику такого рода идей со стороны руководства ЕС, число последователей тактики «обусловленного приёма» растёт. К «оппозиционерам» уже примкнули Греция, Дания и Италия.
* * *
В Европе политики высокого ранга, начиная с французского президента Макрона, поднимают градус дискуссии о пределах миграции. Мэр Ниццы, где произошла ещё одна трагедия с отрезанием головы в церкви, квалифицировал случившееся как проявление «исламского фашизма». Его эмоции можно понять. Но проблему столкновения мусульманской и христианской цивилизаций эмоциями, конечно, не решить. Нужно глубокое осмысление глобальных этнических и религиозных процессов, свидетелями которых мы становимся.
В России проблема «принимать — не принимать» в силу ряда обстоятельств пока не носит столь острого характера, как на Западе. Низкая рождаемость, огромная территория, нехватка рабочей силы, инерция идеологической «дружбы народов» в СССР и даже наивные попытки воссоздать «Союз нерушимый республик свободных» привносят в полемику о плюсах и минусах миграции свои черты. Но трагический всплеск миграционной темы в Западной Европе подсказывает: нам тоже пора браться за ум. Остаться в стороне от столь серьёзных и трагичных процессов едва ли удастся.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции