«Главная опасность — скатывание к автаркии».
Согласно интегральным оценкам Европейской комиссии, западные санкции нанесут российской экономике ущерб размером в 30 млрд долларов в 2014 году, а в 2015-м — уже в 95 млрд. Оценка Минфина куда оптимистичнее: всего 5—6 млрд долларов за 2014 год. В этом году также прогнозируется отток капитала в размере более 100 млрд долларов, но потеря даже такой суммы нас не убьет.
Почему я полагаю, что санкции не нанесут фатального ущерба российской экономике? По цифрам урон сопоставим с проведением Олимпиады в Сочи — около 4—6% ВВП. Суть не в санкциях, а в отношениях между Западом и Россией. Заметьте, что все это время обсуждаются даже не столько уже введенные санкции, сколько потенциальные. Более того, ведется дискуссия о модели экономического развития РФ в будущем.
В последнее десятилетие Россия двигалась по стандартной догоняющей модели с поправкой на сырьевые запасы и высокие цены на нефть. Однако даже тогда многие отрасли не выдерживали конкуренции с импортной продукцией. Продолжалось заимствование технологий, наращивались государственные и иностранные инвестиции в страну. Но от темпов роста, скажем, Китая мы все это время были далеки.
В этом смысле санкции «пришлись ко двору», спровоцировав дискуссию о том, надо ли нам жить в мире глобальной интеграции, или же нам там неуютно и следует, наоборот, снижать зависимость от внешних рынков.
Независимо от того, какой ущерб санкции наносят экономике, они в любом случае негативно влияют на предпочтения инвесторов. Это явный сигнал: «Не суйтесь сюда». А инвесторы еще до введения санкций не то чтобы рвались в нашу страну. Боюсь, что этот сигнал будет услышан не только зарубежными компаниями, но и российскими.
Расскажу об исследовании, проведенном в период с мая по октябрь «ГФК-Русь» по заказу НИУ ВШЭ. В ходе исследования был проведен опрос 2000 российских промышленных компаний разного масштаба по всем основным отраслям экономики. Цель была такая: определить, насколько фирмы боятся санкций.
Среди относительно крупных предприятий существенная доля и экспортирует, и импортирует продукцию. Больше половины компаний, имеющих штат от 500 человек и более, импортируют оборудование. Многие компании имеют стратегические альянсы и активно сотрудничают с внешним миром. Примерно 20% всех фирм имеют счета за границей и получают внешние кредиты. Больше всего их волнуют возможные проблемы с экспортом и импортом сырья, технологий, перипетии с курсом рубля и возможная дискриминация на зарубежных рынках.
Около половины компаний, однако, заявили, что не считают санкции причиной для опасения. И чем меньше предприятие, тем чаще оно давало такой ответ. Вопросы риска, как правило, меньше беспокоят маленькие фирмы в неторговых отраслях. Чем выше компания оценивает свое технологическое обеспечение, тем выше она оценивает и риск санкций.
Я считаю, что основная опасность санкций таится не в экономическом эффекте извне, а в самой России. Они дают оружие в руки людей, которые говорят: «Мы все сделаем сами, никто нам не нужен».
Напомню, что ни одна страна в мире не производит сложное оборудование «от и до» самостоятельно. Я лично не знаю ни одной страны, где технологическая зависимость была бы меньше, чем у нас. 80% фирм в Европе активно занимаются импортом и экспортом и крайне зависят друг от друга.
В будущем санкции могут остаться в том виде, в котором они существуют сейчас. При таком исходе экономика так или иначе адаптируется, заместит дешевые внешние кредиты более дорогими внутренними с помощью государства. Иначе говоря, мы вернемся во времена 70—80-х годов. С той лишь разницей, что Россия не СССР, и печальный результат замыкания в собственной скорлупе наступит гораздо раньше.
Андрей КЛЕПАЧ, заместитель председателя Внешэкономбанка
«Нас привели в чувство, пора работать»
Следует выделить несколько основных каналов воздействия экономических санкций. Первый — это существенное ухудшение доступа к внешним рынкам капитала. В результате происходит серьезный отток инвестиций, сужение финансовых возможностей для корпораций и, что даже более опасно, для банков.
Второй канал — это ограничение российского экспорта. Это пока только обсуждаемая волна потенциальных мер, которая может коснуться целого спектра отечественной продукции: химической промышленности, газового сектора, металлургии и даже таких экзотических позиций, как икра или водка (напомню, последние два пункта попали под эмбарго в 1983 году, после атаки ПВО СССР корейского «Боинга»). Такая угроза действительно существует, ведь политика Евросоюза направлена на сдерживание поставок российских углеводородов и снижение доли России на европейском рынке.
В-третьих, речь идет об ограничениях на финансовые расчеты, которые касаются ряда предприятий оборонного комплекса и лиц, которые его контролируют. Вряд ли тут есть существенная угроза, но транзакционные издержки повышаются, так как большинство операций так или иначе проходит через американские банки. И это касается не только операций по переводу денег за рубеж, а всех валютных сделок. Дело даже не в увеличении срока проведения операций, а в полном отказе от некоторых из них. От системы SWIFT, надеюсь, нас все же не отключат, это может полностью выбросить нашу банковскую систему из международной системы расчетов. Тогда уже придется возвращаться к наиболее архаичным формам транзакций.
В-четвертых, это технологические и секторальные санкции. Они ведут к ограничению инвестиций, заморозке некоторых проектов в нефтегазовой отрасли. Заметьте, что даже текущие нефтяные разработки требуют горизонтального бурения, а это значительная часть месторождений Западной Сибири, где и так снижается добыча. Степень технологической зависимости у нас грандиозная: на 100 с лишним миллиардов долларов в этом году мы закупили только машинного оборудования. Кроме того, все компании, за исключением «Сургутнефтегаза», так или иначе обслуживаются американскими фирмами. Это несет серьезные риски для активных проектов, и компании вынуждены принимать меры для обеспечения самостоятельности.
Так, мы импортируем 80% катализаторов, установленных на НПЗ, большое количество авиазапчастей. Если на полгода ограничить импорт, то все производство прекратится. Это же касается и медицинской сферы: отечественных рентгеновских аппаратов мы фактически не производим.
Но, по сути дела, санкции привели нас в чувство. Ситуацию осознали и государственные структуры, и предприятия. Об автаркии речи, конечно, нет, но повысить самостоятельность в определенных сферах нужно, и теперь у людей появилось понимание этого. К сожалению, самостоятельность не приходит так быстро.
Следующий вопрос — срок действия санкций. Базовый прогноз предполагает политический диалог с Западом и восстановление отношений к концу лета 2015 года. Но рассматривается и другой прогноз, главным образом непублично. Это наиболее реалистичный сценарий: сохранение текущих санкций или даже их ужесточение до 2017 года.
Но окно роста есть и сейчас, и это не только импортозамещение. Наша экономическая политика устарела, далее проводить ее уже не получится. Она основывалась на высоких ценах на нефть. 80—90 долларов за баррель — нормальная цена, она будет стабильной.
Наша модель строилась также на доступе к мировым финансовым рынкам. В ближайшие 2—3 года он будет либо закрыт для банков, либо сильно ограничен. Переориентироваться на Азию будет непросто, это потребует различного рода издержек и времени. Кроме того, опасность в том, что Китаю, у которого область НИОКР развита гораздо сильнее, мы просто не сможем ничего предложить.
В итоге мы, я думаю, будем вынуждены формировать другую политику. Либо мы просто адаптируемся к неблагоприятной среде, либо все же сможем создать модель, которая обеспечит экономике развитие. Для этого нужны не только современные технологии, но и перестройка бюджетной политики, инвестиционных планов.
116.0
22.00
