«В четыре года я заявила, что моя настоящая мама — Алла Борисовна Пугачева. Бабушка советовала: «Не говори матери, она обидится». А я: «Нас с Кристиной перепутали. Пусть мама Кристину себе забирает». Мне казалось, что Кристина на мою маму больше похожа, чем на Пугачеву. У нас все женщины в семье того же типа, что и она, — высокие, породистые… Я была гадким утенком и думала: «Ну однозначно, подкидыш!» — рассказывает актриса Яна Троянова.
— Обойдемся без Офелий и Карениных! Всегда хотела быть для народа своей… Ольга говорит на языке миллионов женщин в нашей стране: матерей-одиночек, разведенок. Таких у нас всегда было очень много. Наши бабушки на войне потеряли мужей и растили своих детей одни. Наши мамы тоже были одиночками и вырастили нас. И многие из нашего поколения рожают детей и рассчитывают только на себя. Я и сама из неполной семьи.
С детства видела, как мама умела выкручиваться — двое детей, три работы. Ее любимые слова: «Так, у меня закрутка, девки! Все, не мешаем!» Такие женщины для меня — чудо. Еще и отведут ребенка на кружок, разовьют. У мамы и подруги были такие — все матери-одиночки. Помню, как в день моей свадьбы они выстроились на лоджии нашей квартиры и смотрели оттуда, как жених выносит меня из подъезда на руках. И были за меня счастливы: «Ну хоть кого-то из нас вынесли из этого дома в белом платье!» Но на самом деле меня несли в ад… Очень неудачное было у меня замужество.
— До сих пор помню свадебное платье, которое мне хотелось, — абсолютно Золушкино. Оно было выставлено на манекене в салоне для новобрачных и стоило 300 рублей. В загс я пошла в другом: свекровь какое-то кошмарное б/у у знакомых купила. И вот прошла свадьба, и на следующий день началось… Из хороших воспоминаний — только выход из роддома. Всё! Остальное — драки, измены, унижения… Когда я лежала в больнице со сломанным носом и тяжелым сотрясением мозга, мама пришла и сказала: «Не для этого я тебя рожала». И тогда я развелась.
После того брака осталось выжженное поле… Я больше так и не решилась официально замуж выйти. У меня ужас, что на следующий день мне скажут: «Вари курицу» — и дадут по морде… С Васей Сигаревым (режиссер, драматург и сценарист, гражданский муж Трояновой. — Прим. ред.) мы живем уже лет пятнадцать. И первые десять из них я никаких гарантий ему не давала, мы не планировали ничего совместного, кроме творчества. И только в последнее время мы наконец заговорили немножко о том, что в старости делать будем.
— Как вы с ним познакомились?
— Вася в «Театроне» (екатеринбургский драматический театр. — Прим. ред.) репетировал свою пьесу. Мне дали главную роль. На первую репетицию я пришла, опоздав часа так на два. Всю ночь с подругой прогужбанила в клубе. Явилась и честно призналась: «Проспала, сорян!» И тут у меня пуговица на топике оторвалась и покатилась прямо под ноги Сигареву. Кто-то сказал: «Если пуговица оторвалась — это судьба». — «Ну тогда возьму себе», — говорит Вася и кладет пуговицу в карман. И предлагает: «Пойдем пива выпьем…»
Он повел себя как гусар: угостил и показал владения — стройку, где возводился дом с его будущей квартирой. Говорит: «Здесь я сделаю кабинет, здесь будет спальня». Он был женат, но для него в этот день все определилось. Первые три года у нас были очень жесткие притирки. Но в итоге Вася стал тем человеком, которому я смогла все про себя рассказать. Я рассказывала о своем детстве, а он записывал. Так появился сценарий «Волчка»…
— Этот фильм, получивший очень высокую оценку на всевозможных фестивалях, — история непростого детства…
— Да. Это ведь сейчас я восхищаюсь своей матерью, а тогда все было гораздо сложнее… Мама была молодая, занималась собой, а я с бабушкой с утра до вечера. Помню, как в четыре года я заявила бабушке, что моя настоящая мама — Алла Борисовна Пугачева. Бабушка советовала: «Не говори матери, она обидится». А я: «Это ее проблемы! Нас с Кристиной перепутали. Пусть мама Кристину себе забирает». Мне казалось, что Кристина на мою маму больше похожа, чем на Пугачеву. У нас все женщины в семье того же типа, что и она, — высокие, породистые… А я была гадким утенком, худющая, маленькая, три волосинки на голове.
Смотрела на них снизу вверх и думала: «Ну однозначно, я подкидыш!» Потом не стало бабушки… Мне было пять лет. Мама привезла меня из пионерского лагеря, куда устроила, несмотря на мой возраст. И вот она мне протягивает кружку, полную малины. Малина к нам в садик сама от соседей «перебежала»: бабушка сумела ее «пригласить». Просто кинула на землю, к корням щебень, а малина же очень камни любит... Бабушка продвинутая была. И вот в нашем малиновом садике мама дает мне кружку малины, а я вижу, что ягоды уже покрыты плесенью. Тут мама говорит: «Бабушки больше нет...» Я не стала есть эту малину.
Мама уговаривала: «Бабушка же для тебя старалась». Но я сказала: «Нет!» Мне не надо было, чтобы бабушка старалась, мне надо было, чтобы она была живая. Ту кружку я забыть не могу... Это был первый опыт потерь. Если бы я малину приняла, было бы легче. Я уже тогда научилась бы отпускать тех, кто ушел…
— То есть бабушка была вам очень близким человеком… При этом вам, как маленькой героине фильма «Волчок», хотелось добиться маминой любви?
— Естественно. Идея была в том, чтобы «влюбить в себя маму». Как-то мы поехали отдыхать на юг. У берега в море из-за прилива скопилось огромное количество медуз — маленьких, круглых, как розочки. Мама не хотела из-за этого плавать. И я их вылавливала. Мне казалось, что если я вычищу море от медуз, мама будет рада. Я их ловила и складывала на гальку. Искала таким образом ход к матери. Да что там медузы?! Как-то мы с мамой плавали на кораблике.
Наша ракета пришвартовалась у длиннющего пирса. И вот мы спустились по трапу на этот пирс, берег был далеко-далеко. И я маме говорю: «Хочешь, я прыгну?» — «Нет, конечно». Но я беру и прыгаю. Там глубина — жесть! А мне пять лет, и плавать я не умею. Повезло, что за мной нырнул какой-то мужчина. У мамы был шок из-за моей выходки. Она расценила это как плохой поступок. Считала, что я ей порчу жизнь, я же ее напугала, напрягла окружающих, вот того мужчину, который меня спасал... Она меня ругала всю поездку. А я-то в свой прыжок вкладывала совсем другой смысл: смотри, как я могу ради тебя! То есть мы вечно с мамой на разных языках разговаривали.
Я росла с ощущением, что не нужна ей. Когда мама увидела «Волчок», она искренне удивилась: «А ты правда меня так ждала?!» Она об этом даже не догадывалась… У Сигарева в фильме девочка в окне включает и выключает лампу, как маяк. Это образ. На самом деле, когда я ждала маму и стояла у окна, бабушка запрещала мне включать свет. В итоге, когда я выросла, спала только с включенным светом и теликом…
— И до сих пор так спите?
— Только недавно я сказала себе: «Хватит баловаться. Что ты из детства тянешь за собой комплексы? Выруби свет!» Конечно, я понимаю, все мы родом из детства, но в сорок четыре года пора избавиться от того, что я натащила из прошлого. Тем более что многое ушло в кино. Хорошо, что перед уходом мамы из жизни мы о многом с ней успели поговорить и все друг другу простили. Нет больше никакого груза. Я была счастлива, когда услышала: «Ты хорошая дочь!» Да, я хорошая дочь. Я отличная дочь! Я нашла в себе силы попросить у мамы прощения. Потому что слышать с детства от ребенка «Ты не моя мама» — испытание страшнейшее.
— Интересно, почему именно Аллой Пугачевой вы хотели ее заменить?
— Потом уже, с возрастом, я смогла проанализировать те мои фантазии: маленькому ребенку, который родился артистом, нужен ориентир, путеводная звезда. Вот Алла Борисовна и стала моей путеводной звездой… Я увидела ее в четыре года. Меня мама сводила в кино на «Женщину, которая поет». Мы прошли вдвоем по одному билету — мама меня плащом закрыла. Весь фильм я просидела раскрыв рот и не отрываясь смотрела на Аллу Борисовну. Мама потом подругам рассказывала: «Думала, Янка искрутится, извертится, а она…» А вскоре все услышали мое заявление: «Я буду артисткой».
В театральный я поступила поздно — в двадцать девять лет. Долго не могла решиться эту мечту осуществить! Слишком рано вышла замуж, родила... Были девяностые. Я занималась какой-то ерундой, и в кафе работала, и торговала… При этом мне казалось, что жизнь моя закончилась. Это были годы отчаяния. Я просила небеса забрать меня и в следующей жизни выдать профессию актрисы… Потом все стало понемногу налаживаться. Я окончила философский факультет и уж после этого наконец решилась. Подала документы в театральный. В то время, как сдавала экзамены, мне приснился сон: я нахожусь в большом доме, смотрю из окна, а в яблоневом саду на траве сидит Алла Пугачева. И я ее спрашиваю: «Что вы тут делаете, Алла Борисовна?» — «Я пришла к тебе». Когда проснулась, поняла — я встала на свой путь. На следующий день я узнала, что поступила…
— У вас очень непростая судьба, но жизненный опыт — это тот инструмент, которым артист потом непрерывно пользуется.
— Да. Я не нужна была пустышкой. По молодости я бы обязательно загремела в дешевое, бездарное кино, где всякие телки-метелки ходят туда-сюда… Я больше чем уверена, что наделала бы массу ошибок. А сейчас я за каждую роль кровью распишусь, я все делала от сердца.
— И за первую же роль в «Волчке» вы получили приз на «Кинотавре» как лучшая актриса.
— Но сниматься я отказывалась. Боялась подвести режиссера: у Васи это тоже был первый фильм. Но Вася твердо знал, что хочет снимать меня в роли матери. А я хотела, чтобы Виктория Исакова играла эту роль, она была единственной, кому бы я это доверила. Просто у меня вообще тогда был кризис. Исполнилось тридцать пять лет — видимо, это какой-то важный рубеж. Я думала: наверное, поздно, наверное, подведу, я же ничего не умею. Тут жизнь меня вывела к одному человеку, который ответил на мои вопросы. Это произошло совершенно случайно.
Я оказалась в Улан-Удэ, пошла в ресторан, а за соседним столиком местные буряты праздновали день рождения. И вдруг виновник торжества говорит: «Давайте все-таки потише, вон, девушка сидит одна, ужинает. Мы ей мешаем». И извинился. Я говорю: «Без проблем, мне с вами как раз очень даже весело. А что бы мне у вас посетить в Улан-Удэ?» Тот молодой человек оказался сыном мэра. Говорит: «Может быть, вам поехать к Ринпоче Багша? Папа всегда ходит к нему за любым советом». (Ринпоче Багша — одно из главных лиц в буддизме тибетской традиции. Был направлен далай-ламой в Бурятию возрождать буддизм. — Прим. ред.) А мне как раз совет очень нужен был! Вот только, как мне рассказали, чтобы попасть в дацан (буддистский монастырь-университет, где преподает Ринпоче Багша. — Прим. ред.), нужно очень рано встать, приехать, вытянуть жетон, и если повезет — на нем будет номер. Тогда Ринпоче тебя примет…
Правда, Учитель потом удивился: «Зачем ты тянула жетон? Ты приезжая, я бы тебя и так принял». Я ответила: «Хотела по-честному. Потому что, если вытяну жетон, значит, мне к вам надо. А если нет — то я бы к вам не пошла». Кстати, когда я тянула жетон, за меня «маленькие будды» очень переживали — я так называю симпатичных налысо бритых мальчишек, которые выносят мешок с жетонами. И я засунула в мешок руку, нащупала жетон, раскрыла ладонь — на жетоне был номер 10. И вот я задала свой вопрос Ринпоче, а он ответил: «Ты должна сниматься». Еще сказал: «Ты будешь помогать людям». Вот тут я ему не поверила, подумала, что он гонит. Чем конкретно я могу помочь? Куда мне идти, что делать? Выступить за мир во всем мире?
— А мне кажется, все ваши роли — это помощь людям.
— В итоге — да. Это помощь не от меня, а через меня. Я прекрасно понимаю, что я всего лишь проводник… Когда вышел «Волчок», люди стали писать мне на электронную почту, что фильм изменил их жизнь. Одно пронзительное письмо не могу забыть: «Вышел из кинотеатра, сел в свой дорогущий джип и понял, что очень давно не видел дочь. Еду к ней». Все. Я зарыдала, и Вася тоже. Нет ничего круче!
— В следующем вашем фильме — «Жить» — герои теряют своих любимых людей. У этого фильма вполне конкретная цель — помочь тем, с кем случилась такая трагедия. Вам и самой довелось пережить потерю сына…
— Оказалось, что «Жить» — это было послание самой себе… Я верю в то, что со мной всегда общается Вселенная. Сразу после съемок погиб мой сын. Ему было двадцать лет… Накануне я почувствовала, что срочно нужно лететь к нему, в Екатеринбург. Я как раз освободилась, потому что работа над фильмом закончилась. Это было перед самым Новым годом. И мы с Васей имели все шансы не вылететь — аэропорты были забиты, люди по трое суток сидели и ждали. Но Сигарев чудом взял билеты. Уверена, нам с сыном небеса организовали эту встречу, чтобы мы попрощались. Но я больше не хочу на эту тему говорить. Мы ее закроем…
— Понимаю вас. Многие люди после таких потерь так никогда и не приходят в себя…
— Хорошо, скажу… Потому что помогать через профессию — это не только через роли, но и через интервью. Быть честной и открытой — это тоже помощь другому человеку… После фильма «Жить» мне люди писали: «Я уже приготовился к самоубийству, но посмотрел ваше кино и изменил решение…» В фильме главный посыл — нельзя сдаваться. После гибели сына я тоже не хотела жить. Когда дети уходят раньше родителей, нет слов, что это такое. Но я должна была не сдохнуть следом за ним, а идти и жить… Так же, как моя героиня, я должна была начать питаться, делать первые шаги, снова научиться разговаривать с этим миром. Сначала не очень получалось. Как прошли съемки следующего фильма — «Кококо», я вообще не помню. Была еще не в порядке.
Я только помню Аню Михалкову, которая говорила: «Котик, я тут». Она видела, вот сейчас что-то страшное начнется у Трояновой и вся съемочная группа пострадает. И подходила: «Котик, а давай мы с тобой будем невидимки. А давай мы пойдем покушаем вкусные десерты». Аня — просто гениальный человек. Большой человек, большая актриса. Она меня спасала и держала в рамках… А вечером после съемок Аня передавала меня Васе Сигареву. Он со мной переехал в Петербург на весь съемочный период. У Васи всегда был наготове вкусный ужин: плов, какие-то зразы, что-то еще. Я удивлялась: «Где ты научился?» — «В Интернете посмотрел». Не поверите, но все, что нужно больному человеку, — это чтобы его вовремя накормили и уложили спать. Я говорю циничные вещи, но это правда… Тут главное — продержаться первые три года.
Очень важно, чтобы рядом были близкие люди. Не нужно гнушаться и психологами. Первые три года ты — зомби, больной, мертвый человек. Это подтверждает психология, и так же говорят духовники. А потом что-то меняется. В Библии написано: утешится плачущий. И вот я осталась на этой земле и могу сказать: не нам решать, кто когда уходит. Необходимо отпустить ушедшего, сказать: «Иди, мы прожили вместе столько, сколько нам было дано». И иметь мужество жить дальше. «Жить» — такое роскошное слово!
Потом мы с Васей переехали в Москву. Последней каплей стал уход мамы. Я же из-за семьи там жила. Не могла их бросить. А потом они все ушли — сын, мама, практически за ней — тетя. И что мне было там делать? Как-то так получилось, что Москва и Екатеринбург будто договорились. Екатеринбург отпустил, Москва приняла. Я это почувствовала и за это Москву полюбила. Она вдруг раскрылась как-то по-новому: неагрессивной и хлебосольной. У нас появилась квартира в Замоскворечье... Я вам сейчас покажу фотографию, и вы все поймете. Вот так выглядит теперь мое счастье: Вася работает, а наша собака Эми у него на коленках. Я их тайно сняла.
Удивительно, мне так хотелось актрисой стать. А теперь у меня актерство на втором месте. Все равно основа — это семья. Я умею подчиняться судьбе. Очень на всякие знаки обращаю внимание. Если внимательно присмотреться, в жизни каждого человека их полно…
0
25.00
