Ее называют «рыжая бестия» и Юля-ноги. Многие до сих пор считают Юлию Коган солисткой «Ленинграда», хотя с тех пор Шнур сменил в составе группы двух девушек. В разгар своей карьеры в коллективе, после хита «Я такая крутая», певица неожиданно ушла в никуда. Вопреки предсказаниям критиков, без Шнурова она не пропала. Такой уж характер. Юля многое повидала в жизни, многое смогла преодолеть. Она никогда не сдается.
— В нем мало приятных воспоминаний. Я родилась в Ленинграде, в обычной семье. Жили мы с мамой Ирой в коммуналке, одна комната на двоих. Зато квартира наша была в доме напротив театра БДТ, на Фонтанке. Мама много кем работала, от маляра до повара. Она очень старалась, но денег вечно не хватало. Как у любой советской матери-одиночки.
— А на твой вопрос «где папа?» что она отвечала?
— Да не помню уже. Детство я вообще помню лишь урывками, кусками. Из-за отсутствия отца я не очень страдала. А увиделась с ним уже подростком, по настоянию мамы. Она представила: «Юля, это Михаил. Но ты называй его папой». Помню, я подумала тогда: «С чего это я чужого дядю буду папой звать?!» Он был для меня посторонним человеком, с тех пор мы и не виделись. Никакого особенного впечатления отец не произвел. Но я на него похожа — потом нашла фото Михаила в молодости.
— То есть рыжая бестия ты не в маму?
— Вообще-то я темно-русая, а кудрявая — в отца. Я и не скрывала никогда, что крашу волосы. (Улыбается.) Когда попала в «Ленинград», была еще русой. Просто этого никто не помнит.
— Ты хорошо училась?
— Не очень, потому что мне не нравилось ходить в школу. Одноклассники меня чморили, во дворе тоже доставалось. Я была гадким утенком: худая и абсолютно плоская девочка, с короткой стрижкой. Волосы-антенны торчат во все стороны. Я даже отпустить их не могла, так как занималась плаванием, и длинные косы там были ни к чему. В общем, «добрые» дети прилепили мне прозвище Пушкин. Мою «красоту» наглядно демонстрирует одно старое фото, на которое я до сих пор не люблю смотреть. Мне там лет двенадцать. Все девчонки вокруг в шапочках, в купальниках, уже с приличными формами. И одна я в плавках и без шапочки. Купальники мне мешали, да и прикрывать было особо нечего. А на шапочку просто не было денег.
— Кто надоумил на плавание пойти?
— Из школы ребят отбирали, и мне понравилось. Бассейн был на улице Правды, «Волна» назывался. А параллельно я пела в хоре. И — представьте! — моей маме все время жаловались, что я тихо пою. Потом пришлось выбирать между плаванием и хором, мама не успевала водить меня в оба места. Хор я бросила, потому что плавать у меня получалось лучше, я всегда получала призы. Но спортсменкой тоже не стала: наша команда была не очень сильной. Девчонки завидовали моим успехам и издевались. Я страдала, даже плакала от этого. Когда была в спортивном лагере, пела всем песни на ночь. А утром надо мной все равно смеялись…
— Тогда-то ты и решила доказать, чего ты стоишь?
— Я всегда была мечтательницей, и меня это спасало. В ответ на издевательста мальчишек во дворе думала: «Вот вырасту и расцвету, и вы все в штабеля будете укладываться!» Сначала мечтала быть великой пловчихой. Потом — певицей. Но это обычное дело. Нет людей, которые бы поднялись с низов и не испытывали что-то подобное. Все страдали, а те девочки, что были в школе принцессами, часто вырастают… никем. Зато гадкие утята становятся королевишнами.
— Когда ты стала расцветать, сразу появился кавалер?
— Ой, это было не рано, до театрального института я еще училась в ПТУ. К тому моменту давно завязала с плаванием, и снова захотела петь. Но в карьерном плане я была невезучая. Когда в конкурсах вокальных участвовала, то у меня флюс, то еще какое-то ЧП. Зато везло с учителями. Лет в шестнадцать я оказалась в ансамбле, и к нам пришла педагог Наталья Латышева. Она была оперной певицей, а у нас — эстрадный коллектив. Тем не менее эта дива меня многому научила. Стала бесплатно со мной заниматься, потому что я не могла позволить педагогов за деньги.
— Про ПТУ расскажи, почему решила стать поваром-кондитером?
— Я хотела петь, а в консерваторию брали только с восемнадцати лет. У меня был выбор: либо до этого времени балду пинать, либо получить какую-то профессию. И пошла в ПТУ, отучилась четыре года и даже поработала по этой профессии на частную фирму. По ночам мы пекли пирожки с разными начинками на Лесной улице. Адские графики — ночь через ночь. Но платили нормально, на жизнь хватало. А в консерваторию меня все равно не взяли. Первый раз поступала как лохушка. Мне сказали — иди, и я пошла. Но на первом же туре провалилась. И меня настолько это задело, что решила взяться за подготовку серьезно. Не взяли и на второй год — там же огромный конкурс. А потом увидела, что в театральную академию набирается курс музыкальной оперы, понесла документы туда. Приняли меня из-за фактуры. Все на курсе Александра Петрова были стройные, высокие и красивые, а пела для театра я вполне хорошо.
— Вот тут-то ты и припомнила окружающим все обиды. Кавалеров отбривала направо и налево?
— У меня есть прекрасное свойство памяти, вся ненужная информация стирается. И это невероятная защита. Я помню, конечно, как плакала из-за того, что меня обижали, как боялась ходить по двору. Но потом те же мальчишки бросали на меня восхищенные взгяды. Так что бог с ними! Я не мстительная. Когда училась в институте, поклонники появились. Но все восхищались ярким образом, даже девушки из тусовки художников подходили и говорили: я хочу вас слепить, нарисовать. Но реальных ухажеров у меня не было. А наш мастер, наоборот, думал, что у меня любовников пруд пруди. И давал мне роли женщин легкого поведения или «с прошлым». Выбирать среди парней не приходилось, когда у меня появился реальный воздыхатель, он тут же стал моим молодым человеком.
— Когда училась в театральном, ты, наверное, и не думала о группе «Ленинград»?
— Я работала в театре «Зазеркалье» еще в процессе обучения и хотела стать актрисой этого театра. Но потом случилась ссора с мастером — мне не дали роль в «Порги и Бесс» Джорджа Гершвина, о которой я мечтала. И постепенно я к театру остыла. А со Шнуровым я совершенно случайно познакомилась. Мы тогда с подругой активно тусовались в компании музыкантов и художников. Аня была старше меня, она работала барменом в «Тоннеле» и встречалась с Игорем Вдовиным, который на тот момент состоял в «Ленинграде». Шнур был еще никому неизвестен, и я ходила на концерты за компанию с Игорем и Аней. Постепенно группа стала собирать хорошие залы и нравиться мне все больше. Однажды я записала с ними бэк-вокал песни «Новый год». Записала, да и забыла. А моя подруга рассталась со Вдовиным, он ушел из коллектива, и мы со Шнуровым потерялись.
Периодически виделись в центре города, в клубах. «Привет» — «Привет». Вот и все общение. Сергей вспомнил обо мне, когда нужно было записать бэк-вокал новой песни «Ремонт» в альбоме «Аврора». Ребята были уже звездами, по радио постоянно крутили «Менеджер» и «Геленджик». Видимо, мой голос понравился, и меня пригласили выступить с «Ленинградом» на московском концерте, хотя у них на тот момент не было репертуара для певицы. Но после поездки меня сразу взяли в группу, потому что я весь концерт отплясала на каблуках. Мне сказали: выходи только на второй песне. А я: «Как это? Я в Москву в самолете прилетела, вы на билет потратились. Значит, нужно отработать по полной». Мне по наивности казалось, что это безумных денег стоит, поэтому участвовать всего в одной песне — просто неправильно. Когда меня взяли в коллектив, я спросила, что я буду делать. А Сергей ответил: «Да что хочешь…»
— Но тебе при этом приличное жалованье положили?
— Мне платили столько, сколько и всем людям, которые там десять лет отпахали. Для меня это были огромные деньги и ответственность. Мне казалось, что каждый концерт надо прыгать выше головы. Хотя песен поначалу у меня не было никаких. Представь, ты можешь петь очень круто, но тебе нечего… Я же не могла просто так стоять для красоты, хотя первое время так и делала.
— Кто тебе дал прозвище Юля-ноги?
— Поклонники. Я надевала короткие юбочки, шортики, каблуки. А ноги у меня некороткие, факт.
— На них и клюнул твой муж Антон? А он чем тебя очаровал?
— Ну, он высокий, красивый, я подумала: прекрасный отец для моего будущего ребенка.
— Так и подумала, когда его в первый раз увидела?
— Не в первый, в третий. «Чудесный генофонд»! (Смеется.) Но вел он себя странно. Не делал подарков, редко звонил. На первое свидание пригласил меня в клуб и попросил: «Может, ты сама доедешь?!» Я опешила, отказалась, но на всякий случай пригласила его на борщ. Слава богу, второй раз Антон за мной заехал. Хотя муж говорит, что это была любовь с первого взгляда. На самом деле, через месяц я его уже бросать хотела, даже все подружки так советовали. А потом выяснилось, что Антон тормозил, потому что был в процессе развода с первой женой. Но я-то этого не знала и завела другого кавалера. Антон увидел букет от него и сразу «отрезвел». Стал вести себя как нормальный человек: даже повез в Выборг на романтичную прогулку. А потом с родителями познакомил и с маленькой дочкой.
— Родители в курсе были, что Юля поет в «Ленинграде» и матом орет?
— Папе было абсолютно все равно, а мама волновалась, не знала, что я из себя представляю. Но потом спокойно выдохнула. Меня приняли в семью.
— А муж ревнивый? Мужики же постоянно на тебя смотрят!
— Так это же театр. И слюни они пускают только во время концерта. Это как бы игра. И он меня не ревнует, что приятно. Было бы сложнее, если бы Антон заводился, мой стиль общения с публикой многих шокирует. Но муж все понимает.
— Предложение Антон романтично сделал?
— Просто спросил: «Выйдешь за меня?» Я ответила: «Конечно, выйду». Как-то приобнял. Это было на Боровой, в моей новой квартире, среди разгрома и ремонта, в котором Антон мне активно помогал. Свадьба была скромная, потому что я не люблю пышных торжеств и не люблю выкидывать на ветер деньги. Это мой пунктик. Все было очень тихо — человек на тридцать. Люди пришли, поели чуть-чуть, потанцевали, поздравили и ушли. Расписывались мы в Пушкине. Мой муж фотограф, поэтому у нас не было даже фотографа и фотосессии. Платье сшила у той же портнихи, которая шьет мне сценические костюмы. Да вообще, у меня жизнь скромная.
После свадьбы мы отправились в Италию. Муж надо мной до сих пор подшучивает по этому поводу: «Я романтичный, над фильмами плачу. А ты путешествие превратила в шопинг-тур, пятьдесят три килограмма вещей привезла обратно, аж чемодан сломала!» На самом деле к шмоткам я отношусь спокойно. И в жизни одеваюсь довольно обычно. Вечерние платья и блестки — лишь на сцене. В путешествии мы вполне насладились красотами Италии. Во Флоренции я забиралась на самую высокую церковь, мы все время где-то гуляли, ночевали в маленьких отельчиках.
Антон сразу захотел ребенка. А я боялась: как совмещу малыша и работу?! На пике популярности страшно куда-то уходить. Но постепенно я созрела. Ощутила, что в «Ленинграде» выше головы не прыгнуть. Ну, спою еще пару песен. Будут те же гастроли, те же концерты. Все уже приелось. И я подумала: вот сейчас подходящий момент сделать паузу, родить. А потом будет что-то другое и яркое.
— Шнур на твою беременность как отреагировал?
— Сказал: «Тебе пора уже». Хотя явно этого не ожидал. Но я до восьмого месяца прыгала по сцене, ведь Сергей признался: «Мне без тебя никак». И в дальние поездки мы с ним на гастроли ездили. Живот долго был маленьким, да и потом никого это не смущало. А я все скакала как коза, ребята думали — я рожу прямо там, на концерте. Но в итоге я даже на две недели переносила Лизу. И через три месяца после родов снова вышла на работу. Я очень боялась застоя. Первые полгода с ребенком тяжело, он ничего не понимает, ему только есть-спать. Это утомляет, если до родов у тебя был жесткий гастрольный график. По десять-пятнадцать концертов в месяц в разных городах. Даешь один концерт — и три дня едешь… Но мне до поры до времени это даже нравилось. Когда входишь в ритм, дома не сидится.
— Почему ты ушла из группы?
— Потому что мне надоели матерные песни, потому что полгода после родов я моталась с коллективом по стране, а ребенок находился дома. Меня мучила совесть из-за того, что мало времени уделяю дочке. А еще я хотела развиваться дальше. Как-то говорю Сергею: давай мне еще и собственные концерты сделаем? Но он не хотел, с трудом удалось уломать. Музыкантов «Ленинграда» мне не дал, собрал отдельную команду. Разучили песни. Попробовали. И я поняла, что это не то. В «Ленинграде» я как бы играла в игру: вот пою матерные песни. А если я начинаю это делать самостоятельно и всерьез, то ставлю на себе клеймо, что, кроме этого, ничего не могу. И я так четко это осознала, что сразу срулила с темы, и все это сошло на нет. А Серега в принципе и рад был — мол, успокоилась. Остальные почему-то подумали, что я струсила, но это не так. Сейчас я выступаю сольно, и в репертуаре нет ни одной матерной песни. Тем самым я доказываю, что могу гораздо больше, чем просто вызывать зрителя на провокацию.
— Я знаю, что Сергей не разрешал тебе нигде выступать. Только с «Ленинградом». Это мешало?
— Да. Он, конечно, написал для меня много песен. Но я понимала, что «Ленинград» — это группа Сергея Шнурова и по-другому быть не может. А я лишь красивое приложение, хоть и стала довольно известной. На концертах публика орала: «Юля-Юля!» Наверное, взыграли мои амбиции. Мне всегда было непросто мириться с тем, что я не первая скрипка, а вторая. Хотелось не просто подпевать. Потому и моих выходов в «Ленинграде» стало больше. Допустим, в концерте двадцать пять песен, из них я пою восемь сольных. Это много для группы, но для меня мало. И когда Серега запретил мне петь джаз в другой команде и личные концерты, стало совсем тяжело.
— Почему запретил-то? Он такой собственник?
— Да, но он этого и не скрывает. Сам-то он в это время снимался в кино, вел передачи. И если бы у меня параллельно была куча других проектов, мне бы хватило и восьми песен. Увы — так не произошло. Через полгода после того, как я вышла из декрета, поступило предложение стать ведущей программы «Я права!». Именно от нехватки чего-то нового я согласилась. И это стало началом конца наших отношений со Шнуровым. Он был против ТВ, я взбунтовалась. Но я не думала, что Сергей меня уволит. А он мне позвонил и сказал: «Ты больше не работаешь».
— И как ты себя почувствовала?
— Это было облегчение. Потому что самой не пришлось принимать решение, к которому я так долго шла. Я довольно преданный человек и никогда бы «Ленинград» не бросила. Я бы терпела все, мирилась со своей внутренней борьбой. Так что Сергей очень сильно мне помог.
— Но, наверное, «Ленинград» все же жалко? Финансовая составляющая была явно лучше…
— Нет, не жалко. Ни разу не вздохнула о прошлом с тех пор, как ушла. Я с удовольствием вела программу на ТВ. И каждая из четырех актрис, которая участвовала в этом проекте, была востребована. Я не люблю женские коллективы, но наш оказался исключением. Мы были как спасательный круг друг у друга: старались подставлять плечо.
— Но прежней популярности, признайся, не хватало?
— Я не чувствовала себя популярной в «Ленинграде». На концертах — это все театр. Пока человека не узнают на улице, он не звезда, а «широко известен в узких кругах».
— Что происходит в твоей жизни сейчас?
— Моей дочке Лизе уже три года. Не так давно вышел мой первый сольный альбом «Огонь-баба». У меня своя группа, которую помог мне собрать бывший барабанщик «Ленинграда» Денис Купцов. Я пою совсем другие песни, не такие, как у Шнурова. У нас активная концертная деятельность. Появляются поклонники — мои, а не группы «Ленинград». Дочка уже поет мои песни и ходит на концерты. И мне перед ней не стыдно за свой новый репертуар. Мой муж Антон стал нашим директором, он мой главный помощник и фанат того, что я делаю. Теперь я не езжу в туры и много времени провожу с Лизой. Даю концерты точечно, по городам. Но наша география обширна — от Красноярска до Сочи. Приятно, что многие зрители меня ждут и пишут об этом в Сети. За три неполных года мы сняли десять клипов, их тоже делает Антон и оператор Алексей Талыбов. У нас сложился отличный творческий тандем. Да, «Ленинград» дал мне многое. Но я счастлива, что решилась идти дальше. Вся наша жизнь — движение, и глупо было бы цепляться за прошлое.