Ландшафтный дизайн сегодня выживает так же, как любой другой малый и средний бизнес. Частные компании по озеленению — это узкий сегмент рынка, где, как и в других отраслях производства услуг, приходится бороться за выживание, конкурировать с государственными корпорациями, муниципальным монополизмом и «дикими бригадами», приспосабливаться к экономическим кризисам и адаптироваться под форс-мажорные условия карантина во время эпидемии коронавируса. История «Паер+», одной из старейших частных компаний по озеленению, в этом отношении одновременно уникальна и универсальна. Она показывает, как за последние двадцать лет менялись и условия жизни в стране, и отношение людей к своему жилому пространству, их благосостояние и культура. От оборонительного «дома — неприступной крепости» до уютного «дома — цветущего сада».
Новый дом — новые заботы. Особенно если участок один, а дом — второй. В прошлом году Татьяна Кулябина, учредитель группы компаний контейнерных перевозок Holding Finance, построила на своем участке в Ново-Успенском новый дом. Земельный участок с готовым домом она купила еще тринадцать лет назад. Дом отремонтировала, а участок пришлось облагораживать.
«В то время дизайном еще никто не занимался. Мне посоветовали какого-то дядю, которого отрекомендовали большим специалистом. Мне хотелось сразу гулять в своей роще, не ждать, пока все вырастет из кустов. Он развел меня на какое-то огромное количество деревьев, — вспоминает Татьяна. — Деревья умирали пачками, потому что были неправильно высажены — без учета света и тени, нужного заглубления корней. В какой-то момент у меня опустились руки, когда я вспомнила, сколько все это стоило».
Сейчас, когда на участке появился еще один дом, пришлось полностью изменить ландшафт. Архитектор, которая строила второй дом, порекомендовала компанию «Паер+»: «Я с ними работала на другом объекте, у них профессиональный подход. Они не самые дешевые в Москве, но попробовать стоит». Как это должно выглядеть, Татьяна Кулябина даже не представляла, поэтому приехавшим сотрудникам «Паер+» предложила составить проект и «осметить» его. Цена окончательного проекта бодрила: порядка семи миллионов рублей.
«Ландшафтники — такие люди: им главное, чтобы было красиво. Говорят: “На этой полянке (три на пять метров) можно сделать японский сад. Будет стоит миллион”. Нет, говорю, я проживу без японского сада, придумайте альтернативное решение, дешевле. Они: “Тогда за полмиллиона можно сделать сад трав”. Я спрашиваю: “А еще варианты есть?” Сошлись на том, что мне сделали второй розарий», — улыбается Татьяна.
Перечень работ занял несколько страниц убористым шрифтом. На участок купили 4227 новых кустов. Поставили освещение, сделали автополив. Полностью изменили ландшафт той части, где стоял новый дом: проложили подходные дорожки, выложили газоны. Красиво подстригли отросшие туи и бонсаи. Поторговались за окончательную цену — благодаря тому, что заказ пришелся на конец сезона (начали в августе и провозились до первого снега), удалось выбить скидку 25%.
«Я сама зарабатываю деньги и понимаю, что дорого, а что дешево. Сейчас не девяностые, сам в мешках на участок уже ничего не привозишь. Качество работы должно соответствовать цене. Меня восхищает их уровень работы. Они очень дорогие, но я люблю, когда люди хорошо работают. Они приезжали всегда ровно в девять утра, бригада нормальных русских мужиков. Приветливые, без мата. И за день делали огромный спектр работ — участок напоминал кишащий муравейник. Отработали — весь мусор с собой увезли».
Татьяна Кулябина говорит, что даже в бизнес-среде состоятельных людей отношение к благоустройству загородных участков разное. Есть соседи, у которых очень хороший дом, но на участке кое-как самостоятельно понатыканы разномастные газоны без автополива и подсветки. А есть друзья, у которых очень скромный дом, зато участок отделан с любовью — два озера с переходами и водопадами.
«Есть те, кто очень любит землю и не жалеет на это денег. Это реально дорого. Погода у нас контрастная, нужно укрывать, ухаживать, держать постоянного садовника, постоянно визиты агронома. За садом нужно ухаживать не так, что раз сделали — и пусть растет как растет. Я каждый вечер лично выхожу и поливаю те цветы, которые посадила своими руками», — вздыхает учредитель крупной транспортной компании.
Случайное призвание
Культура ландшафтного дизайна у нас в стране возникла в начале 2000-х. И развивали ее такие люди, как основатель компании «Паер+» Дмитрий Бальцер-Бондаренко. До этого считалось, что на дачном участке достаточно упорядоченно высадить грядки и поставить теплицы. На рубеже веков люди прониклись европейским подходом к загородной недвижимости — это место не только для отдыха в выходные, но и для жизни. Люди потянулись обустраиваться в пригород, появились коттеджные поселки. И пришли профессионалы, которые предлагали современные решения.
Дмитрий Бондаренко родился и вырос в военной части в Подмосковье. После школы, не имея особых профессиональных амбиций, подавал документы сразу в несколько московских вузов и выбрал тот, который ближе к дому. Это оказался Лестех — сейчас это Московский государственный университет леса. Там ему неожиданно понравилось то, что природу вокруг себя можно преобразовывать и упорядочивать, — понравилось настолько, что он перешел с факультета лесозащиты на садово-парковое строительство.
«Это не сидение в четырех стенах — много поездок, интересных практик. И сама профессия оказалась интересной — все, что связано с природой и как это благоустроить. Что можно поменять, что можно сделать и добавить, — объясняет Дмитрий. — Мне всегда было интересно практическое решение, интересно видеть результат своего труда. Экономика, юриспруденция — штуки абстрактные. Ну написал бумагу. А здесь происходит все на твоих глазах — это осязаемый результат».
Первый опыт он получил еще в студенчестве. Это был один из очень известных телеведущих, до сих пор каждый вечер появляющийся в эфире федерального канала, поэтому фамилия первого заказчика не разглашается. Мама Дмитрия была знакома с его матерью, и однажды ему предложили применить учебные знания на практике — нужно было облагородить газон в двадцать соток. В то время семян в стране не было, зато у студентов Лестеха были программы студенческих обменов со странами Европы. Из Норвегии студент Бондаренко привез в багаже несколько мешков семян газонных трав, чем сильно удивил таможенников в Шереметьево. Студенту пришлось долго объяснять, почему в то время, когда все везут секонд-хенд, ему важнее ввезти в страну посадочный материал, шланги для полива и насосы для фонтанов. С приятелем они неделю копались на газоне, натерев до кровавых мозолей руки и заработав двести долларов.
В 1995 году, закончив вуз, Дмитрий женился и уехал в Германию, чтобы работать по специальности. Начал рабочим, а закончил инженером, подтвердив диплом европейскими сертификатами. За три года он сделал более ста проектов — в основном по озеленению кровель. В кукольных европейских государствах каждый квадратный сантиметр на счету, и бережливые бюргеры строили на крышах целые парки и детские площадки с аттракционами.
«Я работал в Гамбурге и его окрестностях. Проекты были от мелких, в несколько квадратных метров, до крыши торгового центра площадью пять с половиной гектаров. Это была хорошая школа — отношения к труду, отношения к растениям, — рассказывает Дмитрий. — На Западе этот рынок очень плотный и развитый, с давней историей. Судя по Германии и Нидерландам, где я работал, то, что у нас появилось за последние двадцать лет, у них уже было в пятидесятых-шестидесятых годах прошлого века. Зато нам есть куда развиваться».
«Паер» — слово, не имеющее смысла
Спустя три года, летом 1998-го, Дмитрий Бальцер-Бондаренко вернулся на родину — друзья из Санкт-Петербурга попросили сделать им проект по устройству прудов и проведению дренажных работ на крышах. Попутно он осмотрел существующий рынок и решил, что в стране есть потенциал для роста бизнеса по озеленению. Уволился из германской фирмы и прилетел работать в Москву — поднимать рынок ландшафтного дизайна. Немецкие родственники сказали на это: «Ты больной человек, сумасшедший. Чего тебе не хватает в жизни? Оставайся, тебе нужно работать в цивилизованных условиях». Но в Германии ничего не менялось, можно было приехать через несколько лет и обнаружить все в прежнем состоянии, в то время как Москва изменялась радикально и на глазах.
В кармане к тому моменту у него было три тысячи марок. «Цивилизацию нужно нести дальше», — подумал Дмитрий и стал оформлять собственную фирму. Отлаженной структуры регистрации еще не было, поэтому он просто купил уставные документы в подворотне — сунул на Сретенке какой-то тетке четыреста долларов и получил несколько пакетов документов на выбор. Выбор пал на структуру с таинственным названием «Паер+». Именно на эту, потому что остальные были совсем не в масть, с названиями вроде «Стройпроммаш». Так что никто не знает, что означает название одной из старейших ландшафтных компаний, включая ее учредителя.
Начало работы новой фирмы было таким же авантюрным. Дмитрий добился, чтобы его принял совет директоров одного из крупнейших питомников Германии. Ему дали пятнадцать минут. С презентацией, нарисованной на бумажках, он стал убеждать руководство компании с миллиардным оборотом, что с Россией можно и нужно работать, это бездонный перспективный рынок по озеленению.
«Это был блеф чистой воды с элементами безумия, — улыбается сейчас Дмитрий. — Но мне, с моей убежденностью и фанатизмом, удалось их уговорить вложиться в проект. Мне дали авансом, без оплаты, две фуры с семенами посадочных материалов. Двадцать тонн на сумму шестьдесят тысяч марок — все декоративные формы, которые у них были, растения для рыхлого грунта, туи, ели, клены, можжевельники. Хотя в институте у нас был курс дендрологии, что у нас будет расти по зонам страны, я представлял себе весьма отдаленно».
Бизнес-центров еще не придумали, поэтому арендовать офис пришлось в какой-то конторе, которая неизвестно чем занималась. Через знакомых нашли разваленную теплицу в Измайловском совхозе декоративного садоводства. Фуры на таможне в ожидании оформления простояли две недели. Водитель с германской стороны подождал два дня, отцепил тягач и уехал. За это время к Дмитрию не раз подходили люди восточной внешности, осведомлялись, «под кем он ходит» и что везет. Узнав про семена, они недоверчиво пожимали плечами и растворялись во мраке.
«У меня не было даже паспорта — был загранпаспорт гражданина России. С такими документами вести официальный бизнес было невозможно. Я встретил пару одногруппников из института, попросил: ребята, помогите. Договорились, что один будет учредителем, другой — директором, а я — что-то вроде идейного руководителя, — вспоминает Дмитрий. — Но мы не имели представления, как работает рынок посадочного материала в России. Его, по сути, не существовало. Люди либо копали грядки в лесу, либо копали это где-то в полуразвалившихся хозяйствах, которые уже дышали на ладан. Мой знакомый возил растения из Германии, у него была единственная ферма на тот момент. Тогда можно было продавать растения импортные за любые деньги. “Сколько стоит?” — “Десять тысяч долларов”. — “Почему?” — “Цена хорошая, не нравится — до свидания”. Спрос к тому времени был колоссальный».
Двадцать второго апреля 1998 года шел снег. Учредитель, директор и идейный руководитель компании «Паер+» в темноте, матерясь и скользя по раскисшей почве, разгружали фуры, перенося саженцы в теплицу. Закончив, они выпили бутылку шампанского. Примерно так начинался в стране частный рынок озеленения и ландшафтного дизайна.
От кризиса до кризиса
Любой рынок изначально дикий, и законы на нем как в джунглях. За двадцать лет нового века рынок частного озеленения проделал в России большой эволюционный путь. Начиналось все с кризиса девяносто восьмого года.
«Мы были на пороге разорения, полного финансового краха. Вернув деньги за две первые фуры, я заказал у немцев еще четыре — так же, под реализацию. Семнадцатого августа разразился кризис. Я вылетал из Шереметьево, когда об этом объявили по радио. И я понимаю, что покупал растения, когда марка стоила четыре с половиной рубля, а после продажи в России мне придется отдавать долги при курсе двадцать к одному, — рассказывает Дмитрий. — И я пошел по своим немецким родственникам. Сказал: “Я знаю, что у вас есть деньги на банковских счетах. Одолжите их мне, я верну двойную сумму. Если у меня не получится их обернуть в прибыль, я прекращаю все эксперименты с Россией, возвращаюсь работать сюда инженером, как раньше, и пятнадцать лет буду работать на долг. Буду пить сырую воду и есть картофельную кожуру, но деньги верну”. Нужно знать ментальность немцев. С деньгами расставаться жалко, но, с другой стороны, прибыль — сто процентов. И они понесли деньги — по десять, по тридцать тысяч. Не последнее, а то, чем можно было безболезненно рискнуть. Но бизнес пошел, немцы получили оплату и продолжили сотрудничество, и долг родственникам я полностью вернул уже в 2000 году».
После этих потрясений настали первые спокойные времена расслоения на очень богатых и формирующийся средний класс. В обществе появились свободные деньги и стремление жить красиво.
У «Паер+» появились первые крупные клиенты. Компания представилась на выставке «Цветы-99», переехала в Ботанический сад и построила большой питомник в Воронежской области. В 2000 году ее оборот увеличился в четыре раза. Помимо продажи посадочного материала появилось новое направление — ландшафтный дизайн. А в продажах царила эпоха гигантизма. Строить квартиры в тысячу «квадратов» было нормальной практикой. Люди не считали денег. Заказчики просто говорили: «Я видел такое в Париже (Лондоне, Нью-Йорке), сделайте мне так же. Цена значения не имеет». Это называлось «проект с открытой сметой».
Заявки в то время ограничивались только фантазией заказчиков. Был случай, когда человек заказал себе пальму. Ему говорят: «У нас пальмы не растут, она вымерзнет». Он отвечает: «Вы не поняли. Я хочу!». И ему на корабле везли одну десятиметровую пальму из Средиземноморья. За пятьдесят тысяч евро он поставил ее в бассейн для какой-то вечеринки. Дальнейшая ее судьба неизвестна. Другой посреди зимы потребовал, чтобы на участке стояли кусты со спелой клубникой, чтобы гости ходили и срывали ее живую. И кусты с ягодами специально везли из Испании. Кому-то нужно было на участок сразу огромное дерево — и ему привозили дуб со стволом в обхвате до полутора метров весом до 15 тонн.
Золотое время, которое уже никогда не повторится, пришлось на 2002–2007 годы, когда загородное строительство переживало бурный рост. Москва начала расползаться — сначала по Рублевке, потом по Новой Риге, Киевскому, Дмитровскому и прочим векторно расходящимся от центра магистралям. Небольшой всплеск случился еще в 2011–2012 годах, после чего рынок пошел на спад с различной степенью интенсивности падения.
«Все уже всё построили, а озеленение напрямую связано со строительством, — анализирует ситуацию Дмитрий. — Услуги по благоустройству есть продукт. Это не первостепенная вещь. Без ремонта жить плохо, но можно. А вот без растений жить можно. С другой стороны, у меня есть нехитрая статистика, что в московском регионе проживает примерно двадцать пять миллионов человек. Среди них состоятельных людей — один процент, 250 тысяч как минимум, хотя я умышленно занижаю цифру. Из этого одного процента как минимум десять процентов готовы сделать благоустройство — это означает 25 тысяч потенциальных клиентов. Ни одна компания не может похвастаться более чем полусотней проектов в год».
Тучные годы закончились в кризис 2008-го.
«До кризиса 2008 года мы развивались динамично. Тогда входной билет в бизнес стоил на порядок дешевле. После условия поменялись радикально — требования к растениям, к производству работ, денежно-финансовые отношения. Даже проектирование стало другим. Все стало многократно сложнее. Недвижимость стала резко расти в цене. И найти свободный участок земель сельхозназначения под строительство садового центра за относительно небольшие деньги было практически невозможно даже в 25–30 километрах от Москвы. Предлагалась земля под строительство торговых центров, а это совсем другой порядок цен. До 2008 года такого понятия, как тендер, не существовало, мы сами искали клиентов и выставляли свою цену. А сейчас на торгах сражаемся за семь процентов маржи. Бывают проекты с нулевой маржей — просто в качестве работы на перспективу».
Падение экономики страны, всегда приводящее к снижению платежеспособности населения, можно отследить по «индексу маржи». В начале 2000-х 100% маржи считалось не так уж много. В кризис 2008 года 50% прибыли было как бы неплохо. После него тридцатипроцентная маржа — это очень хорошо.
«А сейчас, образно говоря, за пятнадцать процентов я убью любого, на кого мне покажет заказчик, — печально улыбается Дмитрий. — Времена экстравагантности прошли. Требования увеличились, смета уменьшилась. Люди научились считать деньги. Богатые люди себе уже все построили, а новых богатых не появляется».
Тесная ниша на рынке
Сегодня частный бизнес по озеленению — это узкий сегмент общего рынка, на котором правила задает даже не государство, а муниципальные власти, которые занимаются основной массой вопросов благоустройства городской территории. Тендеры разыгрываются мэриями столицы и Московской области, но выигрывают их одни и те же фирмы — «свои». Это крупные компании с десятками рабочих и собственной техникой. Зайти туда без поддержки, административного ресурса — нетривиальная задача. Кроме того, есть работающая связка, не требующая привлечения частного бизнеса. КБ «Стрелка» разрабатывает единые стандарты озеленения для городской среды. У него прямые контакты с городской администрацией. Выращиванием растений заняты горзеленхозы, а высадкой по утвержденному проекту, озеленением улиц — «Мосавтодор». И городу проще работать с крупными проверенными компаниями, безо всякой самодеятельности. Сейчас эта монополия стала распространяться на регионы — Пермь, Нижний Новгород, Екатеринбург.
Частникам в городе остаются крохи — по тендерам получать заказы от управляющих компаний многоквартирных домов на благоустройство придомовых территорий, детских площадок и дворов, заниматься озеленением двориков банков и офисных зданий. Работа в городе связана не столько с дизайном, сколько с правильным оформлением документов, соблюдением административных процедур, следованием СНиПам и ГОСТам. Требования жесткие, работа не творческая — есть проект, за тебя все придумано: «Высадите липы в ряд».
Кроме того, участие в крупных муниципальных и государственных заказах не гарантирует ни большой прибыли, ни спокойной работы. Так было у «Паер+» (и не только у него) с работой по благоустройству ВДНХ. Город решил сделать парк мечты — как люди СССР 1930–1950 годов представляли бы себе светлое будущее. Американское бюро разработало проект. В 2017 году разыграли тендер на 11 350 млн рублей, по условиям которого на 27,5 гектара нужно было провести новые коммуникации и инфраструктуру, построить аттракционы и канатную дорогу. На озеленение был предусмотрен один миллиард рублей — именно этот подряд и получила компания «Паер+».
Генеральным подрядчиком выступила крупная итальянская строительная компания Pizzarotti. Итальянцы приехали, вошли в проект, положив 75 млн евро на депозит, обеспечили банковскую гарантию того, что сдадут объект в срок и «под ключ», подписали договор с городом. Год ничего не делали — ВДНХ представляла собой зарастающий пустырь. Работы начались только к апрелю 2018-го. После начала строительства оказалось, что итальянцы не получили разрешения на строительство, не прошли необходимых согласований. Строители думали по-европейски — сначала построить, потом получить разрешительные документы. Они потратили шесть миллиардов рублей, деньги закончились, согласование зависло в воздухе, и итальянцы уперлись в непробиваемую стену: продолжать стройку нужно, а нельзя. И они стали искать возможность выйти из проекта.
Субподрядчики оказались заложниками ситуации. Многие компании, привлеченные именем одной из ведущих строительных корпораций Италии, социально ориентированной и всегда выполняющей свои финансовые обязательства, набрали кредитов, исполняли работы на свои средства. Работы велись, а сдать их было нельзя — нет разрешения на проведение этих работ. В конце концов итальянцы просто уехали, оставив подрядчикам 1200 млн рублей долгов. Новый генподрядчик перекупил проект, но от выплаты этих долгов отказался. Объект должны были сдать 31 декабря 2018 года. Потом сроки перенесли на 30 января 2021-го. Для такого объема работ это нереально мало. И уже больше года субподрядчики ходят по судам. Сто миллионов рублей потерял на этом контракте «Паер+», уже выполнив треть всех работ.
Экономика в условиях экономии
Частный рынок озеленения делится на три уровня. Есть около десятка публичных фирм с крупным капиталом, но, как правило, это помещенный капитал инвесторов, у которых несколько бизнесов. Есть фирмы не на слуху, с огромными оборотами, им не нужно ни рекламы, ни публичности, у них есть постоянные источники финансирования, постоянные заказчики. Как правило, это городские фирмы, аффилированные с крупными госкорпорациями (условно — РЖД, «Газпром», Сбербанк), с лобби в мэрии. Документально доказать лоббирование или аффилированность сложно, но сторонняя компания никогда не выиграет многомиллиардный тендер на озеленение дорог.
Есть основная масса частного бизнеса на ландшафтном дизайне — это бизнес с доходом до 500 млн рублей в год и ниже — с частными, в пригороде, и мелкими муниципальными заказами. Это порядка двух с половиной тысяч фирм по Москве и Московской области, до трехсот — в Санкт-Петербурге. В каждом городе-миллионнике их может быть порядка ста, в областных центрах — единицы. В условных Иванове или Костроме может быть по три-четыре таких фирмы. Это напрямую зависит от платежеспособности населения — проще говоря, от количества состоятельных людей.
Средний годовой оборот таких компаний — 100–200 млн рублей. Сейчас чаще всего и у большей части фирм выдаются «худые» годы, когда их оборот — до ста миллионов. Общая емкость частного рынка озеленения — 30 млрд рублей. Это без учета питомников, посадочных и сопутствующих материалов — камень, мебель, системы полива, удобрения. Все, что заводится и выращивается, — еще порядка десяти миллиардов рублей общего годового дохода.
И есть «низкий уровень рынка» — представители несистемного бизнеса. Это бизнесмены без сотрудников, без питомников — у них нет даже офисов. Например, девочка после двухнедельных курсов пишет на визитке «дизайнер-архитектор ландшафта». Из активов у нее есть только несколько телефонов «диких бригад» — частнопрактикующих чернорабочих, эпизодически получающих мелкие заказы. Именно они сезонно «бомбят» в садоводствах и живут на объекте, который делают. Это гастарбайтеры, которые в начале осени разъезжаются по домам.
Из-за коронавируса ситуация ухудшилась в несколько раз. С одной стороны, на карантин люди разъехались по дачам, вроде бы они должны хотеть что-то сделать на участке. Но в реальности они боятся выбираться в город, и продажи посадочных и отделочных материалов упали на 60%. Многие спасают свой бизнес, у них свои проблемы — не до дачи. В городах бюджеты урезаны, программы приостановлены и сокращены, дальнейшее туманно. Озеленение сейчас ведется по остаточному принципу, поэтому более половины компаний этой сферы услуг сидят без работы.
Сильно упал средний чек. Раньше на посадочные материалы типового участка он составлял около 300–700 тыс. рублей, а теперь колеблется в пределах 50–70 тыс. Сейчас торг за смету — это «голландский» аукцион, борьба на понижение, поиск подрядчика, который сделает дешевле. Стали выбирать более дешевые и менее качественные материалы. Уличные светильники Robers из Европы, которые раньше были очень модными и популярными, сейчас заменяются китайскими подделками, которые на 70% дешевле. Клинкерный кирпич из Германии для мощения дорожек (два евро за кирпичик считалось нормальной ценой) вытесняется бетонным вибролитьем от армянских производителей.
На озеленение тратить деньги люди не хотят — многие вообще отказались от довирусных планов. Цена на озеленение растет вниз с неясными перспективами. Деньги есть, они никуда не делись, но их придерживают до лучших времен или на оперативные расходы.
Романтика призвания
«Паер+» смотрит на кризис с философским спокойствием. Ситуация не плохая и не хорошая — она неопределенная. Компании не знают, что будет через две недели или через год, какие будут правила у регуляторов, возможности въезда-выезда, экспорта и производства. Они работают по ситуации, с приоритетной задачей сохранить персонал.
«Рынок убит. Цены загнаны вниз. Предложение, на мой взгляд, сильно превышают спрос. И дальше пойдет просто сепарация, то есть кто-то должен будет умереть. Потому что нас слишком много. И, как обычно в таких случаях, дело идет к укрупнению», — объясняет Дмитрий Бальцер-Бондаренко.
Менять работу на сорок седьмом году жизни Дмитрий не собирается: «Зачем? А что я буду делать еще? Переквалифицироваться в управдомы уже поздно. Есть навыки, знания, профессионализм и соответствующее образование. Я люблю свою работу. Я вижу, как на глазах меняется ландшафт. Мне нравиться смотреть, как растут растения. Я чувствую себя на своем месте. Тут франшиза невозможна — это бизнес личного участия. Личное общение с заказчиками и участие во всех процессах. Это вопрос созидания. Ясные и понятные изменения за короткое время. Вот мы приходим на стройку, там все перекопано и много мусора, а через две недели на этой мусорке возникает цветущий сад. Еще через год — что-то вообще другое. Сады меняются во времени и пространстве. Когда мы приезжаем на объекты, которые сдали десять лет назад, — там вообще другая жизнь. Вот это мне интересно».
0
120.00
