ТОП 10 лучших статей российской прессы за
May 12, 2016

— К счастью, бросить телевидение вас не уговорили. Сейчас вы абсолютно на своем месте — ведете популярное шоу «ТАНЦЫ. Битва сезонов» на канале ТНТ. Мне кажется, это очень логично, ведь когда вы были в сборной России по художественной гимнастике, вас называли танцующей гимнасткой.

— Мой тренер Ирина Винер в своих ученицах эту танцевальность развивала, развивает и будет развивать. Да и сама Ирина Александровна танцует потрясающе, на всех вечерах после соревнований она в центре танцпола, часто мы вместе с ней зажигали. Поэтому танец для меня — это как воздух. Помню, как в четыре года по телевизору я увидела «Умирающего лебедя» Майи Михайловны Плисецкой и влюбилась в балет. Как-то раз обмоталась туалетной бумагой — мне казалось, что это будет похоже на балетную пачку, — и танцевала. И сейчас танцую — при любых обстоятельствах. Когда в нашем проекте «ТАНЦЫ» Ильшат с Ваней Можайкиным сделали номер на кладбище, я сказала: «Надеюсь, вы знаете, «о чем» вы танцевали». Мне ведь доводилось танцевать на кладбище...

Я к маме приходила и танцевала для нее. Она любила смотреть, как я танцую... Я тогда была немножко не в своем уме. Горе затуманило голову. Помню, как охранники кладбища меня уговаривали: «Девочка, уже час ночи, ты здесь уже шесть часов, тебе пора уходить». А у меня ноги в мозолях, до крови, мне холодно, но я этого всего не замечаю. Просто в танце я выражала свое горе. И точно так же я спасалась танцем от депрессии в «Имперском Русском Балете» Гедиминаса Таранды, когда ушла из большого спорта. Мне позвонил Генка (я его так зову: Геночка, Гена, Тарандуля) и говорит: «Ну что, ты закончила? Давай уже наконец потанцуем!» И его предложение было прямо в точку! Мы сотрудничали два года. Ира Тагаева учила меня танцевать именно по-балетному, а это совсем другая техника, совсем другая философия танца. Балет соткан из жестов, из мелочей.

Еще нужно было взаимодействовать с труппой — сзади ведь 32 человека, а движения должны быть синхронными. Помню, как я танцевала «Болеро» Равеля под живой оркестр в «Новой Опере» и знала, что в зале сидит Ирина Винер, — это же мороз по коже! Удивительная история, я снова как бы вернулась к своей мечте — к Майе Михайловне Плисецкой. Ведь это она вместе с Гедиминасом Тарандой основала «Имперский Русский Балет». А чуть раньше Ирина Александровна показала Майе Михайловне мой танец, и та сказала: «Да, этой девочке нужно танцевать». Вот такая закольцовка. Вообще, в моей жизни очень много каких-то судьбоносных вещей, совпадений мистических.

— Я слышала, радуга — особый знак в вашей жизни.

— После операции, когда мне спасли ногу (около года Ляйсан выступала со сложным переломом, который не смогли вовремя диагностировать. — Прим. ред.), на небе появились две радуги. Это было что-то невероятное, поскольку речь идет о 31 января! Мой замечательный хирург Сергей Анатольевич Макаров как раз зашел, у него был обход…

А я в жуткой депрессии лежала, плакала, уткнувшись в подушку, — мне сказали, что на тренировку я пойду теперь только через полгода. И вот он мне говорит: «Глупая, чего ты плачешь? Посмотри в окно!» — «Какое окно? Мне полгода нельзя на тренировку! Я вообще жить не хочу! Я не успею восстановиться к чемпионату мира!» — «Какой чемпионат мира? Говорю же тебе: посмотри в окно, я ничего подобного никогда не видел!» Я обернулась к окну, а там — эти радуги. А между ними — солнце, зимнее, холодное, но такое яркое. И тут я наконец поняла, что операция — это второе мое рождение. Ведь когда моя мамочка меня рожала, она тоже видела радугу. Помню, я расплакалась, осознав все это…

И вот прошло больше чем десять лет, я рожала свою дочь Софийку, и снова на небе появились две радуги. Я замечаю такие знаки и верю в них. Потому что, когда ты их перестаешь распознавать, начинаешь делать ошибки.

— Недаром на шее у вас выбита татуировка — слово «успешная» по-английски. Она ведь тоже имеет мистический смысл?

— Да. У первых моих духов было такое название. Их подарила мне на соревнованиях в Швеции девочка Ребекка — голубоглазый ангел. Мне было десять, ей — семь. Я, живя в Волгограде, о таком парфюме не могла и мечтать. Помню до сих пор, как выглядела коробочка: ярко-желтая. Ребекка протянула мне ее и сказала: «Это тебе на удачу». И я стала перед каждым турниром этими духами на запястья пшикать, и действительно, на меня посыпались награды. Это продолжалось, пока я не уронила флакончик на пол. Он разбился, и моя комната наполнилась терпким ароматом. Как я рыдала!

А потом случилась та трагедия с ногой. У меня возникла мысль: все из-за того, что разбились духи, мой талисман. И я решила заменить его чем-то. Вот и набила татуировку с названием духов. Правда, это было не первое мое тату, еще раньше у меня на животе появился божественный глаз с крыльями, который должен защищать от сглаза. Я не очень верю в такие вещи, я мусульманка, верю в Бога. Но тогда я была совсем юной, да и сам рисунок крылатого глаза мне понравился. Не очень-то он мне тогда помог: Олимпиаду, в которой могла участвовать и бороться за медали, я встретила в гипсе на скамейке запасных.

— Думаю, для многих участников танцевального проекта, который вы ведете, победа — такая же серьезная мечта, как для вас в те времена, когда вы занимались большим спортом. Недаром вы всегда на стороне конкурсантов…

— Я на стороне справедливости и на стороне зрителей, которым мне хочется показать интересные истории, красивых ребят. Ну а почему я никогда не говорю «плохо», комментируя танцы, так это потому, что сделать номер — огромный труд, и его нельзя так оценивать. Бывает, от зрителей приходят жесткие комментарии, обижающие наших ребят. Знаете, меня саму начали критиковать и оценивать в шесть лет, когда начались мои первые соревнования. И я настолько привыкла к этому, что меня трудно зацепить каким-то комментарием. Когда тебе твой любимый тренер с малых лет говорит, что ты толстая, стопу не натянула и ужасно выступила, — хуже этого и не придумать. Или еще мне случалось слышать от Винер: «Скамейка запасных большая, незаменимых людей нет».

После такого все эти комментарии, вся критика в адрес нашего шоу кажутся незначительными. Но это у меня закалка, а ребята реагируют тяжело. У многих вообще случаются депрессии. А я смотрю на них и понимаю, что они чувствуют, вспоминаю свой мандраж перед каждым выступлением. Поэтому я прошу тех, кто читает эту статью, быть снисходительнее. Это же просто дети. Ребята из толпы. У нас же не «Танцы со звездами»! Наша история — о пути человека, который просто пришел на кастинг, прошел его и стал чуть известнее, чем был у себя в городе. Одна девочка, которая мечтала участвовать в «ТАНЦАХ», прямо на кастинге узнала, что беременна. Она рыдала, а я ее успокаивала. Другая девочка ужасно разбила нос.

Много драматических моментов остается за кадром. Ребята проходят через серьезные испытания, прежде чем попасть на этот проект. А знаете, что выясняется: в стране множество ребят, которые никогда в жизни не танцевали, но благодаря нам решили в корне изменить свою жизнь. Для некоторых это выбор между улицей, плохой компанией и нормальной, интересной, насыщенной жизнью. Очень часто, даже не пройдя кастинг, человек меняет свою судьбу. На занятиях по танцам можно встретить любовь. Или наконец-то сбросить лишние килограммы. Может произойти все что угодно! Так что это большой социальный проект.

— Бабушка, которая так переживала из-за вашего первого появления на телевидении, смотрит «ТАНЦЫ»?

— Да-да, нанаюшка и картатаюшка («бабушка» и «дедушка» по-башкирски. — Прим. ред.) следят за проектом, фанатеют. Вся семья «ТАНЦЫ» смотрит.

— Даже дети?

— Почему бы и нет? Наш с Пашей сын Роб любит танцевать. А его самая любимая музыка — трек «ТАНЦЕВ». Мы сейчас возим его в английскую школу, так по дороге он просит: «Папа, включи мою любимую песенку «Я хочу танцевать». Я говорю: «Паш, ты думал вообще, когда писал эту песню, что твой сын будет так ее любить?» И Паша гордится: «Это лучшая оценка моего труда!»

— Какие еще таланты у Роберта?

— Роберту нет и трех лет, а он плавает под водой как рыба. Двадцать пять метров проплывает, совсем не выныривая. Один раз вдохнул — и поплыл. Я ничего для этого специально не делала, в бассейн его не загоняла, он с папой просто как-то начал плавать, и ему понравилось. Потом мы его отвели к профессиональному тренеру, потому что Пашка говорит: «Все, что мог, я ему дал». Роб очень быстро все схватывает. Тренер его хвалит: «Я не видел таких детей. Он ощущает себя в воде как рыбка». И это целая трагедия, когда говоришь: «Роберт, хватит, уже тридцать минут прошло, все-таки водичка прохладная. Пошли, надо греться в баньке, надо одеваться». И он рыдает, потому что его вытаскивают из воды — его любимой стихии. А еще он обожает машинки, стихи и рисовать в прописях палочки.

— Еще бы ему не любить стихи! Вы рассказывали, что всю беременность читали ему, еще не родившемуся, Ахматову, Блока...

— А еще, когда я была беременна Робертом, смотрела серьезные фильмы с Де Ниро, Хопкинсом. Мне кажется, это сын изнутри на меня так влиял. Именно тогда я вдруг захотела прочесть «Замок» Кафки. А вот когда я ждала Софию, меня, наоборот, тянуло на глянец. Я никогда не относилась к нему всерьез — разве что картинки рассматривала. А тут стала читать статьи от корки до корки. Я даже испанский выучила по испанским журналам. Кстати, это оказалось легко — учить язык по глянцу. Еще я запоем смотрела сериалы: «Секс в большом городе», «Игру престолов». И полюбила розовый цвет. Можно сказать, у меня была розовая беременность, хотя раньше я думала, розовое никогда не надену. А тут я вдруг стала как кукла: с розовыми бантиками, розовым лаком на ногтях. Боже, как мне стыдно! Слава богу, во время беременности меня никто не видел. Проект «ТАНЦЫ» я вела только до четырех месяцев, и то моему стилисту Лине Дембиковой пришлось помучиться, чтобы скрыть подрастающее пузико. Ведь я не хотела, чтобы мое интересное положение было заметно зрителям. А народ писал: «Ну почему Утяшеву так одевают?» Так что София, можно сказать, дитя проекта.

— На кого похожи дети?

— Сын — смуглый, голубоглазый, со светлыми, как у Паши, волосами. Он безумный обаяшка. И у него сейчас начинает вырисовываться то, о чем я сама мечтала всю жизнь, — ямочка на щечке, как у моей мамы. Помню, я все детство сидела и тыкала себе пальцем в щеку. Мама спрашивала: «Что ты делаешь?» — «Ямочку!» А еще мне хотелось родинку на губе, как у мамы, — это так пикантно, так красиво. И я сейчас смотрю, у Софийки в том же месте маленькое аккуратненькое пятнышко. Софийка — бусинка. Волосы светленькие, как у Паши, черные глаза, скуластое личико, очень аккуратный носик, и ресницы черные, пушистые и длинные — достают до бровей. Между собой дети совершенно не похожи ни внешне, ни по характеру. Но оба жизнерадостные. София вся в улыбке. Ее даже поругать невозможно. Очень ласковая. Чуть что — ползет к папе сразу. Паша говорит: «Я не знаю, как я ей буду когда-то говорить «нет».

— Есть какие-то принципы воспитания?

— Мы всё им объясняем и никогда не кричим. Если что-то запрещаем, то аргументированно. Однажды Роб увидел мальчика, который вот реально, без преувеличения, совал пальцы в розетку. И это сына заинтересовало. Пришлось долго ему разжевывать, почему так делать нельзя. И Паша, и я можем тратить по два часа на объяснения. Для нас это самое важное — чтобы ребенок понял.

— А какой вы были в детстве?

— Очень послушной и очень дисциплинированной. Но если у меня была цель, я ее добивалась. Например, увижу в песочнице у девочки куклу, какой у меня нет, и отбираю. Во всяком случае, так мама писала обо мне в своих дневниках. Я щекастая была в детстве, личико пухленькое, при этом очень гибкая. У меня много фотографий детских, где я вся выгибаюсь, «кошечку» делаю — еще до спорта. Такие уж у меня суставы, по ним меня и нашли. Тренер по художественной гимнастике увидела меня в очереди, когда я от нечего делать отгибала большой пальчик к запястью. Кстати, меня тут несколько испугала Ирина Винер. Увидев Роберта, его стопы, она сказала: «Боже, это Утяшева дубль два, только еще лучше! Это же кто будет? Балерун?» Я запротестовала: «Нет, нет и нет!» Я же понимаю, что служение балету — это очень тяжелая жизнь. Пусть лучше плавает.

— Вы ведь наверняка тоже пишете дневники про детей.

— Когда есть время, очень люблю это делать. Записываю в гаджетах в заметках, чтобы не забыть. Помню, как сын говорил свои первые фразы: «Кто мы? Друзья! Какая наша работа? Веселиться!» Это было круто!

— Дочка уже выдает что-то?

— Ее первое слово было «папа». А вот слова «мама» она до сих пор не говорит. Называет меня Ля-ля, ведь для всех домашних я — Ляся. А вот на проекте ребята меня зовут «мама Ляся» или просто «ма». Они все тоже для меня дети-трудяги, которых я люблю. Когда открываю конверт и называю фамилии выбывших, мне невероятно жалко. Особенно тех, кто еще не достиг своего потолка. Например, Алиса Доценко ушла, мне кажется, совершенно несправедливо и не вовремя. Чем зрители руководствовались, когда ее выгоняли из проекта, ума не приложу. Я очень за нее переживала.

— Ляйсан, вы с Павлом сильно загружены. Остается время на себя, например, чтобы потанцевать?

— Да, мы с Пашей танцуем по жизни, и наш танец продолжается много лет. Я уже говорила, танец может выразить все эмоции: горе, счастье, любовь. Когда мы с Пашей приехали к моим бабушке и дедушке в Башкирию просить благословения, я танцевала прямо в поле. Я была счастлива. Как я люблю поля башкирские! Там такое чувство, будто ты в центре земли. Помню, я сначала легла на землю, и по мне ползали муравьи. Потом я их стряхнула, встала, включила в смартфоне любимую музыку и начала танцевать. Паша смотрел, ждал. А когда я наконец остановилась, сказал: «Натанцевалась? Поехали!»

— А как Паша комментирует вашу работу?

— Ему все нравится, он очень меня поддерживает. Ругает только, когда я слишком близко к сердцу принимаю то, что происходит на проекте. Я тоже горжусь Пашей и нервничаю за него всегда. У меня ощущение, что, когда я нервничаю, я ему помогаю. Хотя это не так, конечно. На выступления ребят из Comedy Club я стала приходить много лет назад с моей мамой. Еще когда они только становились популярными. Моя мама очень любила Comedy Club, она говорила, что если мужчины так шутят — это умные мужчины. Вот и я любила посмотреть на умных, харизматичных и классных ребят. Хотя и не догадывалась, что среди них — мой будущий муж. С Пашей мы дружили. Я настолько ему доверяла, что приходила к нему, как на исповедь, так что он знает обо мне все. Обсуждала с ним все и всех... (Cмеется.)

— Он сам про девушек не рассказывал?

— Понимаете, как-то не случалось... Из-за безумного рабочего графика и поездок мы не часто встречались — могли раз в несколько месяцев, а то и раз в полгода. Но встретившись где-нибудь у друзей, мы по восемь часов сидели на кухне и не могли наговориться... А потом расходились по разным спальням. Моя мама подтрунивала: «Ты когда приезжаешь с ним дружить, там есть какая-то девушка рядом?» — «Нет». — «А ты почему с парнем не приезжаешь с ним дружить? Ты же понимаешь, Лясь, что это не дружба? Почему вы не дружите парами? Ты одна — он один. Почему вы так странно дружите?» — «Ну, вот так…» Как-то раз мы целую ночь просидели с Пашей в парке в Коломенском. Было уже очень поздно, милиционер выгонял посетителей. Он хотел выгнать и нас, но узнал и сказал: «Сидите, ребята. Но только не шумите, а то меня уволят». И мы тихонечко сидели и болтали. И сейчас разговоры с Пашей для меня — огромное наслаждение. Но особое счастье — это когда мы собираемся все вместе, с нашими детьми, обнимаемся, и получается такая пирамида любви: внизу Паша, потом я, потом Роб, потом Софийка.

— Вы говорили, что детей хотите много и будете рожать, сколько Бог даст.

— Да. Но под словом «Бог» я подразумеваю обширный список: здоровье, обстоятельства и все остальное. Я действительно очень хочу большую семью. И пока мы с Пашей идем в правильном направлении.

— Самое красивое публичное признание в любви, которое я слышала, — это признание Павла вам, со сцены «Крокус Сити Холла»…

— Это да... Я надеюсь, что каждой женщине в нашей стране муж так или иначе признается в любви — каждый по-своему. Но когда я сидела в семитысячном зале «Крокуса» и слушала слова, которые были обращены ко мне, я очень сильно стеснялась. Шла запись. Я старалась держать себя в руках, но мне очень хотелось плакать от переполнявших меня эмоций.

— За несколько лет до вашего с Павлом брака я делала с ним интервью, и он говорил: «Самое важное в жизни — это любовь».

— Я тоже так считаю. Мы оба очень любим людей, нашу семью, друзей. И любовь умножается, умножается и умножается. Я люблю все, чем я занимаюсь. Люблю всех ребят, которые танцуют. Ко мне даже с подозрением как-то относились, мол, нельзя всех любить. Можно! Я всю жизнь придерживаюсь так называемого принципа зеленых чернил. Образно говоря, я ничего не подчеркиваю красным, только зеленым. Если вижу что-то хорошее — хвалю. А плохое стараюсь просто не заметить. Мы так и деток воспитываем: сделал ребенок что-то неправильно — пропускаем. Если он это повторил — объясняем, но не сильно акцентируя внимание. Ну а если он сделает это в третий раз — тут уж нужно серьезно поговорить: «Ты помнишь, как мы все радовались, когда ты сделал хороший поступок? А сейчас поступок был не очень хороший. Но это не ты виноват, а поступок, что к тебе пришел. Ты его в следующий раз гони».

У меня и в общении со взрослыми такой подход. Если мне в человеке что-то очень нравится, я буду это взращивать. И человек сам начинает на свои хорошие стороны обращать внимание. В таких случаях негатив сам отваливается. Мы все пришли в этот мир на секундочку, и зачем эту секундочку тратить на обливание друг друга грязью, если можно ее потратить на признание в любви? Я все в своей жизни делаю с любовью. Пеку хлеб, готовлю, убираю в доме, полы мою. Меня спрашивают: «Как ты все успеваешь? Ты же устаешь!» Устаю. Но действительно все успеваю — через любовь.