ТОП 10 лучших статей российской прессы за
April 2, 2021

Интересно, что компьютерный бизнес превращает в миллионеров…

Молодых маньяков-одержимцев. Согласен, это действительно так.

Я хотел сказать – людей вроде вас и Стива Возняка, с которым вы еще лет 10 назад работали в гараже. Чем для вас является эта революция?

Сто лет назад мы жили во время бензиновой революции. Она дала нам свободную энергию – в данном случае механическую, – что в корне изменило уклад жизни общества. Теперешняя революция – информационная – также является революцией освобожденной энергии, только на сей раз интеллектуальной.

Вы утверждаете, что за компьютером будущее, но какое именно, можно лишь догадываться. Получается, вы предлагаете людям потратить $3000 (средняя цена продукции Apple в начале 80-х. – Прим. пер.) на призрачную мечту?

Самое сложное – объяснить людям, какие выгоды они могут извлечь из компьютера. Возьмите, к примеру, телеграф, изобретенный в 1844 году, – это ведь был прорыв в телекоммуникациях! У людей появилась возможность передавать сообщения из Нью-Йорка в Сан-Франциско за полдня, и многие говорили, что скоро телеграфные аппараты установят на каждом столе Америки. А почему не прижилось? Потому что для пользования телеграфом надо было изучать морзянку, все эти точкитире. К счастью, в 1870-х Александр Грэхем Белл запатентовал телефон, выполняющий ровно те же функции, только теперь людям не надо было учиться им пользоваться. А лучшим в телефоне стало то, что он позволял не только общаться словами, но и, например, петь.

В смысле?

Слова можно было интонировать, используя более сложный лингвистический уровень. Так вот сейчас мы примерно в той же ситуации. Пришли какие-то люди и говорят, что мы должны установить по IBM PC на каждый стол Америки, но оно само по себе не сработает! Людям снова надо изучать волшебные заклинания вроде «слешкью-зет». (Стив имеет в виду древние команды, вводимые клавишами. – Прим. пер.) Инструкция к самому популярному на сегодня текстовому редактору WordStar – книжка в 400 страниц. Но не станут люди учить все эти «слеш-кью-зет», как не стали они учить азбуку Морзе. В этом-то и есть вся суть Macintosh: это, можно сказать, первый «телефон» в нашей индустрии. На нем ты не просто вводишь буквы – тебе доступны разные стили печати, возможность рисовать, добавлять картинки для самовыражения.

Многие считали, что Macintosh либо добьет Apple, либо сделает ее великой. После провала Lisa и Apple III ваши акции упали настолько, что в индустрии начали поговаривать, будто компания не сдюжит.

Да уж, на нас давили все тяжести мира. Мы осознавали, что, если сейчас не вытащим из шляпы кролика, нам придется распрощаться со всеми мечтами. Хотя в общем 1983 год, когда появились все эти предсказания, был для нас успешным. Наша стоимость за тот год выросла с $583 млн до $980 млн по объему сбыта – и все благодаря Apple II (более-менее удачный предшественник «Мака». – Прим. пер.). Но нашим ожиданиям это не соответствовало. Если бы Macintosh не выстрелил, мы бы оста вались на том же уровне, делая около миллиарда в год на продажах Apple II и его версий.

С самого начала Apple III провалился. Вы отозвали первую партию компьютеров, но и после устранения недостатков продажи не набрали обороты. Сколько вы потеряли на Apple III?

Бесчисленное количество денег. Я уверен, будь третий поуспешнее, внедрение на рынок заняло бы у IBM куда больше времени. Но такова жизнь: думаю, тот опыт сделал нас сильнее.

Когда вышла Lisa, она тоже провалилась. Там-то что пошло не так?

Прежде всего она была слишком дорогой – под десять штук. Пришлось продавать ее крупным корпорациям, в то время как создавалась она для простых людей. Неорганизованность системы доставки также не сыграла нам на руку, равно как и стратегическая ошибка при принятии решения продавать Lisa через каких-то 150 дилеров. Наконец, мы наняли людей, которые считались экспертами по маркетингу, – увы, бизнес был новый, поэтому все их знания им чуть ли не мешали.

Не было ли это жестом неуверенности – мол, теперь все серьезно и не лучше ли нанять реальных профи?

Не забывайте, нам всем было по 23-25 лет. Мы же никогда ни с чем подобным не сталкивались. Компанией управляли трое: Майк Скотт, Майк Марккула и я. Когда возникали вопросы, по которым достичь согласия было особенно сложно, я предпочитал выносить их на суд более опытных людей. Часто это работало. Но иногда было бы лучше, если бы сделали по-моему.

Вы хотели рулить отделом, занимавшимся Lisa. Но Марккула и Скотт, став, по сути, вашими боссами, решили, что вы не потянете?

После разработки концепции, закрытия ключевых вакансий и определения основных технических векторов Скотти решил, что у меня не хватит опыта рулить проектом.

Вы не почувствовали тогда, что теряете Apple?

Было немного. Но гораздо сильнее меня ранило то, что они наняли кучу людей, не разделявших наше изначальное видение проекта. Внутри группы разработчиков возник конфликт между людьми, которые хотели создать нечто подобное Macintosh, и людьми из Hewlett Packard, грезивши ми производством огромных машин. Я даже хотел вернуться в гараж и сделать все сам с кучкой единомышленников. Правда, никто не отнесся к этому серьезно. Мне кажется, Скотти просто смеялся надо мной.

Но ведь это была компания, которую основали вы! Неужели не обидно было?

Нельзя обижаться на своих детей.

Но если Apple и вправду такая душевная компания, зачем вам двадцатикратный рост продаж? Оставайтесь семейно-камерными.

Уж таковы требования бизнеса. Если хочешь играть в высшей лиге, необходимо расти, чтобы выдержать конкуренцию. В Apple собраны люди, работающие по 18 часов в день. Мы привлекаем персонажей, которые не могут и не хотят ждать, пока появится кто-нибудь, кто рискнет на них поставить, кто-нибудь безбашенный, кто рвется оставить царапину на земном шаре. А мы уверены, что делаем нечто знаковое. Мы стояли у начала этого, и мы способны придать ему правильную форму. У каждого из нас есть чувство того, что прямо здесь и сейчас мы формируем будущее. Смотрите, большую часть жизни мы пользуемся чужими вещами. Ни вы, ни я не носим одежду, которую сами сделали; мы редко готовим и почти никогда не выращиваем еду, которую едим; мы общаемся на языке, который придумали другие люди; мы используем математику, которую изобрела другая цивилизация. Очень редко нам удается разорвать этот порочный круг. Но сейчас, я думаю, такой шанс у нас появился. Неизвестно, куда он нас приведет, – мы просто знаем, что это нечто большее, нежели то, что мы имеем здесь.