Скандал вокруг «пыточной» в Саратовской тюремной туберкулезной больнице, инициированный правозащитниками во вторник, продолжился. 6 октября были обнародованы новые жуткие видеоролики. Начальник ФСИН региона объявил об отставке, начальник больницы и трое его подчиненных уволены. Впереди – уголовные дела. Нам удалось найти тех, кто знает систему пыток изнутри. Это бывший осужденный, который целых два года провел в Саратовской ОТБ.
Его имя есть в распоряжении редакции, его данные мы передали в центральный аппарат ФСИН России, где нам обещали провести служебное расследование и гарантировали ему безопасность.
Таких, как они, называют еще «гадьем». Именно такие пытали других осужденных в Саратовской тюремной туберкулезной больнице и в СИЗО Иркутска. Такие были 40 лет назад, есть они и сейчас.
Не каждый «активист» (то есть тот, кто активно сотрудничает с администрацией) становится «гадьем» – так уверяет человек, два года (с 2018 по 2020 год) просидевший в той самой больнице, жуткие кадры из которой увидела вся страна. Наша беседа – о том, что там происходит и почему.
Напомним суть скандала с обнародованием видеоархива пыток осужденных (среди них три ролика из Саратовской областной туберкулезной больницы УФСИН). На видео нет сотрудников, там одни осужденные мучают других. «Активисты», или «красные», – так сразу назвали их многие, кто увидел жуткие кадры. Но одни предполагают, что эти люди «ломали» своих собратьев по несчастью, так сказать, на добровольных началах (они и на свободе были-то страшными преступниками, которые мучили жертв, вот за решеткой и продолжили свое окаянное ремесло). Другие считают, что они действовали по приказу оперативников, причем даже не ФСИН, а органов следствия.
Можно ли заставить кого-то пытать другого, пусть даже под угрозой смерти? Сомневаюсь. Выбор есть всегда. Вот что рассказывает бывший заключенный Алексей:
– Я изначально попал в ИК № 7. И там я стал «активистом», то есть начал сотрудничать с администрацией.
– Зачем?
– Хотел поскорее освободиться. А УДО всегда дают в первую очередь «активистам». В общем, я хотел домой, к семье. Каждый день в тюрьме для меня был мукой.
Есть Правила внутреннего распорядка – на нашем сленге это «режим». Он есть, и вот мы его «держали». Но среди нас не было фанатиков, как в ОТБ. Режим можно держать не насилием, а другими путями абсолютно.
– В чем заключалась ваша «служба»?
– Я писал докладные, если кто-то кого-то хотел подрезать (причинить вред. – Прим. авт.), если драка произошла... Да, я писал, кто нарушает режим, а кто нет. Я считал, что таким образом помогаю порядок сохранить.
– Явки с повинной выбивали?
– Никогда. Если мог разболтать человека, то разговаривал. Там в основном сидят бедолаги, готовые сами писать явки за блок сигарет, за килограмм чая... Я так рассуждал: сам сижу в тюрьме, понимаю, что это такое, греха на душу брать нельзя.
– Как вы оказались в ОТБ?
– У меня обнаружили туберкулез, поэтому меня отправили туда. Состояние здоровья ухудшилось, перевели в тяжелое отделение, где я провел около года. Действующий завхоз освободился, а меня попросили вместо него там работать. И вот представьте: почти в каждом отделении есть инвалиды. А это что такое?
– Что?
– Живые деньги. Каждый завхоз должен был выбивать деньги из инвалидов и их родственников и приносить дневальному начальнику – Сергею Ананьеву. Мне это не понравилось. Таксы были разные. Палата-камера с телевизором стоила 5 тысяч в месяц, если просто палата – 3 тысячи. У кого пенсия – с тех от 7 тысяч и больше. Со своего отделения в первый месяц я должен был отдать 20 тысяч рублей. С какого фига я должен это делать?
– Почему этот дневальный вымогал деньги? Он же осужденный?
– Да, он осужденный. Но по факту он всем «рулил». А настоящий начальник больницы Павел Гаценко там не показывался месяцами. Вот осужденный вместо начальника-офицера всем и руководил...
СПРАВКА «МК»: Павел Гаценко уволен по отрицательным мотивам директором ФСИН России. Об этом стало известно 6 октября 2021 года.
В каждом учреждении есть отделы безопасности (режим) и оперативный. В итоге парадом командуют либо «режимники», либо опера. В ОТБ власть была у «режимников», а мы больше с операми общались, образно говоря. Это был второй повод, чтобы меня сместить с должности завхоза и создать мне «неудобства».
В феврале 2020 года Сергей послал свою «гей-бригаду». Меня и еще пятерых таких же, кто отказывался с нами сотрудничать, избили и изнасиловали прямо в кабинете, где обычно принимает посетителей начальник Гаценко. Специально обученный человек замывал следы насилия. Он прибегал с тряпкой и ведром...
Потом меня перевели в восьмое ТЛО – туберкулезно-легочное отделение (это самое страшное место во всей больнице). Я заплатил 50 тысяч, которые с меня потребовали. Но это не спасло от второго изнасилования. При этом мне показывали три швабры, издевались: «Выбирай – какую. Если эту – мы тебе загоним вон по сюда, а вот эту – вон по сюда». Я согласился подписать все, что они требовали (даже не помню, что это были за признания – что-то вроде подготовки бунта), так что швабру не применили. На следующий день после этого меня отправили в мою колонию.
– Кто те осужденные, которые вас насиловали?
– Это одни и те же люди, вот их фамилии (мы не приводим их в публикации, но передадим все это во ФСИН. – «МК»). Это настоящее гадье. Почти все они попали в тюрьму за убийства, изнасилования... У многих нет даже среднего образования, с ними не о чем говорить.
Ананьев попал за решетку за убийство с особой жестокостью, кстати. Но они всегда готовы выполнять команду «фас!» и рвать на части любого осужденного. Я сам активист, но все-таки с другим воспитанием (у меня неоконченное высшее образование).
– Вы бы могли под угрозами кого-то изнасиловать?
– Нет! Это против человеческой природы. И нормальная администрация в колонии не ставит перед активистами такой задачи, поверьте. Просто если власть оказывается у людей, которые на воле любили мучать и насиловать, то они продолжат это делать и за решеткой. Когда меня пытали, они получали наслаждение.
– Вы кричали, звали на помощь?
– Это было бесполезно. Включается музыка: в коридоре стоит музыкальный центр с двумя колонками и усилителем. Это действительно конвейер. За неделю музыка играла раза 3-4 на полную громкость. И все понимали, что происходит.
Гадье выполняет грязную работу, как мы поняли, под началом начальника отдела безопасности и оперативной работе подполковника внутренней службы Сергея Мальцева. Они у него же брали видеорегистраторы, на которые все это снимали. И у него же из-под носа увели архив...
СПРАВКА «МК»: подполковник Сергей Мальцев уволен приказом директора ФСИН России по отрицательным мотивам. Об этом ведомство сообщило 6 октября 2021 года.
Ананьев говорил, что он сам якобы в подчинении у заместителя начальника ОСБ УФСИН. А тот был всегда на связи с местным ФСБ. И якобы поэтому все происходящее в колонии покрывали.
– Когда вы обратились с заявлением о случившемся с вами?
– Как только вернули в ИК №7. Но когда приехал следователь, я отказался разговаривать.
– Почему?
– Не спрашивайте, я не могу ответить.
– Вас снова пытали?
– Нет. Но как только я освободился, сразу пошел в СК и прокуратуру. Прокуратура недавно прислала ответ, что не нашли никаких изъянов в ОТБ города Саратова. Мое дело лежит в СК, его там тоже не спешили расследовать до всего этого скандала.
Сейчас в ОТБ находится человек, который еще раньше меня дал показания, и три месяца назад его даже признали потерпевшим. Так вот, никого из тех, кого он назвал (а это те же люди, что меня насиловали), не привлекли. Они прекрасно себя чувствуют за решеткой. Повторюсь, три месяца прошло. Я писал в прокуратуру и СК про вымогательство, чеки прикладывал. Но такое ощущение – полгода катаем воздух, как выражаются осужденные. Надеюсь, сейчас что-то изменится.
Комментарий бывшего осужденного, ныне писателя Михаила Орского: «Смотрите, у меня в руках газета за 1985 год. И вот статья с названием: «Почетное звание – член СДП». Это хвалебная статья об «активисте», члене секции дисциплины и порядка.
Цитирую: «Все нарушители, которых он взял на карандаш, знали – никакие угрозы ни к чему не приведут. Ему до всего есть дело – будь то нарушитель внешнего вида или переброс. Как правило, он там, где происходит что-то запретное, и здесь уже осечки не допустит».
То есть это было почти 40 лет назад! Я согласен, что нет такого, будто все, кто вступают в актив, делают это для того, чтобы угнетать, ломать и т.д. Они так и говорили: «Я не буду гадостей делать, я вредить не буду, это просто, чтобы скорее выскочить на волю».
Но не замараться в основном не получается. В «актив» ведь попадают настоящая нечисть, животные, и они в итоге быстро выкупают тех, кто нормальный, кричат: «Чистеньким хочешь остаться? Не получится!» И они над ними издевались. Знаю случай, когда активисты отрезали голову одному такому... Он был тварью, но его никак достать не могли – так вот, его «актив» сам же и кончил.
А вообще есть такая категория людей, которые становятся «активистами», чтобы чувствовать себя вершителя судеб. Как обычно он выглядит? У него в нагрудном кармане обязательно ручки, скрепки, записные книжки. Он гордый, он с тюремщиками вместе на вахте. Но срок подходит к концу, а на свободе его, кроме как грузчиком, никуда не возьмут. И он опять совершает преступление, чтобы сесть и снова быть вершителем. И это становиться его образом жизни. Он «козел» не по конкретному сроку, а «козел» по жизни».
Наивно думать, что этот ужас происходит где-то далеко от Москвы, в глухой российской провинции. Другого нашего собеседника сейчас прячут в одном из московских СИЗО. Арестанты заочно вынесли ему смертный приговор за то, что, находясь в колонии в свою первую «ходку», он «ломал» (мучил, насиловал) других. И ему есть чего бояться. Угрозы жизни Николаю вполне реальные.
Несколько дней тому назад приговор в отношении другого «активиста» был исполнен: его забили до смерти в большой камере столичного СИЗО №4. Мужчина был «активистом» и, видимо, не просто наводил порядок, но проявлял жестокость. Был фанатиком. Вышел, но снова попал за решетку за кражу. Возможно, думал, в колонии будет все хорошо у него, как в прошлый раз. Но в СИЗО его «вычислили» и приговорили...
Николай пока жив, его прячут от других арестантов. Симпатичный молодой парень. Зачем он стал таким «активистом», что его приговорили заочно, и теперь за ним идет настоящая охота? Он об этом не хочет рассказывать. Говорит: «Не трогайте меня, спрячьте! И дайте возможность общаться только с такими, как я».
Вот это – крах «карьеры»... И это кошмар системы, которая существовала 40 лет назад и продолжает существовать сейчас.
0
31.56
