Именно тайносовершение является уникальным аспектом служения священника. Там же, где потеряно представление о сакраментальном характере священства — например, во многих протестантских сообществах, — мы видим эрозию, постепенное высыхание полноценной христианской жизни вплоть до утраты веры и отказа от библейских нравственных норм.
Труд молитвы является общим делом христиан, а миссию христианской проповеди могут нести и миряне. Катехизаторы, социальные и молодежные работники появляются в штате наших приходов не только для того, чтобы лучше организовать работу по этим важным направлениям церковной деятельности, но и для того, чтобы высвободить силы и время священнослужителя для главного — для совершения богослужений, для совершения таинств, для того дела, в осуществлении которого никто и никогда священника заменить не может.
Это исключительное призвание требует от служителей Святых Христовых Таин особой ревности. Таинственное воспоминание Животворящей и спасительной смерти Христовой и Его Воскресения в Божественной Евхаристии упраздняет боязнь, изгоняет безверие, воспламеняет веру, потому что за Трапезой бессмертия нам даровано переживание реального присутствия Господа Иисуса Христа. Обладая таким богатством, мы, служители алтаря, призваны делиться им, преподавать его людям, подобно тому как чудесным образом умножаемые хлебы, преподаваемые руками апостолов, не оскудевали и насыщали тысячи и тысячи и как Агнец Божий, раздробляемый и неразделяемый, всегда ядомый и николиже иждиваемый, освящает причащающихся за Божественной Евхаристией. Как наша проповедь должна обращать людские умы к Евангелию, так и наше служение должно возгревать в людях стремление к участию в Таинстве Царства, желание со страхом Божиим и верою приступить к Чаше жизни. Иногда приходится слышать вопросы: как часто должен священник служить Божественную литургию? Не будет ли привыкания к святыне? Ответ на эти вопросы прост: нет ничего плохого в обретении доброго навыка. Глубоко убежден, что слова молитв Евхаристии должны со временем стать образом мысли священника, дыханием его сердца даже тогда, когда он не находится в алтаре. Это требует от литургисающего труда, усердия и неизменного сосредоточенного внимания к каждому слову и действию, но как можно проникнуться этими словами, не служа часто? Особенно важно это при начале священнического служения. Если всякий раз при совершении Евхаристии священник содержит в уме и в сердце нужды и просьбы тех, кто стоит за его спиною и от лица кого он возносит к Богу благодарения и мольбы, если он сам уповает при этом не на свои способности, а исключительно на Божие милосердие и всемогущество, то служба Божия никогда не утратит в его сознании своей освящающей силы. Скажу в связи с этим несколько слов о так называемом пастырском выгорании. Несомненно, всякий человек, чьим долгом и повседневной заботой является общение с людьми, может устать, пережить охлаждение, порой сменяющееся раздражением и неприязнью к ближним, безразличием, апатией и унынием. Все это очень часто называют общим именем выгорания. Я считаю применение этого термина к священнослужителям не совсем оправданным, поскольку глубоко убежден: свет Христов, просвещающий всех, не может «выжечь» благоговейного служителя, и правильнее было бы говорить об утомлении, о печали и унынии, а подчас — и об искушении безверия, то есть о тех человеческих страстях, которые давно известны и исследованы отцами Церкви.
Как бы там ни было, речь идет о действительно горестном состоянии. Претерпевающий его священник нуждается в сострадании, и первые, кто могут оказать поддержку, — это епископ и собратья пастыри. Следует поддержать унывающего и обессилевшего собрата, приободрить его, искренне и сердечно помолиться о нем, быть может, оказать помощь в обычных житейских вопросах, в конце концов, дать возможность отдохнуть — иными словами, возлить масло и вино (ср. Лк 10:34) на его душевные раны. Впрочем, бывает и так, что появление упомянутых симптомов в жизни священника является признаком ошибочного восприятия им своего служения. Не оттого ли порой наступает пресловутое «выгорание», что священник пребывает в самонадеянности, в ложной и близорукой очарованности своими дарованиями, полагаясь на свои силы или, что еще печальнее, приписывая внимание прихожан исключительно собственным заслугам, а не сану? Не бывает ли «выгорание» следствием забвения священником сути своего сакрального служения, когда ревность о предстоянии Божию престолу, то есть о том, что не может «выжечь», постепенно сменяется стремлением к власти, административной или общественной деятельности, к популярности, к цитированию в СМИ, к стяжанию материальных благ? На эти вопросы каждый служитель алтаря Господня должен ответить в глубине своей совести сам. Тогда он поймет, что трезвое отношение к себе, всегдашнее памятование как о своих несовершенствах и о своей ограниченности, так и о Божием милосердии и всемогуществе позволит сохранить ревностность в служении, несмотря на неизбежную усталость и многозаботливость.
Из доклада на Епархиальном собрании г. Москвы, 21 декабря 2017 года. Заголовок дан редакцией
0
150.00
