Бои на 104-километровом Миус-фронте на юго-востоке Украины по своей продолжительности могут считаться рекордными во всей Второй мировой войне: они захватили сразу три кампании — 1941, 1942 и 1943 годов. По численности безвозвратных потерь РККА (833 тыс. человек) это сражение стало четвертым в Великой Отечественной войне (после Сталинграда, Ржевской и Курской битв). По накалу боев не уступало ни одному из них.
О нем не снимали масштабных кинолент, не делали бравурных репортажей. Может быть, потому, что в этих кампаниях у нас было больше поражений, чем побед. Может быть, потому, что сражение на Миус-фронте больше напоминало позиционную «мясорубку» эпохи Первой мировой, когда железные челюсти войны неотвратимо перемалывали сотни тысяч человеческих жизней на ограниченном участке, накладывая один кровавый слой на другой.
Сегодня, когда мы вспоминаем подробности тех трагических событий, поневоле закрадывается чувство дежавю — уж слишком знакомы нам сегодня топонимы того Миус-фронта: Саур-Могила, Горловка, Сватово, Артемовск, Камышеваха, Первомайская, Анастасиевка, Мариуполь. Нам снова, как и восемьдесят лет назад, нужно спасать эти рубежи от нацистов.
Хребет «Донской Швейцарии»
Огромный Донецкий угольный бассейн аккуратно разделен одноименным кряжем на западную и восточную части. Под кряжем, извиваясь серой змейкой, строго с севера на юг несет свои мутные воды река Миус. Места живописные: буераки, отвесные скалы кряжа, степной простор под ним, ковыль и вольный ветер.
Своеобразную рекогносцировку этой местности провел начинающий фельетонист из Таганрога Антон Чехов. Пятого мая 1887 года он писал своему знакомому Николаю Лейкину: «Жил я последнее время в Донской Швейцарии, в центре так называемого Донецкого кряжа: горы, балки, лесочки, речушки и степь, степь, степь… Широкая, бесконечная равнина, перехваченная цепью холмов. Теснясь и выглядывая друг из-за друга, эти холмы сливаются в возвышенность, которая тянется… до самого горизонта и исчезает в лиловой дали».
Созданные природой нерукотворные оборонительные бастионы — словно Змиевы валы былинного Никиты Кожемяки. Видимость с кряжа со средними высотами в 200‒300 метров — на десятки километров. Те, кто находится западнее Миуса, седлают кряж и видят все, что делают те, кто находится внизу, восточнее реки.
Наказать Клейста
Первая фаза сражений на Миус-фронте развернулась осенью‒зимой 1941 года. После контрнаступления советских войск под Ростовом 1-я танковая армия вермахта генерал-полковника Эвальда фон Клейста откатилась на Запад, и под натиском южного фронта РККА была вынуждена перейти к обороне на левом берегу Миуса. Наступавшая наша 56-я армия предприняла ряд атак на эти позиции, но истощенная длительными боями также вынуждена была перейти в позиционную оборону.
В октябре представитель Ставки при штабе Южного фронта маршал Григорий Кулик настоял на явно самоубийственном шаге: бросить на танкистов Клейста кавалерийскую группу полковника Льва Ильина (56-я и 35-я кавалерийские дивизии). К его удивлению, кавалеристы порубить танки и бронетранспортеры не смогли, а как следует окопаться на низменном левом берегу Миуса не успели. Что привело к огромным потерям в подразделениях.
Немцы по результатам неудачной вылазки на Ростов тоже оказались изрядно потрепанными. Крупные потери понесли 1-я танковая дивизия СС «Лейбштандарт СС Адольф Гитлер», 13-я и 14-я танковые дивизии, 60-я моторизованная дивизия, лишившиеся до 300 танков и бронемашин.
Гитлер пришел в ярость: направление главного удара вермахта в кампании 1941 года было строго на Москву, войска группы армий «Центр» генерал-полковника Хайнца Гудериана стоят перед столицей большевиков, которая вот-вот падет, а тут какой-то Ростов наподдал Рейху сапогом под дых.
Первое крупное поражение вермахта во Второй мировой войне настолько впечатлило союзников, что 5 декабря 1941 года премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль написал Иосифу Сталину: «Позвольте мне воспользоваться случаем и сказать Вам, с каким восхищением весь британский народ следит за стойкой обороной Ленинграда и Москвы храбрыми русскими армиями и как все мы рады по поводу Вашей блестящей победы в Ростове-на-Дону».
Вермахт впервые переходил к стратегической обороне, начав формировать мощную линию укреплений на правобережье Миуса. Всего было приготовлено три линии обороны. Первая проходила по долине Миуса. Вторая — по гребню кряжа. Третья — вдоль реки Кальмиус, через Донецк, Макеевку и Горловку. Четвертая шла от Славянска до Мариуполя. На каждой из этих линий возводились опорные пункты из сотен дотов и дзотов, десятков километров минных полей, нескольких рядов колючей проволоки.
Левый фланг обороны упирался в городок Красный Луч Ворошиловградской области, правый — в Самбекский выступ близ Азовского моря.
Попытки советских войск в начале декабря на плечах отступившего Клейста форсировать Миус и взять Таганрог успехом не увенчались. Наступающая 56-я армия встретила подготовленную линию обороны уже на возвышенности. Атака по колено в снегу при полном господстве в небе вражеской авиации была бессмысленной. 31-я Сталинградская дивизия за пять дней боев потеряла 3300 бойцов.
Капитан 230-го полка конвойных войск НКВД (полк героически оборонял, а затем и отвоевывал Ростов) Иван Березенцев записал в дневнике от 14 декабря: «Остатки полка в 78 человек, включая штаб полка и тылы, отведены в Ростов-на-Дону на отдых… Говорят, что командир полка (подполковник Павел Демин. — С. К.), взглянув на остатки части, заплакал. Потери полка убитыми и ранеными — около 1100 человек».
Кровавая жатва на Миусе только начиналась.
«Возили на тачках мертвых, за один рейс давали рубль»
В кампании 1942 года Генштаб вермахта направлением главного удара выбрал Юг, дабы обеспечить себе выход к кавказской нефти и отрезать от нее Красную армию у Сталинграда (нефтяные промыслы Майкопа, Грозного и Баку на тот момент были единственными у СССР). Первым делом предстояло взять Крым и нанести удар с Барвенковского выступа в Харьковской области по Южному фронту РККА в направлении Ростова-на-Дону. Но для этого необходимо было за счет надежной обороны в Донбассе обеспечить фланги штурмующей Севастополь 11-й армии генерал-полковника Эриха фон Манштейна и сконцентрированной восточней Харькова 6-й армии генерала танковых войск Фридриха Паулюса.
Зимой и весной 1942 года немцы продолжали активно укреплять оборонительные позиции на Миусе. Историк Владимир Афанасенко пишет: «Система обороны включала управляемые и “мертвые” минные поля, проволочные заграждения, ряды дотов, дзотов, стальных передвижных дотов (“крабов”), блиндажей, пулеметных гнезд. Часть бронеколпаков для дотов была привезена непосредственно из Германии. В среднем на 1 кв. км линии фронта приходилось до 20‒30 оборонительных сооружений, около 1,8 тысяч мин. Четыре линии обороны были связаны между собой бесконечными ходами сообщений. Общая длина окопов, траншей, противотанковых рвов на Миус-фронте превышала расстояние до Берлина — 2540 км. В основе организации всей немецкой обороны лежала система пристрелянных артиллерией, минометами и пулеметами целей. На правом фланге фронта находился хорошо укрепленный Самбекский выступ».
По рокадным дорогам курсировали грузовики с «кочующими минометами» в кузовах, с моря линию обороны защищали бронекатера. На позициях были сооружены подземные сборные металлические бункеры. На один километр главной оборонительной полосы приходилось 3‒5 дзотов, 4,7 противотанкового и 4,6 полевого орудия, 6,9 миномета, 25 пулеметов, 350 винтовок и автоматов, до 500 солдат. В качестве гарнизона этого более чем 100-километрового форта выступала егерская дивизия «Эдельвейс» генерал-майора Хуберта Ланца.
Остаток зимы и весну 1942 года войска Южного фронта РККА пытались пробить брешь в обороне группы армий «Юг» и разгромить славяно-краматорскую группировку 17-й армии вермахта. В марте 56-я армия наносила отвлекающий удар на Миус.
Концентрированный удар планировался на Волкову гору (105,7 м), господствующую над Миусом в районе Матвеев Курган — Ряженое. Восьмого марта первыми в атаку двинулись морские пехотинцы 66-й и 76-й бригад.
Местная жительница Надежда Панченко вспоминала: «Восьмого марта было хорошо видно, как морячки в черных бушлатах по белому снегу бегут на пулеметы. Очень много их погибло. Обещанные танки не пришли. Пойма долго была нейтральной полосой, убрать оттуда всех было нельзя, а когда наши отступали к Сталинграду, те, кто косил там сено, рассказывали, что трупы лежат очень густо».
Житель Ряженого Николай Бондаренко добавил: «Когда наших морячков побило на берегу, мы с другом (нам было лет по шесть-семь) возили на тачках мертвых на кладбище. Найдем где в поселке или за рекой мертвяка, погрузим на тачку — сначала голову грузим, потом ноги — и везем на кладбище. За один рейс давали рубль, хоть одного привези на тачке, хоть двух. Могли заработать за день пять-семь рублей, на четверть булки хлеба. А вшей на мертвых было! Крупные такие. Мать придет с работы (ее тоже куда-то посылали), выварит одежонку от вшей, высушит, а утром опять идем. Голодные были, а тут какой-то заработок».
За три дня боев потери 56-й армии генерал-майора Виктора Цыганова составили 13 тысяч человек. В 3-м батальоне 76-й бригады выжило лишь десять моряков. Все три попытки наступления потерпели неудачу, армия была обескровлена, и ей нечем было парировать контрудар немцев.
Атаки на исходе сил
Следующая активная фаза боев на Миус-фронте началась весной 1943 года. Уже капитулировала 6-я армия Паулюса в Сталинграде, группа армий «А» вермахта стремительно откатывалась с Кавказа к Керченскому проливу и укрепленной «Голубой линии» на Таманском полуострове, был отбит теперь уже окончательно Ростов-на-Дону. Командующий Южным фронтом генерал-полковник Родион Малиновский, не желая еще раз наступать на «миусские грабли», в феврале 1943 года взывал к своим подчиненным: «В целях недопущения перехода противника к обороне на заранее подготовленном рубеже по реке Миус, приказываю: войскам фронта энергично преследовать подходящего противника днем и ночью, с полным напряжением сил. Подвижными частями, не ввязываясь в бой с отдельными узлами сопротивления, как можно быстрее выйти на западный берег реки Миус и уничтожить отходящего противника с тыла, не давая ему организованно переходить к обороне по реке Миус».
Его подчиненные сделали все, что смогли. Измотанные беспрерывным наступлением от самого Сталинграда бойцы 4-го гвардейского мехкорпуса генерал-майора Трофима Танасчишина сходу прорвали оборону противника у Матвеева Кургана, форсировали Миус, разгромили штаб 29-го армейского корпуса в Анастасиевке и углубились в донбасские степи на 30 км. При этом на ходу у них осталось лишь 20 танков. Все атаки соседей захлебнулись, стрелки просто не успевали за танкистами из-за непролазной грязи дорог.
За шесть дней боев корпус отразил несколько десятков немецких контратак и пошел на прорыв. Двадцать третьего февраля пробились к своим, потеряв почти всю материальную часть, но сохранив личное оружие. Из 88-го полка уцелело всего 80 человек, которые везли за собой на санках 75 раненых.
Военкор Константин Симонов оказался на Миусе в расположении 5-го Донского казачьего корпуса генерал-майора Алексея Селиванова. Вот как он описывал обстановку в войсках: «В последние дни чувствуется, что после взятия Ростова и выхода к реке Миус мы уткнулись здесь в прочную, заранее подготовленную немцами оборону. С утра сижу вместе с командиром казачьего полка Дудниковым (подполковник Семен Дудников, командир 43-го кавалерийского полка. — С. К.) у него в эскадроне на наблюдательном пункте. Во всем полку, как он считает, осталось на сегодня сорок активных штыков… Впереди возвышенность, которую ночью предстоит взять и окопаться на ее обратных склонах… Темнеет. Сверху звонят, что задача остается прежней: высоту ночью надо взять. Усталый командир полка с трудом вытаскивает из глубокого снега валенки, топает обратно по лощине к себе в штаб полка. Идет готовить атаку своих сорока активных штыков…».
В начале марта 2-й и 5-й мехкорпуса и вся 28-я армия были выведены из-под Миуса на переформирование в связи с огромными потерями. На Донецком кряже наступила оперативная пауза, чем воспользовались немцы для укрепления своих позиций.
Из-за большой скученности войск и прекрасного обзора с немецких позиций на господствующих высотах кряжа у советских солдат начались проблемы со снабжением. Горячую пищу подвозили только ночью. Солдаты ели найденные в разбомбленных колхозных сараях обгоревшие и опревшие от времени кукурузные и пшеничные зерна. Ели трупы павших лошадей, собирали оглушенную рыбу в реке. Курили сушеный конский помет. Не хватало и тепла: на блиндажи и землянки, а также укрепления Миус-фронта за предыдущие два года были вырублены практически все деревья, выжжен весь камыш. В приказе по 56-й армии значилось открытым текстом: «Вопросы эвакуации раненых, обеспечение питанием, боеприпасами были организованы исключительно безобразно…».
Курский громоотвод
Кампания 1943 года для вермахта должна была стать решающей в этой войне. После провала в Сталинграде и на Кавказе предстояло добиться перелома, поэтому в Рейхе объявили тотальную мобилизацию. Была восстановлена даже погибшая в Сталинграде 6-я армия, теперь уже под командованием генерала пехоты Карла-Адольфа Холлидта. Ее назвали «армия мщения» и разместили на миусском участке фронта. Направлением главного удара был выбран Курский выступ, для срезания которого и разгрома трех советских фронтов сосредоточили все самые боеспособные армии вермахта.
В советской Ставке понимали, что именно под Курском будет решаться судьба войны, поэтому в задачу потрепанного Южного фронта генерал-полковника Федора Толбухина входил отвлекающий удар с целью сковать группу армий «Юг» и помешать переброске немецких резервов под Курск.
Пятого июля немцы начали сжимать свои клещи на северном и южном фасе Курского выступа. Как только они наглухо увязли в советской обороне, 17 июля отвлекающий контрудар начался на юге.
Но, как и в предыдущих случаях, ни о какой внезапности говорить не приходилось.
«Пленные немецкие офицеры показывали, что им было известно о готовящемся наступлении нашего фронта примерно с 12 июля, то есть за пять дней до его начала, — писал командовавший 8-й гвардейской армией (бывшая 62-я сталинградская) генерал-лейтенант Василий Чуйков. — Известны были приблизительно и направления ударов прорыва. Внезапности не получилось, хотя, казалось, были соблюдены все меры предосторожности. Противник создал на участках прорыва глубоко эшелонированную оборону. Подбросил новые части. Наутро 13 июля, как стало ясно из показаний немецких офицеров, нас ожидали крупные силы противника. К этому сроку наступление противника на Курской дуге прекратилось, и, чтобы удержать за собой Донбасс, Манштейн по требованию Гитлера начал переброску в Донбасс своих дивизий из-под Харькова и из-под Орла. Всего было переброшено 6 дивизий, из них 5 танковых со средствами усиления. К частям, расположенным на нашем участке фронта, подходили на подмогу соединения двух танковых дивизий — 17-й и CС “Викинг”».
Кроме того, авиаразведка доносила, что все дороги, ведущие из района Харькова в Донбасс к нашему участку фронта, загружены танками, артиллерией и автомашинами с войсками. Становилось очевидным, что мы втягиваемся в ожесточенные и затяжные бои, что Гитлер идет на все, лишь бы удержать Донбасс».
Толбухину удалось прорвать немецкую оборону и захватить небольшой плацдарм в районе сел Степановка и Мариновка, но создать здесь мощный танковый кулак не удалось из-за крайне неудобной для применения техники местности.
Следует заметить, что Южный фронт перевыполнил задание Ставки. Ему удалось не только помешать отправке немецких резервов на Курскую дугу, а наоборот, с Северного фаса дуги оттянуть на себя сразу три танковые дивизии.
Начальник штаба Южного фронта генерал-майор Сергей Бирюзов вспоминал: «Во второй половине дня 30 июля наши подразделения, подверглись одновременной контратаке силами 100 немецких танков с пехотой. Утром 31 июля в двух километрах северо-восточнее Степановки пошли в контратаку до 150 танков и штурмовых орудий. Еще тяжелее оказались для нас 1 и 2 августа. Солнце пекло, земля чадила, и над полем боя все время стоял гул танковых и авиационных моторов.
Ценой огромных жертв немцам опять удалось остановить наступление наших войск на Миусе. Видя бесплодность дальнейших попыток прорвать миусские позиции врага теми силами, какие имелись в нашем распоряжении, командование фронта решилось на отвод войск в исходное положение — на рубеж, откуда семнадцать дней назад мы начинали наступление».
Набившая оскомину тема о роли заградотрядов в действиях советских войск. Гвардии лейтенант Исаак Кобылянский, командир взвода 261-го гвардейского стрелкового полка 87-й гвардейской дивизии рассказал о встрече с ними: «Первая встреча состоялась 31 июля 1943 года на Миус-фронте, когда немцы выбили нашу 2-ю гвардейскую армию с плацдарма, завоеванного в течение двух предыдущих недель ценой больших потерь. Отступление было беспорядочным, многие сотни наших воинов стали жертвами жестокой бомбежки в балке, где скопились тысячи отступавших (с того дня осталось название “Балка смерти”). Цепочки уцелевших и раненых медленно тянулись вдоль балки туда, где еще вчера располагались тылы. Наконец нам начали попадаться организованные группы солдат и офицеров, занимающие оборону. От них стало известно, что «драп-марш» остановлен заградотрядом. Вскоре появилось несколько офицеров, которые объявляли места сбора разных частей и подразделений. О стрельбе заградотрядовцев по отступавшим никто не рассказывал…».
Наиболее ожесточенные бои на плацдарме шли в районе Саур-Могилы. На этот холм высотой чуть менее 280 метров 1 августа немцы бросили подоспевших из-под Курска панцергренадеров СС обергруппенфюрера СС Пауля Хауссера. За курган разыгралась многочасовая рукопашная схватка между эсэсовцами и стрелками, как в период средневековых войн.
Общие потери советских войск за период с 17 июля по 10 августа на этом направлении составило 106,2 тыс. убитых и раненых.
Только за два августовских боевых дня 1943 года на высоте 213,9 у деревни Степановка были уничтожены 239 немецких танков и самоходок из состава дивизий СС «Дас Райх» и «Мертвая голова», переброшенные сюда из-под Курской дуги. Общие потери элитных танковых дивизий на Миусе сопоставимы с потерями вермахта в битве под Прохоровкой 12 июля.
Красное знамя над кряжем
Окончательно решить проблему Миус-фронта предстояло начальнику Генштаба РККА маршалу Александру Василевскому, лично занявшемуся разработкой новой операции. Он взялся переиграть Манштейна излюбленным оружием Наполеона — концентрацией на узком участке фронта мощного ударного кулака. На отрезке между Дмитриевкой и Русским на 22 км фронта было сосредоточено 22 стрелковые дивизии из 28 входящих в состав фронта, все танковые подразделения и 80% артиллерии. Эта кувалда ударила в миусские ворота 18 августа после 80-минутной артподготовки.
5-я Ударная армия генерал-лейтенанта Вячеслава Цветаева (бывший поручик Императорской армии) прорвала фронт между Дмитриевкой и Куйбышево, вклинившись в оборону немцев на 10 км. В прорыв были брошены два мехкорпуса. Василевский писал: «В течение двух следующих дней ударная группировка фронта не только успешно отражала многократные контратаки фашистов, но и продолжала развивать наступление, расширяя прорыв. В результате силы противника, действовавшие против Южного фронта, уже в первые дни операции оказались расчлененными на две части с обнаженными флангами в месте прорыва. Я доложил Сталину, что считаю обстановку на Южном фронте многообещающей. Он согласился на мое возвращение к Толбухину, но лишь после успешного решения харьковской задачи».
Саур-Могилу штурмовала 96-я гвардейская Иловайская стрелковая дивизия полковника Семена Левина. Бойцы вспоминали, что одним из самых страшных впечатлений от штурмов было то, как они ползли по скатам вверх, к дзотам, — а немцы выбрасывали из амбразур гранаты. Вид катящейся сверху навстречу, подпрыгивающей гранаты, ожидание, когда она разорвется — у твоей ли головы, на спине ли, или на соседе, — остался кошмаром у многих выживших участников тех боев… Для защиты от пуль и осколков залегшие на склонах бойцы использовали тела своих убитых товарищей…
Манштейн писал: «Мы, конечно, не ожидали от советской стороны таких больших организаторских способностей, которые она проявляла в этом деле, а также в развертывании своей военной промышленности. Мы встретили поистине гидру, у которой на месте одной отрубленной головы вырастали две новые… 22 августа был явно днем кризиса. В Донбассе противник вновь атаковал нас. Хотя 6-я армия и смогла сдержать опасный прорыв противника, но ей не хватало сил вновь восстановить положение. На участке 1-й танковой армии новое крупное наступление противника было остановлено, но ее силы иссякли… К концу августа только наша группа потеряла 7 командиров дивизий, 38 командиров полков и 252 командира батальонов…».
Стратегический прорыв Миус-фронта не только «отрубил южную лапу» вермахта, но и полностью закупорил в Крыму 17-ю армию вермахта, которую немцы с таким трудом выводили с Кавказа через Керченский пролив, панически боясь повторения трагедии со «сталинградским котлом». В итоге она нашла свой котел на полуострове, и в 1944 году армия полностью капитулировала в Крыму.
В известном исследовании коллектива авторов «Гриф секретности снят» общее количество погибших советских бойцов в Донбасской наступательной операции за 41 день (18 августа-22 сентября 1943 года) определено в 273,5 тыс. человек (безвозвратные и санитарные).
Генерал-лейтенант бундесвера Буркхарт Мюллер-Гиллебранд в своем монументальном труде «Сухопутная армия Германии. 1933‒1945» оценивает общую убыль вермахта на Восточном фронте с июля по октябрь 1943 года в 911 тыс. человек. На 20 ноября из 136 танков дивизии СС «Дас Райх» боеспособными оказались всего 22, из 103 машин дивизии СС «Мертвая голова» — 14.
Академик РАН Геннадий Матишов считал, что Миус-фронт оттягивал на себя и перемалывал части, которых, возможно, вермахту не хватило для успеха в сражениях под Москвой, Ленинградом, на Курской дуге. Но цена этого сдерживания была высока. На Миус-фронте на одного погибшего немецкого солдата приходилось семь-восемь наших.
Командовавшие крупными соединениями на юге страны Родион Малиновский и Андрей Гречко, бывшие в 1957–1976 годах министрами обороны СССР, предпочитали не вспоминать о неудачных эпизодах своей военной биографии, поэтому о Миус-фронте так мало писали в исторической литературе и снимали в отечественном кинематографе.
0
120.00
