В повторный прокат выходит «Кошмар на улице Вязов» — один из самых популярных фильмов ужасов в истории кино. К возвращению Фредди Крюгера на большой экран Weekend попросил русских режиссеров, актеров, сценаристов, продюсеров и критиков вспомнить все самое жуткое, что они видели в кино.
«Кошмар на улице Вязов» был самым страшным фильмом в моей жизни. Но это не был тот «Кошмар на улице Вязов», который смотрели все остальные. Это был мой собственный, ни на что не похожий и никому больше не известный «Кошмар на улице Вязов». Был конец 1980-х, и моя мама тогда вернулась со своих первых гастролей по США. Она рассказала нам всем потрясшую нас подробность: в самолете можно было смотреть кино! Среди прочих чудес она посмотрела именно этот фильм. Тогда о фильмах ужасов мы знали понаслышке (я, правда, читал книгу о них, но там речь шла в основном о «Птицах» Хичкока — тоже, впрочем, мной не виденных). Так вот, было лето, мы отдыхали в Литве на турбазе Дома ученых «Асавас», ночевали в палатках на берегу одноименного озера. И при свете костра мама, у которой был выдающийся талант рассказчика, в мельчайших деталях рассказывала сцена за сценой историю Фредди Крюгера и его жертв, наивно веривших в возможность переиграть и обмануть всесильного монстра из сна. Именно по этому рассказу я запомнил навсегда шляпу Фредди, его обожженное лицо, перчатку с железными когтями и красный свитер с черными полосками — и он навсегда остался в памяти таким. Меня поразила идея: ведь убийца из сна, который уже мертв — а значит, бессмертен,— буквально всемогущ, и никаких сценариев победы над ним не может существовать даже в теории. Той ночью я не мог заснуть от страха и впервые за долгие годы, преодолев неловкость и стыд, пришел ночевать в палатку к родителям. Разумеется, при первом просмотре самого фильма пару лет спустя меня одолевало лютое дежавю. Ведь я уже видел и любил это кино, и ужасно его боялся — хотя смотрел впервые.
Для меня самым жутким был фильм «Идентификация». Меня вообще пугает человеческое безумие как повод для триллера. Страшно, что твой собственный разум способен сотворить это, но еще страшнее, что ты изо всех сил пытаешься с этим справиться — и проигрываешь.
Я из тех людей, кто вообще не может смотреть фильмы ужасов. То есть совсем, категорически, органически не могу — мне плохо, страшно и все такое. Поэтому я не видела «Звонок», «Оно» и всю классику хорроров и, кажется, в последний раз смотрела фильмы ужасов лет в 14–15, когда по телевизору показали «Омен». Смотрела я его лежа под столом с четырьмя подружками — через скатерть, и пугало меня просто все: мальчик, какая-то собака... Так что если вынести за скобки жанр хоррора, то самая страшная сцена, которую я помню в кино,— из «Малхолланд Драйва», где герои сидят в дайнере и разговаривают и уже понятно, что будет очень страшное что-то, хотя в кадре ничего не происходит, просто разговор двух людей. И потом они выходят — и там вот это вот страшное чудище сожженное.
Меня в детстве больше всего напугали две вещи. Это горящее крыло самолета в «Молчании доктора Ивенса», когда Бондарчук выглядывает в иллюминатор, и мы понимаем, что это конец, полная безысходность. Что-то он такое сыграл, что я ощутил весь ужас человека, осознающего, что его самолет горит. И второе — это ухо Баниониса в «Солярисе». Там есть такой кадр, совершенно, если я правильно помню, немотивированный, когда камера, так же, как она наезжала на рот парализованной жертвы в «Жильце» Полански, наезжает на ухо Баниониса, близко, слишком близко, и это — я по-прежнему так думаю — дико страшно.
Любовь Мульменко, сценаристка, режиссер
Мне было лет восемь, по телевизору шло американское кино о том, как на Землю прилетает девушка-космополицейский — преследуя опасного преступника. Преступника звали, например, Лимар (так я запомнила), он убивал людей и принимал их облик. Полицейская девушка иногда брала показания якобы у свидетеля, а на самом деле в нем уже сидел Лимар. И вот это ощущение, что ты не можешь быть уверен, что люди рядом с тобой настоящие, меня очень напугало. Остаток вечера я подозревала своего пуделя в том, что он — не он. Маму я тоже аккуратно проверяла на подлинность, задавая разные хитрые вопросы. Я пыталась потом найти этот фильм и пересмотреть, но он все никак не находился. Где-то полгода назад я все-таки преуспела — оказалось, что это не фильм, а мини-сериал, снятый в 80-х. Подумала: вот как хорошо, теперь-то уж я не забуду и при случае посмотрю. Закрыла вкладку и забыла, естественно. Придется искать заново.
«Заклятие долины змей», 1987
Александр Яценко, актер
Первый фильм, который почему-то меня напугал,— «Заклятие долины змей». Мы с братом ходили на него в кинотеатр «Юбилейный», и потом мне долго снился человек, который в финале фильма мутировал и в самолете полз уже мутантом. Сюжет помню смутно: какой-то чемоданчик, который кто-то выкрал, и этот чемоданчик как-то оказался в самолете, и из него выходит какое-то дымное вещество, подсвеченное каким-то светом, и вот какой-то чувак начинает мутировать и превращается в какого-то мутировавшего монстра. Ну и конечно, «Кошмар на улице Вязов». В детстве страшно было до жути — и, честно скажу, я даже смотреть его не мог. Пока однажды не приехал на съемки фильма «Шик» к Бахтиеру Худойназарову в Ялту, где увидел его на украинском языке — и это уже было очень смешно, и страх у меня пропал.
«Ребенок Розмари», 1968
Зинаида Пронченко, кинокритик
Самый страшный фильм для меня по-прежнему «Ребенок Розмари». И вообще весь Полански. Недавно я прочитала книгу про Полански Стаса Зельвенского, и ночью мне приснился дьявол. Мне кажется, что Полански, не являясь в общем-то режиссером хорроров, изучил ужас в деталях, потому что как будто видел дьявола повсюду — иногда в зеркале, чаще в окне. Судьба — это дьявол, люди — его слуги, то жертвы, то мучители. Мне кажется, никто лучше Полански не разглядел зло. У Стаса прекрасно про это написано.
«Восхождение», 1976
Роман Волобуев, кинокритик и режиссер
Когда мне было шесть лет, я случайно в гостях посмотрел почти целиком «Восхождение» Ларисы Шепитько — родители поняли, что происходит, и оттащили меня, уже абсолютно белого, от телевизора, когда героев собирались вешать. Как говорят, я неделю потом орал по ночам, потому что мне снились фашисты, виселицы и артист Солоницын. Кошмары со временем прошли, сам фильм я тоже благополучно забыл, но зато мне еще много лет внушала абсолютно первобытный ужас заставка «Мосфильма», с которой он начинался,— собственно, и сейчас не очень уютно при ее виде.
«Сияние», 1980
Николай Хомерики, режиссер
Первое, что приходит в голову,— «Сияние» Стэнли Кубрика и, конечно, самая главная сцена, где ребенок едет на трехколесном велосипеде по коридору отеля, за ним едет камера и потом этот коридор заполняется кровью. Наверное, именно когда ребенок задействован в этих ужасах, и становится по-настоящему страшно. Фильм я смотрел лет в 20, на VHS, и было еще страшнее — потому что людей рядом не было. В зале-то как-то не так страшно, а когда сидишь на даче один на один с этим — это ужас.
«Заводной апельсин», 1971
Мария Шалаева, актриса
Конечно, Кубрик! «Заводной апельсин» и «Сияние». Когда в «Заводном апельсине» герои безумствуют в каком-то баре и пьют молоко — и оно там как кровь течет. Это дико страшная сцена, с каким-то еще и сексуальным подтекстом — такое там очевидное насилие. Вроде бы это молоко, и ничего такого — а ассоциация с насилием. Именно оттого, что эти вещи вроде бы не сочетаются, очень страшно. А в «Сиянии» — погоня в лабиринте, и у тебя самого такое ощущение, что ты заблудился и никогда не выйдешь. А в нашем кино самая страшная сцена — конечно, из «Груза 200». Когда ее насилуют бутылкой. ******! (Кошмар! — W). Все три сцены, получается, про насилие — но насилие и есть самое страшное.
«Ребекка», 1940
Любовь Аркус, режиссер, основатель журнала «Сеанс»
У меня два таких фильма. Это «Ребекка» Хичкока — не «Птицы», не «Психо», а именно «Ребекка». Больше всего пугало то, что я не понимаю источника страха героини. Я понимала, что это очень страшный дом и в нем живет что-то очень страшное — но где и что, не понимала. Героиня не понимала — и я вместе с ней. Тогда я поняла, что самое страшное — это непонятный источник. Откуда он? Откуда дует этот ледяной ветер? А второй фильм — это, конечно, «Сияние», и самое страшное для меня — это финал, фотография, на которой Николсон. Не ванная, не кровь в коридоре — вообще самыми нестрашными для меня в «Сиянии» были именно эти страшилки,— а страшно от физически ощущаемого изменения состояния главного героя. Так, чтоб прямо ледяной холод пробил,— эта фотография в финале.
«Малхолланд Драйв», 2001
Владимир Мирзоев, режиссер
Дэвид Линч — вот непревзойденный мастер саспенса! «Малхолланд Драйв», «Шоссе в никуда», «Твин-Пикс» — Линч как никто умеет создать атмосферу кошмара. Иногда из сущей ерунды: стремительно высыхающее пятно на полу, саундтрек и неадекватная реакция актрисы — и вас охватывает ужас. Кошмар в фильмах Линча, как правило, часть сюжета, сценарной конструкции. И это связано с философией мастера: вселенная таинственна, наше знание о ней фрагментарно, узор жизни иррационален. И это пугает.
«Тайна двух океанов», 1955
Денис Горелов, кинокритик
Из самого лютого пережитого в жизни был фильм «Тайна двух океанов» — эпизод с утоплением докторши в шлюзокамере подводной лодки «Пионер». Шпион в водолазном костюме слишком бдительную докторшу закрыл с собою в шлюзокамере без всякого скафандра и начал спускать воду. Причем стена шлюзокамеры была стеклянной — чтобы все видели, как докторшу топят. И когда вода медленно поднимается ей к горлу, ко рту и так далее — это одно из самых жутких воспоминаний детства.
«Зловещие мертвецы», 1981
Святослав Подгаевский, режиссер
Лет в десять меня очень напугал фильм «Зловещие мертвецы» Сэма Рейми. Каждый раз, когда на экране садилось солнце, сердце у меня замирало от предвкушения того, что сейчас вылезет из темноты и будет преследовать героев. Ожидание страха всегда сильнее самого страха, а здесь это работало до такой степени, что одновременно хотелось и отвернуться от экрана, и продолжать смотреть, взглянув все же в глаза тому несусветному злу, к появлению которого тебя готовит режиссер. Возможно, сейчас это кино покажется устаревшим, совсем дешевым, но в то время оно влияло на наше детское воображение безотказно.
«Георгий Саакадзе», 1942
Юрий Норштейн, мультипликатор
Помню эпизод из детства, где один герой резал лестницы, чтобы другой герой его не догнал, и для меня почему-то это был непередаваемый ужас. Фильм не помню, помню только вот этот кусочек. А позже был другой эпизод — тут я точно знаю откуда — из фильма «Георгий Саакадзе» Михаила Чиаурели. Фильм черно-белый, и по сюжету там князья братались кровью, то есть у них лилась кровь — но кровь-то черная была. А поскольку я до этого уже слышал стихи Лермонтова «И вы не смоете всей вашей черной кровью / Поэта праведную кровь», то я понял, что вот она — кровь черного цвета. И это был ужас. Черная кровь у меня на всю жизнь запеклась в душе.
«Кошмар на улице Вязов», 1984
Софья Капкова, продюсер, основательница Центра документального кино
Когда мне было совсем мало лет, моя семья жила на очень дальнем востоке. В военном гарнизоне было всего пять домов, и один из офицеров (как я теперь понимаю, очень был продвинутый и хваткий человек) в заброшенном военном автобусе запустил публичный кинотеатр. Зрителей было человек двенадцать, показывать фильмы он мог, только когда темнело,— вместо кинопроектора был привезенный из Китая видеоплеер. Первый фильм, на который попала ученица 2-го класса Соня Карнович, был фильм «Кошмар на улице Вязов». Это был вообще мой первый выход в кино, о существовании не то что жанра хоррор, а вообще американского кинематографа я не имела никакого понятия. Я даже не помню, на каком языке нам его показывали — конечно же, это была какая-то краденая фильмокопия на видеокассете. Все, что я помню,— это изувеченное лицо на экране и свои скрюченные от ужаса пальцы, онемение такого уровня, когда не можешь просто встать со стула. Надо ли добавить, что к этому моменту я уже мучилась от ночных кошмаров? Больше никогда в своей жизни я не смотрела ужастиков.
«Мать и сын», 1997
Олег Лукичёв, оператор
Самое страшное киновпечатление в моей жизни — фильм Александра Сокурова «Мать и сын», самый его финал. Согнутые, полуповаленные деревья. Пыльный, вросший в пейзаж странный дом без окон. Юноша заходит в этот дом. Старая восковая рука умирающей женщины, с просвечивающей кожей, как пергамент. Склонившийся над матерью юноша сдувает с ее руки пыль. Его голова ложится на ее руку, он шевелит губами — в какой-то момент мне показалось, что сын просто отгрызет матери кисть. Ничего такого, конечно, не случилось, но менее страшно от этого не стало. Фильм снимали специальной оптикой, изображение было нереальным, скрученным и скрюченным — после просмотра я не спал всю ночь, боялся, что приснится увиденное.
«Шестое чувство», 1999
Алена Бочарова, соосновательница Beat Film Festival
Я никогда не пересматривала «Шестое чувство» Шьямалана — и думаю, что не буду,— но кое-что оттуда буду помнить всегда. Например, как девочку сильно рвет под столом — и это как будто совсем не тот образ, что возникает при слове призрак. Вообще саму идею, что призрак может выглядеть как обычный человек, который к тому же просит о помощи, довольно сложно удерживать на дистанции метафоры — изображение слишком натуралистично. Я смотрела фильм, когда мне было 18 лет, и мне проще было ассоциировать себя с главным героем мальчиком, чем с его матерью или психотерапевтом. На тот момент я уже знала, что у меня довольно сильная интуиция, и мне действительно было страшно допущение, что она может принять форму такой вот устрашающей суперспособности.
«Кэндимен», 1992
Кирилл Соколов, режиссер
Действительно страшное кино — это «Кэндимен». Я случайно посмотрел его, когда мне было шесть лет,— и следующие лет семь для меня, например, оказались табу любые общественные туалеты, я не мог даже приблизиться к ним. Сочетание фольклорного хоррора с сугубо урбанистической историей и прямой, брутальный персонаж, который может оказаться в любой квартире, попав туда через зеркало,— на шестилетнего городского жителя все это оказало абсолютно травмирующее воздействие. Тем сильнее я расстроился, когда посмотрел сиквел: несмотря на то что фильм 2021 года сделан под эгидой новой этики и повестки и весь из себя актуальный, старый «Кэндимен» говорил о проблемах расизма и социального неравенства гораздо острее и точнее.
«Ведьма из Блэр: Курсовая с того света», 1999
Оксана Фандера, актриса
Я не смотрю хорроры, но единственный фильм, который я до сих пор не могу забыть,— это «Ведьма из Блэр». Фильм, снятый за $20 тыс. в лесу, в котором вроде бы не происходило ничего и при этом там происходило все. Никаких спецэффектов, фильм стоил копейки, но то, что он делал,— он действительно делал с моей душой.
«Чужой», 1979
Петр Буслов, режиссер
Первый «Чужой», которого снимал Ридли Скотт. Испугало меня, конечно, проникновение Чужого в человеческое тело. И когда астронавты оказались на космическом корабле, который Чужой превратил в свое логово,— вот где начинались настоящие страхи. Но больше всего меня испугала копия фильма, которую я смотрел на VHS, половину которой было не видно, потому что она была, наверное, сотого копирования. И все, что в кадре было не видно, приходилось додумывать. Вот это и было, наверное, самое страшное.
«Хрусталев, машину!», 1998
Александр Паль, актер
Хорроры меня вообще не берут, мне никогда не страшно — мне смешно. А самый тяжелый фильм — не могу сказать страшный, но он же и страшный — «Хрусталев, машину!» Алексея Германа, сцена изнасилования главного героя в пазике — вот эта вот сцена была для меня самой тяжелой, хоть и посмотрел фильм впервые целиком совсем недавно, уже взрослым.
«Обыкновенный фашизм», 1965
Илья Хржановский, режиссер
Поскольку я последнее время занимаюсь темой холокоста, то самое страшное, что я смотрю,— документальные фильмы. «Обыкновенный фашизм» — самый страшный фильм, который я видел когда-то, потому что он показывал, как реальные обыкновенные люди становятся частью ада, становятся демонами, не зная этого. Поэтому и фашизм — обыкновенный. Следующий страшный фильм — уже игровой, но описывающий тот же механизм,— «Иди и смотри» Элема Климова. А из новых — «Бабий Яр. Контекст» Сергея Лозницы. Он весь состоит исключительно из хроники — советской, немецкой. И когда ты понимаешь, что все это правда и все это было только что, становится страшно. Ты понимаешь, что живешь в этом же времени. Что прошлое не заканчивается тем, что оно остается в прошлом. Оно является частью настоящего и всегда может — не повторяться, а активироваться.
«Похитители велосипедов», 1948
Костас Марсан, режиссер
Фильмы ужасов меня не ужасают, притом что я очень люблю этот жанр и от чувства страха, который эти фильмы пытаются навязать, с самого детства получаю скорее удовольствие. Но я очень хорошо помню фильм, который смотрел в 20 с чем-то лет по каналу «Культура»,— «Похитители велосипедов» Витторио Де Сики, итальянский неореализм. Я не был готов к такому финалу — очень страшному на самом деле. Такая полная беспомощность — и есть ужас, я вот предпочту встретиться с привидением, чем оказаться в такой ситуации.
Рустам Хамдамов, режиссер
В кино меня ничего не испугало, никогда не напугало ничего. Я чувствую, что такого не может быть, и поэтому мне в кино никогда не страшно. Боюсь я только крыс, а всего остального не боюсь. Пошлость ненавижу и крыс. Я даже слова этого по-русски стараюсь не произносить, только по-итальянски: pantegane.
«Сияние», 1980
Рената Литвинова, актриса и режиссер
Я обожаю фильмы ужасов! Меня они, наоборот, бодрят. «Звонок», вот я помню, мне ужасно нравился — когда девушка вылезала из телевизора. Помните? Я просто вселила ужас в своего ребенка и в своих близких товарищей — когда смотришь по ночам с кем-то кино. Они все мне сказали, что я не в себе. Как я могу такое смотреть — с восторгом? А мне после этого жить в настоящей жизни намного радостнее. Так что, мне кажется, фильмы ужасов лечат. А вообще, мне больше всех нравится «Shining» товарища Кубрика. Но мне не страшно — мне прямо нравится! Я обожаю, как он приходит и вдруг начинает разговаривать с этим вот барменом. То есть пустой отель у него наполняется музыкой, барменом, выпивкой. Это же круто. И вот когда эти две девочки стоят — прелесть! В общем, эта вот система двойников, которую, кстати, потом используют очень многие — и Кира Георгиевна Муратова, и Герман, и вообще кто только не использовал. Это я тоже обожаю.
«Шоа», 1985
Максим Суханов, актер
Такого, чтоб я в ужасе отбежал от телевизора, у меня никогда не происходило, я вообще не из пугливых. Но если говорить о том, что меня эмоционально потрясло, в том числе приведя в ужас,— то на меня огромное впечатление произвел фильм Клода Ланцмана «Шоа». И здесь любой комментарий, как мне кажется, не нужен. Достаточно посмотреть этот девятичасовой фильм — после него можно долго ходить и молчать.
«Окно во двор», 1954
Ксения Раппопорт, актриса
«Окно во двор» Хичкока — я его посмотрела детстве. Не знаю, как мне родители позволили это сделать. Если помните, герой сидел в инвалидном кресле и все время смотрел в окно, следил за соседями. Там все время муж с женой ссорились, в какой-то момент жена исчезла, и ее никто не мог найти. И герой потом вычислил, кто убийца. И я помню, что ничего страшнее, чем тот момент, когда он сидит и не может встать и понимает, что к нему в квартиру входит убийца,— нет. Господи, я вот сейчас говорю — и мне опять стало страшно. Я на гастролях, одна в гостиничном номере в Риге, и я реально смотрю на занавеску, и мне страшно.
0
75.00
