Что может быть скучнее избирательного бюллетеня? Во всяком случае, в России на любых выборах им никого не удивишь. Выбор стандартный: кандидат от власти (даже если он формально не единоросс, едва ли этим можно кого-то обмануть), кандидаты от КПРФ, ЛДПР, «Справедливой России» и еще несколько никому не известных лиц от партий, названия которых избиратель видит первый, в лучшем случае второй раз. Со сменяемостью плохо не только у руководства страны, но и у тех, кто, по идее, должен составлять ему оппозицию. Впрочем, россияне начинают от этого уставать, и эксперты отмечают зарождение нового поколения политиков.
Вектор развития страны меняется чаще всего вместе с кадровым обновлением, и этот тезис в общем и целом объясняет застойность российской политики. «Режим никакой смены поколений не демонстрирует. Во власти по-прежнему те же самые люди, что и 20 лет назад, – говорит политолог Аббас Галлямов. – Путин даже правительство после президентских выборов не поменял. В этом смысле власть совершенно не отвечает общественному запросу на смену лиц».
Непарламентская оппозиция, отмечает эксперт, демонстрирует в этом смысле большую адекватность. «Там новые лица с определенной периодичностью появляются. Впрочем, это обновление происходит не без помощи властей. Арестовывая и не пуская на выборы лидеров оппозиции, режим сам создает вакуум, который заполняют оппозиционеры следующего поколения», – считает политолог.
Закон не объехать
Политический кризис, который разразился летом в столице в связи с выборами в Московскую городскую думу, наглядно иллюстрирует все те подводные камни избирательного законодательства, которые не позволяют новым лицам пройти в политику даже при наличии изрядной базы сторонников.
Первое и главное – сбор подписей. На выборах в Мосгордуму кандидатам необходимо было собирать подписи избирателей в свою поддержку. В подписном листе нужно указать паспортные данные, что сразу отбивает охоту их предоставить у подавляющего большинства граждан, к которым обращается кандидат.
В подписном листе гражданин своей рукой обязан поставить подпись и дату, а это на этапе проверки подписей позволит графологу забраковать любое число подписей фактически без объяснения причин. Требования к подписным листам составлены на грани абсурда: недействительной, например, сочтут запись, если гражданин после даты заполнения напишет слово «год» или букву «г». Но главное, на все это отводится примерно месяц в период летних отпусков – единый день голосования уже много лет приходится на начало сентября.
Еще хуже обстоят дела с муниципальным фильтром. Чтобы попасть на выборы, кандидаты в губернаторы должны собрать в свою поддержку подписи членов представительных органов городских и сельских депутатов, а они почти сплошь от партии власти.
Де-факто муниципальные депутаты зачастую просто подконтрольны местной администрации, которая, в свою очередь, отчитывается перед центром. Почти на всех выборах ряд единороссов отдает голоса кандидатам от других партий и самовыдвиженцам, чтобы формально соблюсти конкуренцию. Собрать нужно не просто определенное (в разных регионах от 5% до 10%) число подписей, они должны представлять не менее трети образований. То есть, допустим, если нужно собрать 300 подписей и их вам дало два населенных пункта, а всего их 100, то это прохождением фильтра не считается. Независимому кандидату пройти фильтр на поверку становится нереально. Таким образом, муниципальный фильтр стал фактически разрешительным институтом на пути к выборам.
Партии без окраса
Но всей этой кафкианской эпопеи со сбором подписей можно легко избежать. Достаточно лишь не заявлять себя независимым кандидатом и выдвинуться от любой парламентской партии. И это подводит нас к вопросу о деградации партийной системы.
Партии, заседающие в Госдуме, потеряли свою функцию как представительство некой группы интересов, их политический окрас поблек. Нынче в партии вступают не по убеждениям, а по двум причинам: чтобы не проходить фильтры или получить проходное место в списке на выборах по пропорциональной системе и избежать проблем при выдвижении. В партии активно берут почти любых кандидатов, готовых их финансировать. Особенно очевидным размытие партийной окраски стало после «крымского консенсуса» – партийные функционеры по сей день предпочитают подчеркивать свою принадлежность к тому, что они называют «государственностью», то есть единому мнению по принципиально важным для страны вопросам. На деле это означает отсутствие персональной критики главы государства. Вместо него разрешается ругать главу правительства.
«Единая Россия» в итоге превратилась в подобие новой КПСС. В нее вступают амбициозные люди для продвижения по политической карьерной лестнице. Представителей ЛДПР давно никто не называет либерал-демократами, да и сам ее основатель и бессменный лидер Владимир Жириновский как-то заговаривал о необходимости дать другую расшифровку ЛДПР – «Легендарная державная партия России». Под либералами и демократами, пояснял Жириновский, давно имеют в виду другие политические силы. «Справедливая Россия», начинавшая свою историю как амбициозный проект, претендовавший на «вторую партию власти», сегодня фактически потеряла лицо: едва ли их депутаты и губернаторы могли похвастаться социально-демократической ориентированностью.
КПРФ больше, чем другие партии, сохраняет свою ориентированность. Однако и у нее свои проблемы с расширением электората. В последние годы пожилой электорат серьезно отвоевали единороссы, потому коммунистам приходится искать новые способы прийти к популярности. Таким примером может служить и Павел Грудинин, которого партия выдвинула вместо привычного лидера КПРФ Геннадия Зюганова на президентских выборах. Пожалуй, еще в нулевых было сложно представить себе кандидатом от партии крупного бизнесмена. Грудинина пытались маскировать – мол, не бизнесмен он, а директор предприятия, да еще и с символическим названием «Совхоз имени Ленина».
«Российская политическая система сегодня не является ни однопартийной, ни многопартийной. Она беспартийная», – сказал «Профилю» глава фонда «Петербургская политика» Михаил Виноградов. Партии, пояснил политолог, в ней присутствуют одновременно и как элемент декорации и легитимности, и как участники правящей коалиции. «Но их присутствие, особенно оппозиционных, предполагает не столько зыбкий доступ к власти, сколько наличие мотивов не уходить в радикальную оппозицию, в объединение с протестным движением, – продолжает эксперт. – Они выступают в качестве инструмента наполнения парламентов всех уровней. При этом их роль как представительной и законодательной власти в российской практике чаще всего вспомогательная».
Парламентские партии продолжают на выборах собирать голоса граждан, которые достаточно недовольны действующей властью, чтобы голосовать протестно, но не готовы ходить на митинги условных сторонников Навального, потому что боятся «майдана». Это подтверждают случайные победы кандидатов от КПРФ и ЛДПР на губернаторских выборах прошлого года, когда они возглавили регион, хотя фактически не вели кампанию. В этом году администрация президента отнеслась к выборам осторожнее: там, где партийцы были яркими и представляли потенциальную опасность, их до выборов просто не допускали.
Беспартийная система
Смена поколений должна происходить и внутри самой правящей элиты, которая элементарно стареет и находится в преддверии глобальной подготовки к операции «преемник‑2024» или другому варианту, которому элиты будут следовать, когда подойдет к концу президентский срок Путина.
Политолог Екатерина Шульман подчеркивает, что в здоровой политической системе то, что называется «сменой политических поколений», происходит посредством выборов. «Там, где нет выборной ротации, приходится придумывать какие-то искусственные инструменты, которые обеспечат минимальное обновление управляющего класса, при этом сохранив его стабильность», – объясняет политолог.
Нельзя сказать, что система не пытается искать кадры. На это направлен проект первого замглавы администрации президента Сергея Кириенко «Лидеры России»: он прямо позиционирует себя как кадровую скамейку всех уровней. Впрочем, ярких политиков проект пока не породил. Несколько лет назад, когда Кремль взялся пачками увольнять губернаторов и назначать на их место врио, которые, как правило, выборы выигрывают, назначенцев подавали как «молодых технократов». По задумке, они как «эффективные менеджеры» пришли на смену старому поколению политиков, «крепких хозяйственников».
Термин стал нарицательным, но не дал четкого ответа, можно ли считать их новым поколением, если они плоть от плоти та же самая власть, жестко подчиненная Кремлю. «Пошла какая-то смутная мода на молодых губернаторов. Откуда она взялась, какова ее причина, продекларировано не было», – говорит Шульман. Несмотря на волну молодых технократов, отмечает она, средний возраст членов Совета безопасности все еще больше 60 лет. «На вершине нашей административной иерархии находится поколение, родившееся в 50‑х годах. Это люди, которым 60 и больше, – говорит политолог. – Тут никакого омоложения нет и не ожидается». Ни 60, ни 70 лет не представляют собой по нынешним временам какого-то особенно древнего возраста, продолжает эксперт, поэтому назвать это геронтократией нельзя. «Наблюдается рост средней ожидаемой продолжительности жизни, люди в целом стали жить дольше, – рассуждает Шульман. – Возраст активной работы продлился. То, что люди стали дольше жить и работать, опять же не способствует ротации в отсутствие для нее внешних социально-политических или административных механизмов».
Запрос на компромисс
Партии, набравшие на выборах в Госдуму больше 3%, получают государственное финансирование, что, согласно их финансовым отчетам, составляет основу их бюджета. По итогам выборов 2016 года, финансирование получают только четыре прошедшие в парламент партии. Остальным же приходится туго – найти у спонсоров деньги на проект, проходимость которого в современных условиях мала, крайне трудно, что лишний раз закольцовывает проблему небольших партий.
Основным же препятствием на пути к созданию политической силы является Минюст. Формально после массовых протестов 2011–2012 годов была проведена политическая реформа по либерализации партийного законодательства: необходимую для регистрации численность снизили в 80 раз: с 40 тыс. до 500 человек. Тогда это вызвало бум партийного строительства, однако ни одной из партий того периода не удалось прорваться в высушенное пространство российской публичной политики.
В преддверии парламентских выборов 2021 года возникает серьезный вопрос о том, каким будет расклад в нижней палате, ведь последние два созыва партийный состав палаты не менялся. Очевидно, что повторить конституционное большинство (сейчас в Госдуме 339 кресел из 450 принадлежит партии власти) «Единой России» будет весьма затруднительно с учетом испорченного имиджа после экономической стагнации и пенсионной реформы. Единороссы рассматривают вариант увеличить число одномандатников до 75% (сейчас палата избирается по смешанной системе: половина по спискам, половина по округам), чтобы сохранить свое преимущество (при голосовании за списки шансы оппозиционных партий повышаются). Эта идея уже обкатывалась в ряде регионов.
«Споры о том, оставить все как есть или сломать (с риском сделать все еще хуже), идут регулярно, но пока четкого мнения не появилось, – отмечает Михаил Виноградов. – У избирателя тоже нет как такового запроса на партии. Он готов пойти за интересными проектами, но эти проекты не обязательно находятся в конкретной идеологической нише. Сегодняшняя реальность, в том числе и политическая, все чаще характеризуется тем, что не спрос рождает предложение, а сначала появляется предложение, а за ним подтягивается и спрос».
Таким образом, проблема совсем не в том, что новых политиков нет, а в том, что у них мало шансов сделать так, чтобы их увидели, – пока вы систематически не участвуете в выборах, вы не можете точно понимать уровень своей поддержки. Однако то, что запрос на это формируется хотя бы в столице, становится очевидным: когда в конце июля–начале августа почти всех лидеров протеста и кандидатов в Мосгордуму посадили под административный арест, в Москве прошли массовые несанкционированные митинги, а затем и один санкционированный. Причем организовывали последний вовсе не оппозиционные лидеры (они все были изолированы), и благодаря этому на политическом небосклоне появились новые звездочки, а митинг собрал почти 20 тысяч человек. «Общество созрело для нового политического стиля, основанного не на конфронтации, а на поиске компромисса. Отечественный политический класс, бессознательно копирующий гопнический стиль, не чувствует этого запроса, но на самом деле со стороны массового избирателя он есть. Рейтинг того из молодых политиков, кто первым сумеет предстать миротворцем, избежав при этом обвинений в слабости, взлетит вверх подобно ракете», – резюмирует Аббас Галлямов.
0
44.25
