ТОП 10 лучших статей российской прессы за
July 1, 2016

— Юля, со стороны кажется, будто в жизни вам все дается неимоверно легко. Приехав в Москву из города Волжский, вы почти сразу попали в популярную группу «Блестящие», а уйдя из нее, не потерялись и сделали успешную карьеру…

 — Отнести меня к постоянным везунчикам невозможно: моя жизнь соткана не из счастливых случайностей, а из препятствий, мешавших осуществиться заветной мечте. Повезло лишь в том, что я родилась в замечательной семье, где все любят друг друга и поддерживают. Важно то, что с раннего детства я определилась с профессией.

Еще ребенком я обожала выступать на публике. Летом, приезжая к бабушке в деревню, устраивала для соседей концерты. Ходила по домам, приглашала прийти вечером в наш двор. Люди откликались, приходили, рассаживались на табуретках вдоль забора, а я — счастливая от повышенного внимания — чего только не вытворяла! И упражнения с лентой показывала, которые мы на занятиях по художественной гимнастике разучивали, и стихи читала, и песни пела. Я всегда знала, что свое будущее свяжу со сценой. При этом я сильно картавила, [р] звучал симпатично, но неправильно: «Кг-г-говь, мог-г-гковь!» Меня водили на занятия к логопеду, но противный звук никак не давался. Я спокойно с этим жила, благо никто никогда не дразнил, пока однажды, а было мне уже лет 14, папа не сказал: «Юля, ты же картавишь — как можно идти в артистки?» И я впервые серьезно задумалась об этой преграде на пути к цели… Нашла дома старую детскую соску — с ее помощью мы когда-то занимались с логопедом, разрабатывая подвижность языка, — и с азартом взялась за дело. Уже через день я вполне прилично произносила [р]. Это была моя первая победа в жизни над самой собой и обстоятельствами.

К концу школы я решила, что, получив аттестат, поеду учиться на хоре­ографа в Петербург или Москву. В старших классах я создала танцевальную группу, мы успешно выступали и ­даже стали лауреатами питерского фестиваля «Российская студенческая весна». Но город на Неве мне не понравился своей расслабленностью. Москва оказалась ближе по духу — дерзкая, бешеная, живущая в сумасшедшем ритме. Поразмыслив, я выбрала столицу и Институт культуры, знаменитый «кулек». Откровенно говоря, мне ужасно хотелось вырваться из Волжского, там я задыхалась.

Удивительно, что мама с папой не бросились меня отговаривать, хотя — в этом я не сомневаюсь — страшно переживали, как 17-летняя девчонка выживет в мегаполисе без единого дружеского контакта. Они боялись не того, что у меня не получится и я, разочарованная, вернусь обратно, а непредвиденных ситуаций, которых в большом городе не счесть. С позиции взрослого человека я понимаю, насколько мои родители смелые и мудрые люди.

А дальше началась череда непонятных событий, которые вполне могли остудить мой азарт. Судите сами. В Институте культуры, на факультет эстрадной хореографии, куда я намеревалась поступать, в тот год вообще не было набора. Об этом я узнала уже в приемной комиссии. Пошла на телеграф, позвонила своему другу в Саратов: так, мол, и так, что посоветуешь? А он отвечает: «Юля, приезжай-ка к нам поступать в Социально-экономический университет на муниципальное управление. Профессия востребованная, пройдешь легко, раз хорошо училась». Подумав, что за меня все решила сама судьба, поехала в Саратов. Успешно сдала экзамены, но зачисления не случилось, потому что я забыла принести подлинник аттестата,­ предоставив в приемную комиссию копию. Сама себе я тогда сказала: «Ну, о’кей, это знак. Не надо мне здесь жить, попробую поступить в московский вуз, пусть даже через год». Вернулась домой, а следующей весной снова рванула в столицу. В этот раз я уже не сомневалась в успехе, в чемодан, помимо летних вещей, упаковала и зимние. Помню, как я вышла из поезда на Павелецком вокзале, вдохнула жаркий аромат раскаленного асфальта и поняла: это мой город, я хочу здесь жить!

Правда, встретил он меня негостеприимно. Дни стояли жаркие, я оделась, как привыкла у себя в Волжском: короткая юбка, короткая футболочка, не прикрывающая живот. И тут же, у метро, оказалась задержанной милиционером: он принял меня за девушку легкого поведения и отвез в отделение. Пришлось грозить стражам порядка, акцентируя внимание на том, что я еще несовершеннолетняя, к тому же абитуриентка. Вышла тогда из отделения и рассмеялась: «Москва, здравствуй!»

— Итак, вторая попытка оказалась успешнее — вы стали студенткой и поселились в общежитии. А это для многих испытание! Столько кругом соблазнов, жизнь бьет ключом. Расскажите, какими запомнились вам студенческие годы?

— Шесть девочек в общежитской «двушке»: в комнате побольше разместились четверо, в другой, десятиметровой, мы с однокурсницей. Узенькие кровати, шкаф и прикроватная тумба — вот и все наше хозяйство. Квартирка была настолько облезлой, что мы взялись за ремонт. Сами побелили подоконники и оконные рамы, отодрали старые обои, наклеили новые, странного голубого цвета.

— Не последний вопрос — на что жить? Кто вам помогал?

— Наверное, для девушки это плохо, но я всю жизнь невероятно самостоятельная. С 16 лет полностью рассчитываю на себя и живу лишь на собственные заработки. Девчонкой мне было очень важно найти подтверждение тому, что я чего-то стою, что не пропаду. Весь год до поступления работала. У нас был девичий коллектив, данс-шоу «Элит». Мы много выступали и, кстати, были хорошо известны в городе. Гонорары тратили на костюмы и фонограммы, что-то удавалось откладывать. В Москву я приехала с пятью тысячами рублей — если постараться, на них можно было протянуть месяца четыре.

Бурной студенческой жизни не случилось: днем я училась, а ночами работала. С двумя сокурсницами, занимавшимися акробатикой, мы в первую же учебную неделю поставили танцевальную программу, купили на Черкизовском рынке широкие штаны и блестящие топики и принялись обзванивать московские клубы. «Здравствуйте, — говорила я уверенно невидимому собеседнику. — Мы с хореографического факультета, и у нас есть потрясающие номера. Давайте покажем?» И слышала в ответ: «Не надо, спасибо, есть свои танцоры». Но я не сдавалась: «Погодите! Мы же уникальные!» Однажды повезло: нас пригласили на просмотр. Программа понравилась, и с нами подписали договор о сотрудничестве. Затем еще несколько клубов дали нам работу. Вскоре я стала зарабатывать много больше, чем мои родители. Питалась я тогда очень скромно: чай да глазированные сырки — дешево и сердито. (Смеется.) Одевалась просто. И не транжирила, а копила деньги, опасалась: а вдруг что случится?

Клубы располагались не в центре, а на окраине. Добраться оттуда можно было только на электричках, которые заканчивали ходить позже, чем метро. Идем ночью с девчонками через железнодорожные пути, под ногами снуют крысы, а мы, взявшись за руки и трясясь от страха, шагаем себе… Кто-то подарил нам газовый баллончик, ставший единственной защитой. Но Бог миловал: применить его так и не пришлось.

Может быть, в силу того, что все трое были воспитанными девушками, подвыпившие мужчины к нам не приставали и непристойных предложений в наш адрес не звучало. Мы четко понимали, что это временный период для каждой из нас, что мы просто подрабатываем и учимся самостоятельности. Жаль, я не знаю, как сложились судьбы тех девчонок дальше.

— Комплексы в итоге не возникли? Москвички хорошо одеваются, ходят по модным клубам, а тут вы — с экономией… Не ощущали себя не в своей тарелке?

— А я особого лоска вокруг себя не видела, по ресторанам, театрам и светским раутам не ходила. Училась и жила в подмосковных Химках, где располагался институт, танцевала в простых клубах. Но безвкусно никогда не была одета, может, потому, что мама привила с детства мне хороший вкус. Она покупала выкройки журнала Burda и обшивала и меня, и себя. Так что с юности я привыкла к добротным вещам. Когда стала одеваться сама, выбирала лучшее из того, что могла себе позволить.

Вспоминается смешной случай из моего первого московского лета. Я вышла из общежития в обтягивающих белых легинсах и белой майке. И по­пала под ливень. Добежала до автобусной остановки, одежда от воды стала прозрачной и облепила практически голое тело. Люди развернулись в мою сторону и стали с интересом разглядывать. В Волжском никто внимания не обратил бы: мы в жару из дома выходили в одних купальниках и через степь шли до речки. А здесь все было иначе…

Небольшие комплексы у меня возникли позже, когда я попала в группу «Блестящие». Между моим гардеробом и нарядами девочек была пропасть. И когда продюсеры говорили, что мы приглашены в качестве гостей на какое-то гламурное мероприятие, я под разными предлогами отказывалась. Жанночка Фриске и Ира Лукь­янова вскоре догадались о причинах моего затворничества и начали отдавать свои вещи. Я не стремилась стать гламурной девушкой, но не хотела быть белой вороной среди моих подруг по группе, отличающихся изысканным вкусом.

— Как вы, студентка факультета хореографии без связей в шоу-бизнесе, попали в по­пулярный коллектив?

— Я всегда пела. Мечтала, что когда-нибудь сделаю собственное шоу — с авторскими песнями и танцами. Когда в институте увидела объявление о наборе балета в группу «Блестящие», пошла вместе со старшекурсниками лишь за тем, чтобы получить опыт. О том, что меня могут принять, и думать не могла. Не кривя душой скажу: большинство пришедших тогда пробоваться были в сто раз лучше подготовлены, чем я, и до сих пор непонятно, почему выбрали меня, самую юную и неопытную. Может быть, сыграло роль то, что я не рвалась к победе, смотрела на других не с завистью, а с восторгом: вот это да, как же они круто танцуют! Получала удовольствие от процесса, а не от результата. Когда мой сотовый телефон, купленный для общения с родителями, зазвонил и мне сказали, что я принята в коллектив, очень удивилась.

— Юля, что вы скажете о шоу-бизнесе тем девчонкам, которые рвутся туда во что бы то ни стало? Как вас саму принял мир глянца?

— Бог свидетель, что непосредственно к гламуру и тусовкам меня никогда не тянуло. Когда, будучи в составе «Блестящих», впервые попала на светскую вечеринку, поразилась неискренности людей. Все эти тройные поцелуи при встречах, объятия, деланное веселье мне чужды. Сколько женщин — красивых, дорого одетых, но с вселенской грустью в глазах — я видела рядом с немолодыми мужчинами и понимала, что такой участи не хочу. Поэтому я выбирала другое общение — с людьми творческими. Я полюбила музыкальные сейшены, где собирались близкие мне по духу. Помню, как впервые оказалась в компании Леонида Агутина, Сергея Мазаева, Владимира Преснякова, Сосо Павлиашвили. Они играли на гитарах, пели, а я смотрела на них и думала, что умру от счастья. В творческом смысле они боги! Вот благодаря подобным встречам, интересному общению с теми, кто в профессиональном и личностном плане был круче меня, я росла. 

— Когда вы поняли, что и сами добились многого?

— Наша профессия дарит мнимый успех. Кажется, вот поймал птицу счастья, но миг — и она упорхнула. Поэтому среди артистов так много сбитых летчиков, всеми силами пытающихся вернуть былую славу. А она мимолетна и редко к кому возвращается. Так что я не считаю свои победы. Радуюсь тому, что удалось выстроить жизнь, полную свободы и возможности ни от кого не зависеть, и при этом заниматься любимым делом. Именно это держало меня на плаву в трудные времена. Ошиблась бы, занялась бы чем-то другим, неинтересным — и кто знает, где я сейчас была бы? Возможно, плюнула бы на все и вернулась домой.

— В 2008 году, спустя шесть лет работы, вы вдруг покинули популярную группу «Блестящие» и ушли в свободное плавание. Это делают многие певицы, но без группы и опытных продюсеров часто исчезают с горизонта. С вами же такого не случилось. Почему?

— В какой-то момент я решила, что свою судьбу неразумно доверять посторонним. И пошла ва-банк. Не получилось бы, никто другой, кроме меня самой, не оказался бы виноват. Оглядываясь назад, поражаюсь собственной смелости. Тогда я ничего не боялась, четко понимала, в какую сторону двигаться, и не сомневалась в успехе. Например, сама звонила на телевизионные каналы и говорила: «Здравствуйте, я Юля Ковальчук, можно поучаствовать в каких-нибудь шоу?» Или несла на радио свои демо-записи и просила редакторов послушать. Срабатывало все это на 10 %, но в итоге первый концерт я дала через два месяца после того, как ушла из группы, а через полгода меня пригласили на проект «Последний герой», после которого страна узнала меня не как блондинку из «Блестящих», а как Юлию Ковальчук. 

— Сами напросились участвовать?

— Нет, я даже отказывалась несколько раз, потому что опасалась за свое небогатырское здоровье. «Последний герой» — серьезное испытание. К тому же мне не хотелось надолго уезжать из Москвы: в то время только-только начали развиваться наши отношения с Лешей. И когда меня все же внесли в списки кандидатов «Последнего героя», я ему ничего не сказала, думая, что вряд ли меня возьмут: кто я вообще такая, там есть из кого выбирать. Звонок от редактора раздался в тот момент, когда Леша провожал меня до дома: «Юля, вас утвердили, через два дня вылет. Завтра сделаете прививку от лихорадки». Кладу трубку, поворачиваюсь к Леше, а он говорит: «Я знал, что тебя утвердят». Мой любимый мужчина по знаку зодиака Рыбы, я Скорпион, у нас обоих прекрасно развита интуиция. Спрашиваю: «Милый, что мне делать?» Он отвечает: «Ехать».

— Через несколько лет вы с Алексеем поженились. Скажите, то, что вы оба провинциалы, сблизило вас? И вообще не обижает это слово?

— Милейшее слово — «провинциал»! Когда я жила в Волжском, конечно, не думала, что я провинциалка. Ведь это большой город, не деревушка. Но с Москвой, разумеется, не сравнить. Я ни за что не променяла бы свое счастливое детство, прошедшее на берегу Ахтубы, на, допустим, столичное. И то, что мы с Лешей вышли из одной детской, выросли вдали от мегаполиса в семьях скромного достатка, но где много душевной теплоты, нас, безусловно, сблизило. Мы похожи и в том, что, приехав в Москву, столкнулись с массой сложностей — нам обоим ничего не доставалось легко. Наш с ним дом, построенный всего два года назад, — первое собственное жилье.

Мне грустно осознавать, что мир изменился и наши дети не будут, как мы когда-то, гулять без присмотра в городском дворе, а я им с балкона кричать: «Домо-о-ой!» В пору нашего детства вообще все было просто: это хороший человек, а этот — нет. Это честно, а вот это — подло. Теперь дети соизмеряют ценность других не по моральным качествам и поступкам, а по модели телефона и марке папиной машины.

— Что бы вы сказали тем девушкам, которые мечтают проехать тысячи километров и покорить Москву?

— Если боитесь, то не стоит приезжать: Москва любит бесстрашных. Иначе она не поддастся, это очень непростой город, где выживают не все. Если не уверены в своих способностях, но очень хотите чего-то добиться, рискните. Идите к мечте напролом, но не нахально и беспринципно, а веря в удачу и свое предназначение.

— Алексей, а вы считаете себя везунчиком?

— Везение, безусловно, в моей жизни есть. Другой вопрос, что чаще всего его нужно заслужить трудом. Без этого никуда.

— Правда, что первые заработки у вас появились уже в 11 лет?

— Да, это так. Я рано начал самостоятельную жизнь, работал во многих местах, успевал и на рынке торговать, и заборы красить, ночами рисовать портреты на заказ и петь на танцах клуба «Кому за 30». Помню, лет в 14 пришел к директору одного ДК и сказал прямым текстом: «А давайте меня попробуем? Я хорошо пою и пишу песни». Он не стал возражать: «Хорошо, не проблема, но зарплату будем давать не деньгами, а аранжировками твоих песен. Одна в месяц». Я посчитал такое предложение удачей, ведь аранжировки стоят приличных денег. Проработал в клубе «Кому за 30» года три и получил… единственную аранжировку. Меня обманули, но зато я набрался бесценного опыта. Школу оканчивал экстерном — не получалось просиживать за партой в то время, когда можно работать. Родители всецело мне доверяли и понимали, что я не сделаю ничего дурного ни себе, ни другим. Потому решились на такой шаг. Они всегда меня поддерживали…

— Жаль, что к самостоятельности ребенка вынудило безденежье…

— Нет, скорее желание быть полезным семье. Знаете, в нашей стране много нуждающихся, но не все хотят встать с дивана и что-то сделать.

— О том, что вы будете артистом, знали с детства или уверенность в предназначении пришла позднее?

— Я всегда хотел стать артистом, слепо верил, что именно так и будет, хотя не представлял, как это может случиться. Трехлетним я советовался с мамой по поводу названия будущей музыкальной группы. Когда еще подростком я пел в ресторане, люди отвлекались от своих тарелок и слушали меня. И это давало мне основание считать, что я интересен, что смогу добиться того, чего хочу.

— В Самарканде, где вы жили, проходила «Утренняя звезда». Это там вас заметили?

— Забудьте про ту «Утреннюю звезду»! То был отголосок конкурса под громким названием. Представляете, где-нибудь в Зарюпинске сейчас открыли бы «Фабрику звезд»? Справедливости ради скажу, что теоретически, победив в этом местном конкурсе, можно было отправиться на отборочный тур в Москву. Но за свой счет, а у нас на это попросту не нашлось денег. И слава Богу, потому что детям в больших телепроектах вообще нечего делать! Мне жаль тех, кто туда попадает. Объясню почему. Добиваясь маленьких побед там, где я жил, не имея возможности уехать в Москву, год за годом я шел через поражения, тернии, ошибки к своему первому эфиру на канале Россия в 2003 году в проекте «Народный артист». По пути закалился и уяснил: чтобы достичь успеха, а затем его удержать, нужно пахать как лось. А когда на федеральный канал попадает ребенок и его показывают на всю страну, он не осознает, что происходит. Он вообще не в курсе, что шоу-бизнес и телевидение — это мясорубка, а он сам — кусочек фарша, извините за сравнение. И нам, зрителям, в результате интересен не сам малыш, а общий продукт, в котором много таких малышей. Но ребенок думает, что мир крутится вокруг него одного, он же звезда! В итоге голова со всем этим напряжением не справляется, и человечек начинает верить в собственную гениальность, ничем не подкрепленную в большинстве случаев. А завтра шоу заканчивается, послезавтра появляются новые дети — и он уже забыт! Родители начинают водить его по другим проектам, ждут новых побед, а их нет. Потому что ребенок еще не может работать над собой в полной мере. Он по привычке ждет звуков фанфар и оваций, а за подтверждение статуса звезды нужно бороться. И, столкнувшись с забвением, ни родители, ни малыш не знают, что делать. Мир рухнул! Конечно, есть Джастин Тимберлейк, Бритни Спирс и еще две-три персоны в мире, которые смогли удержать свой детский успех. Но лично я ни за что не отдал бы своего ребенка в такие проекты. 

— А что делать, как заявить о себе?

— О себе заявлять рано даже в 15-16 лет. Ошибка нашей музыкальной индустрии в том, что мы от известности идем к профессионализму. А надо наоборот: набраться для начала профессио­нализма, а не рваться неподготовленным на суд публики, которая иногда бывает ох как жестока. Вот и вся история. В «Народном артисте» я участвовал 22-летним человеком. Я уже мог впитывать ­правильную информацию и делать выводы.

— На что вы рассчитывали, победив?

— И по сей день мною движет одно: чтобы то, что я делаю в музыке, оказалось кому-то нужным. Мне от этого хорошо. Клянусь, могу даже перекреститься, я никогда не размышлял, сколько заработаю, как быстро меня начнут узнавать, стану ли знаменитым и куплю ли яхту. Я лишь хочу заниматься тем, что действительно умею делать. Я писал и пишу песни, и мне нужно, чтобы они кому-то нравились! Это главный мой посыл в жизни. Когда слышу от знакомых, что, идя в ­шоу-бизнес, они хотят денег, популярности, то понимаю: это дорога в никуда…

— Алексей, мы с вами разговариваем в то время, когда тысячи мальчиков и девочек, получив аттестаты, стараются выбрать свою дорогу. Многие рванут в поисках счастья в столицу. Посоветуете им ехать?

— Я не гуру, откуда мне знать? Думаю, что человеку в любом случае полезно верить в себя, в свой талант и, исходя из этого, строить планы на будущее. Только хочу предупредить, что, выбирая путь, важно доверять своей интуиции, понимать: интересно ли кому-то ваше творчество в принципе. А вот от самомнения и лести родных я бы посоветовал поберечься.

— Как вас самого встретила столица?

— Как любого приезжего: «Ну, чувак, чем можешь мне пригодиться?» Если есть чем, то в ответ она проявит дружелюбие. А когда предъявить нечего, то о’кей, копошись пока, расти… Ох, как я не люблю рассказывать про первые годы жизни в Москве. Большинство не способно радоваться победам других, поэтому, когда успешный человек говорит, как ему было тяжело, многих это бесит. Лишь для умных подобный рассказ — пример для вдохновения. А в остальных случаях — повод к иронии: «Да что он понтуется! Сидит, скотина, в шоколаде и болтает о том, как ему было трудно». И отчасти они правы. Однако есть одно но: когда я приехал в Москву, я попытался что-то сделать на пути к осуществлению своей мечты, а человек, годами возмущающийся, не вставая с дивана, обычно не пытается что-то изменить. Конечно, первое время приходилось несладко. Я топал пешком с Хованской — это улица в районе ВДНХ — до концертного зала «Россия», где проходили выступления «Народного артиста», и обратно, потому что даже на метро денег не было…

А ведь в то время я уже был известен, пусть не широко: песня «Необыкновенная» звучала часто. Ровно 365 дней — целый год — я питался сухарями с маком и сладким зеленым чаем. Сухари покупал на развес, потому что упакованные стоили дороже. Мои заработки были, мягко говоря, не ахти. К тому же тогда я получал лишь небольшой процент от гонораров, поскольку работал в продюсерском центре. Но это нормально. Тут нет ничего ужасного. Потом я расторг контракт и начал самостоятельный путь. Лишь последние лет восемь в ресторанах я перестал смотреть в крайний столбик меню. Но знаете, я вообще-то работаю круглосуточно.Правда, с превеликим удовольствием. 

— Сколько обиженных людей говорят: «Я такой талантливый, но пробиться в эту богемную тусовку не могу! Все места давно заняты!» Так ли это?

— Все это объяснения собственной лени. Я вам ответственно заявляю, что все без исключения продюсеры — Матвиенко, Фадеев, Лепс — слушают все, что им присылают, буквально каждый трек. Другое дело, что отвечать авторам они не станут, потому что в основной своей массе это полный шлак. Главное пре­имущество нашего шоу-бизнеса в том, что в нем каждый сам за себя. У нас нет коалиции, нет фейс-контроля и задачи «посторонних не пускать»… Так что дерзайте! Скажу больше: сильные мира сего, акулы шоу-бизнеса, всегда держат нос по ветру в поисках новых лиц.

— Вы даете надежду тем, кто еще в начале пути.

— Абсолютно. Если песня или повесть написана вами от сердца, она без ротации и «мохнатой лапы» дойдет до слушателя. Это проверено миллиард раз. Если вам нечего сказать, если внутри пустота — вряд ли вас заметят… Читая это интервью, некоторые подумают, что я сноб, но, поверьте, я говорю искренне. Уверен, что умные люди правильно воспримут мои слова. 

— Алексей, финальный вопрос: обижает ли вас слово «провинциал»? Многие из тех, кто приехал в Москву лет пять-семь назад, называют себя москвичами и стыдятся корней. А вы?

— Я чистой воды провинциал! Более того, столичным жителем так и не стал, в эту касту не вошел.

Я рос в Самарканде, копошился в арыке, бросался лягушками в проезжающие мимо машины, бегал босиком по пыли, дрался до первой крови — школа на школу, двор на двор. Иногда, чтобы спокойно пройти из одного конца города в другой, приходилось просить сестер друзей сопровождать, потому что местная гопота не трогала, если ты шел с девочкой. Я не голубых кровей, но не собираюсь переписывать биографию. Горжусь тем, что, имея скромные стартовые условия, добился аншлага в концертном зале «Крокус Сити Холл». Я живу отчаянно: рискую и верю в талант, данный мне Боженькой, и в собственные силы. Точно так же живет и Юля. И это нас когда-то подтолкнуло друг к другу.

Давно, еще до знакомства с Юлей, я встречался с девушкой, бывшей моделью, из обеспеченной московской семьи. Она замечательный человек, любила меня безумно. Я тоже был в нее влюблен… Но между нами была пропасть. К примеру, наступал день ее рождения, приходили друзья, дарили ей шикарные подарки, а я вручал свой — много скромнее. Но она искренне радовалась тому, что дарю ей я. Не замечала, что я не приглашал ее в привычные для нее рестораны. Она бы с радостью расплачивалась в них, но для меня это совершенно невозможно! Поэтому мы просто не ходили в такие места. В итоге мое понимание того, каким должен быть мужчина, не позволило нам быть вместе, и я вынужден был с ней расстаться. Так и не смог тогда преодолеть свою неспособность дать ей то, к чему она уже привыкла.
А вы спрашиваете, сблизило ли нас с Юлей то, что нам пришлось пройти примерно равный путь. Конечно, да! И слава Богу…