Незадолго до думских РФ-выборов 2016 года, а также и вскоре после них у нас тут в гражданском обществе обострилась полемика на тему «Интернет в России стал главнее телевидения».
Например, прошедшим летом крупный измеритель всех и всяческих рейтингов компания TNS провела тщательный анализ использования тех или иных ресурсов для получения информации нашим общим населением. И пришла к выводу, что телеканалы лидирующую позицию в этом деле и смысле утратили. Например, всемогущественный Первый канал отнюдь не возглавляет рейтинг TNS, а занимает в нем только шестое место.
Первое же место — у поисковой системы Google, которую активно используют ежемесячно больше 88% аудитории. Дальше идет наш русский «Яндекс» с охватом 87,2%. Третье место — у социальной сети «ВКонтакте», ее используют 86% населения. Четвертое завоевал YouTube (82,7%), а Mail.ru со своими 81,8% оказался в конце пятерки.
И, наконец, ведущий федеральный канал вынужден был довольствоваться шестым местом рейтинга с цифрой 81,5%.
Правда, TNS преимущественно оценивала аудиторию в возрасте 12–45 лет. Но ведь это и есть самая активная, трендообразующая аудитория, в хвосте которой должны плестись пассивные, малоперспективные старики.
Вывод, который сделан был по итогам этих и иных похожих измерений прогрессивной аналитической общественностью: телевизор больше не властелин россиян. Магическое действие зомбоящика осталось в историческом позади. А значит, кремлевская система тотальной пропаганды, замкнутая на (да простится мне это не вполне политкорректное по нашим временам прилагательное) голубой экран, никаким эксклюзивом эмоционального воздействия на народ уже не обладает. Завоюешь Интернет — будешь в дамках, а там и пройдешь в ферзи.
И если российская оппозиция, особенно внесистемная, так тяжко провалила федеральные выборы-2016, то не по причине отсутствия доступа к средствам массового поражения умов, а из-за катастрофического неумения ими воспользоваться.
Эти соображения надо развенчать побыстрее, пока они совсем не захватили те самые мятущиеся РФ-умы.
Потому что они не учитывают одно очень важное понятие: легитимность информации.
Вот такой есть маленький пример.
Весьма известный оппозиционер Алексей Навальный в 2012 году затеял проект «Добрая машина правды» (ДМП). Изначально он назывался «Добрая машина пропаганды», но потом слово на «п» решено было вполне разумно смягчить.
Смысл проекта был такой: создать систему распространения чувствительной информации о жуликах, ворах и других постоянных участниках русской жизни. С ежедневной аудиторией типа 50 млн человек.
Сеять разумную, добрую и вечную информацию предполагалось таким образом:
— постоянной расклейкой листовок в подъездах жилых домов, а заодно и в лифтах,
— писанием текстов и рисованием граффити на заборах;
— оттисками на деньгах — наличных российских купюрах.
Базовая мысль излагалась недвусмысленно: побьем по аудитории федеральное телевидение, и тогда «пойдет уж музыка не та, у нас запляшут лес и горы». Заценив размах и масштаб инфоатаки на прогнившую насквозь правящую элиту, а заодно узнав про нее много нового — ну, обо всяких там дворцах, яхтах и офшорных счетах, — верноподданный народ наш прозреет. И утратит свою верноподданность, на выборах отдав предпочтение оппонентам существующего строя. А если строй не готов будет признать единственно честные результаты выборов — выйдет на одну большую улицу, где еще ни жив ни мертв ветхий русский асфальт, чтобы отстоять результаты своего волеизъявления. Учинит наш отечественный Майдан, другим словом.
Но проект ДМП чего-то не особо пошел. И к 2014 году был официально свернут, как будто и не существовал на свете.
И, я думаю, не только и не столько из-за дефицита средств и прочих организационных возможностей. Я вполне готов поверить, что Алексей Навальный и Ко были в состоянии создать общероссийскую сеть фанатов, которые способны заклеить листовками все лифты, расписать все заборы и украсить ненужным орнаментом последние мелкие деньги страны.
А потому, что ясной стала концептуальная бессмысленность «Доброй машины правды».
Регулярный гражданин может каждый день — или даже по нескольку раз в день — читать на двери подъезда душераздирающие опусы о кровавом поваре Владимира Путина или провинциальной мегадаче Дмитрия Медведева. Но едва ли он будет слишком серьезно к этому относиться. Да что там — вот рядом висит листовка «сглаз, приворот, отворот, гадание на бараньей лопатке». Из той же оперы. Но приворот и отворот хоть понятно зачем нужны — заставить, скажем, мужа срочно отречься от злоупотребления дешевой водкой. (На дорогую все равно денег нет.) А чертог премьер-министра — ну ладно, Бог с ним.
Совсем другое дело — телевидение, особенно Первый канал. Он осенен священным авторитетом государства российского, которое было, есть и будет всегда. Независимо от количества и качества коррупционеров и прочих вурдалаков во власти. Там врать не будут. А если будут — то ради нашего же блага, чтобы мы — поверили. Ибо человек, вконец утративший веру в федеральное телевидение, лишится последних нравственных ориентиров, заложенных в нас еще в советском детстве.
В этом смысле Филя, Хрюша, Степашка и Каркуша (я правильно называю имена этих уважаемых коллег?) с точки зрения пропаганды заведомо эффективнее, чем миллионы депрессивных русских заборов и десятирублевок с фиолетовыми штампами на тему критики президента.
Вот еще вспомню одну старую историю. В 1999 году, точнее, в кульминационные срединные дни того странного года очень казалось, что тогдашние премьер-министр Евгений Примаков и мэр Москвы Юрий Лужков, сделавшие избирательный блок «Отечество — вся Россия», мощно выиграют выборы и придут к власти. Они, собственно, уже во многом и были общероссийской властью, активно вербуя губернаторов и проводя с ними селекторные совещания о близком будущем страны.
Но потом началась «горячая осень»-1999. На экране Первого канала (тогда он назывался Общественным российским телевидением, ОРТ) появился известный Сергей Доренко и Примакова с Лужковым как-то безжалостно раздолбал. ОВР не выиграло. Тем паче что на фоне немаленькой, но победоносной (как тогда казалось) Второй чеченской войны рейтинг Владимира Путина неприлично быстро вырос до невиданных прежде высот.
Все изменилось буквально за считаные недели. И вопрос был не только в «телекиллерских» талантах г-на Доренко. Но в том, что благодарная аудитория увидела: кумиров мочат на главном государственном телевидении. А значит — можно. И лидеры ОВР — не настоящие хозяева России и жизни, какими они себя представляли и другим представлялись, а временное явление на политическом горизонте русского хаоса.
Зачем же голосовать за временное, когда есть постоянное? Типа первого канала, как бы он формально ни назывался.
Потому не всегда совершенно основательны нарочитые рассуждения о посещаемости тех или иных сайтов. Дескать, как мы привыкли слушать, если один интернет-ресурс разглядывают миллион человек в день, а другой — сто тысяч, то первый в десять раз влиятельнее второго.
Святая простота! Да любой порнохаб (или как это там верно называется?) всегда привлечет много больше зрителей, чем солидное политическое издание. Значит ли это, что политику в мозгах человеческих определяет порнохаб? Нет, не значит.
Так ведь вообще наша жизнь складывается, что усваиваем только информацию, которую считаем легитимной. То есть — из заслуживающего бесспорного доверия источника.
Мы знаем, что температура кипения воды — 100 градусов по Цельсию, ускорение свободного падения — 9,8 м/с2, а Московия (то есть мы же) окончательно избавилась от монгольского ига в 1480 году, потому что нам школьный учитель об этом сказал. Мы же никогда всего этого на практике, в эксперименте не проверяли, правда? Просто это было узнано нами тогда, когда авторитет источника — учителя — не ставился ни под какое сомнение. А если бы всё то же самое нам сказали бомжи с Курского вокзала перед тем, как попросить немного руб. на опохмел, — не факт, что мы бы поверили. Сколько бы раз ни повторили бомжи свои убедительные тезисы.
В нашей атеистической школе нам на подкорку записали, что Бога нет, а наука и религия — антиподы. И поэтому Россия никак не может стать по-настоящему православной страной, а остается безбожной и языческой одновременно. Сколько бы мы ни крестились и ни поминали всуе никем не пощупанные «духовные скрепы».
Рассказать человеку что-нибудь и заставить его в это что-нибудь поверить — совсем не одно и то же. Структуры доверия рождаются в раннем детстве, а закрепляются — в юности. Изменить, тем более сломать эти структуры в своем, особенно же чужом сознании — ой как непросто. Доказательные исследования на эту тему еще ждут своих Нобелевских премий.
Так что большой вопрос нашего политического бытия — не в одних лишь каналах распространения слова. Но в авторитете самого слова. Которое должна произносить не тварь дрожащая и не дощатый забор, но кто-то живой и право имеющий.
Кто он, этот живой, — вот в чем вопрос.
Где наш национальный авторитет?
Первый канал в данном случае не предлагать.
0
31.56
