С «Дождем» в последнее время случилось нечто странное. Есть ощущение, что его перестали замечать. Когда я собиралась на интервью с Наташей, несколько человек спросили меня: «А они до сих пор работают?» Каналу явно не хватает денег. Даже традиционный «День дождения», который в начале 2010-х с размахом гремел на арене Adrenaline Stadium и завлекал артистами уровня «ДДТ» с «Ленинградом», в этом году переехал в более камерный «Известия Hall», где Надя Оболенцева и Ирина Кудрина танцевали под не самые инстаграмоемкие группы «Моя Мишель» и Brainstorm. Вместе с тем, если отвлечься от песен, плясок и Надиных ног в мини-юбке, на «Дожде» вроде бы все как прежде. Мой партнер по теннису Миша Фишман по-прежнему подводит итоги недели по пятницам, Аня Монгайт по-прежнему меняет прически, «единственный седовласый сотрудник» канала Павел Альбертович Лобков по-прежнему несет бремя новостей.
«Известия Hall» появились не потому, что денег нет, – рассказывает мне сейчас Синдеева в офисе «Дождя» на дизайн-заводе «Флакон». – По настроению хотелось легкости, слоган был «Пляшем». Плюс надо поднакопить силы к десятилетию в следующем году. Хотя недавно я, впервые за все время, спросила себя: «Зачем мне это? Что я от этого хочу? Что будет через пять лет?» Сеанс психоанализа на встрече с коллективом своего телеканала она провела ранней весной. Поставила самой себе срок, за который хочет найти ответы: год, до 27 апреля 2020-го, это официальный день рождения канала, он же день рождения Шуры, дочери Наташи и ее мужа Александра Винокурова. Как обычно, один не так услышал, второй не так пересказал – и вот уже в телеграме сообщили, что «Дождь» закрывается. «А ведь это совершенно не так, – говорит Синдеева. – Сценарии могут быть самые разные. Я честно обозначила ребятам собственные сомнения. Я точно знаю, что могу держать «Дождь» еще несколько лет. Вопрос: что для меня сегодня действительно важно? Для чего все это? Деньги? Драйв? У меня всегда было и то и другое, и я хочу, чтобы так было и дальше. А если не будет? Мне почти пятьдесят, у меня есть семья, дети... И я, конечно, задаю себе вопрос: туда ли я иду?»
До следующего «Дня дождения» Синдеева обещала самой себе решить две задачи. Сделать так, чтобы выручка начала стабильно расти. И чтобы изменилась интонация. Чтобы «Дождь» снова, как в золотые времена, когда Крым еще не был нашим, а Владимир Путин отчитывался перед Дмитрием Медведевым, стал optimistic channel. В общем, оптимизация по всех смыслах. Куда через пять лет она заведет «Дождь», неизвестно. Про следующую пятилетку вообще ясно лишь одно: если все пойдет по намеченному не Наташей плану, 27 апреля 2024 года президентом все еще будет семидесятилетний Владимир Путин.
Ровно пять лет назад в жизни канала Синдеевой тоже происходили перемены. «Дождю» не продлили договор аренды офиса на «Красном Октябре», того самого, куда в 2011-м, на волне оттепели, либерализации, создания инновационного центра «Сколково» и отмены перевода часов, приезжал президент Медведев. Находчивый телеканал тогда частично распродал нажитое имущество и придумал, как сказали бы в Москве 2019-го, иммерсивное шоу: прощальные экскурсии по офису в сопровождении одного из ведущих по цене пятнадцать тысяч рублей с человека.
Следующие полгода «Дождь» транслировал из временного помещения на том же «Октябре», потом пару месяцев выходил в эфир из Наташиной «холостяцкой» квартиры на Садовом, где под гримерную была отдана ванная комната. На «Флакон» переехали только в феврале 2015-го. «Здесь вообще ничего не было, пустой ангар, – вспоминает Синдеева. – Но через десять дней мы запустили вещание. В течение этих десяти дней мы ежесекундно в прямом эфире показывали, как все преображается. На «Октябре» у нас все было красиво, рассчитано до миллиметра модными архитекторами. А здесь мы придумывали на ходу. Брали, к примеру, стекло и вставляли в имеющийся проем. И знаешь, все идеально вставало – как будто эти стекла были здесь всегда. Нам удалось сохранить концепцию открытой студии. Другое дело, что у нас теперь гораздо меньше места».
На «Флаконе» у гендиректора медиа-холдинга «Дождь» нет своего кабинета, только рабочий стол в open space, поэтому для интервью мы прячемся в студии-трансформере, напоминающей закулисье Большого театра. Здесь по очереди снимаются «Как все начиналось» с Михаилом Козыревым, «Синдеева», записываются лекции и концерты. Все декорации подвесные – в нужный момент куда-то уезжают и откуда-то приезжают. По такой же мобильной системе работают американские новостные гранды с неограниченными бюджетами. Синдеева вспоминает: «Я когда приехала в Америку и на все это посмотрела, сказала себе: «Ну ни фига себе я чувствовала».
Она всегда действовала исходя из собственной интуиции. И когда в 1995‑м с первым мужем Дмитрием Савицким запускала радиостанцию «Серебряный дождь», и когда со вторым мужем Винокуровым делала «Дождь» телевизионный. «Мы всегда говорили о том, что ценно и важно для нас самих. Это определяло и выбор ведущих, и набор программ». На рубеже 2010-х стратегия «я как мера всех вещей» казалась единственно верной и точной. В прямом эфире канал освещал беспорядки на Манежной, вел репортажи из аэропорта Домодедово после теракта. Михаил Ходорковский, Евгений Чичваркин, Людмила Алексеева и прочие вольнодумцы зачитывали в эфире статьи Конституции. И все вдруг вспомнили, что новости о политике могут быть интересными, а потом – что и политика может быть интересной. Это совпало с митингами на Болотной и «норковой революцией», когда на протесты вышли люди, которым протестовать вроде бы незачем. К концу 2013-го «Дождь» смотрело около двенадцати миллионов, к 2014-му предприятие должно было стать операционно прибыльным. Синдееву это невероятно воодушевляло: «Мы ведь не тащили людей за уши, они присоединялись к нашим ценностям».
«Вопрос, что именно мы всем этим хотим сказать. Что все козлы? Это и так ясно».
«Дождь» стал слишком большим, плюс его было невозможно контролировать. И тут, накануне семидесятилетия со дня снятия блокады Ленинграда, в прямом эфире случился опрос: «Нужно ли было сдать Ленинград, чтобы спасти сотни тысяч жизней?» Этой сомнительной, скажем честно, затеей воспользовались люди, которым репортажи с Майдана и расследование о дачах чиновников показались чересчур подробными. Жизнь «Дождя» разделилась на «до» и «после» – будто кто-то пришел и вытащил вилку из розетки. Кабельные и спутниковые операторы исключили канал из вещательной сетки. Из-за потери аудитории сбежала реклама. Потом Госдума вообще приняла закон о запрете рекламы на каналах, не имеющих эфирных частот. Начались, конечно, прокурорские проверки, Роскомнадзор написал письмо, от пострадавших посыпались иски о компенсации морального вреда. Наконец, произошло изгнание из красно-октябрьского рая. «Весь этот ад, когда нужно полностью перестроить бизнес, длился почти два года, – вспоминает Синдеева. – Все это время ты будто на войне, в окопе, защищаешься. Главное – выстоять, выдержать. И вот когда мы переехали на "Флакон", перестроили бизнес-модель, когда что-то снова стало получаться, мы вдруг обнаружили удивительную вещь. Примерно так человек возвращается домой после войны и не знает, что ему делать в мирное время. Весь наш мобилизованный, сжатый кулак вдруг развалился от спокойной жизни. Наступила растерянность, мы стали терять людей. Плюс изменились контекст, новостная повестка. С момента присоединения Крыма каждый день полон тревожных новостей. Пенсионная реформа, храм в Екатеринбурге, супер-джет. Тут даже я, оптимист до мозга гостей, стала ловить себя на том, что я все время чем-то недовольна. Что у меня интонация обиженного человека, который постоянно обороняется. Наши подписчики тоже стали это замечать. Мне часто пишут: "Ребят, мы перестали вас смотреть, потому что вокруг и так много негатива". И я сказала себе: "Стоп-стоп, это вообще не про тебя. Окей, жизнь сложная, но мы же продолжаем жить здесь и сейчас. Надо кайфовать от того, в каком городе мы живем. Мы ведь ходим в театры, едим в ресторанах, путешествуем. Нужно учиться получать от этой жизни удовольствие. А главное – научиться транслировать эти ощущения"».
Я сама, будучи журналистом, знаю: изменить интонацию сложнее всего. Сколько раз я слышала от своих героев: «В тексте все вроде бы хорошо, но эта ваша татлеровская интонация!» Можно поменять собеседников, декорации, ведущих, офис. Но если в одночасье сменить озабоченность на оптимизм, есть шансы начать выглядеть идиотами.
«Ценности наши не изменились, – объясняет Синдеева. – Мы как были, так и есть – про открытость и созидание. Мы не можем изменить повестку. Мы все так же одно из немногих СМИ, которые рассказывают о том, что есть на самом деле, не боятся острых тем, не цензурируются ни внутри себя, ни извне. Мы не можем не поднимать важные социальные темы. Забыть об усыновлении, которому посвящен наш телемарафон "До свидания, детский дом". Не говорить об инклюзии: программу "Все разные. Все равные" мы запустили еще в 2010‑м, ее ведет Евгения Воскобойникова, которая после аварии потеряла способность ходить. Мы не могли не освещать в эфире происходившее с журналистом Иваном Голуновым. Опросили человек триста ньюсмейкеров по поводу их отношения к делу Вани, первыми нашли и поговорили с понятыми, молниеносно выпустили майки в его поддержку, за сутки организовали в День России у нас в студии на "Флаконе" концерт с участием "Машины времени", "Порнофильмов", Фейса. Вообще ситуация с Ваней продемонстрировала, насколько важную роль играют СМИ, когда, казалось бы, мы все уже для себя сделали вывод: "В стране все плохо". Именно в такие моменты у тебя появляется ответ на вопрос, зачем СМИ нужны стране, зачем нужен "Дождь". Мы, например, с самого начала рассказывали о пытках в Ярославской колонии. Вопрос, что именно мы всем этим хотим сказать. Что все козлы? Это и так ясно. Но если после наших репортажей четырнадцать сотрудников колонии арестовали, ФСИН провела внутреннюю проверку, признала нарушения по всей стране и разработала поправки в кодекс этики для своих сотрудников, то это результат. Всегда надо стараться найти позитивный выход. Ребята мои, конечно, переживают: "Что же, мы теперь должны только о хорошем рассказывать?" Нет, мы должны рассказывать о том, что считаем важным, но не так, чтобы у зрителя было чувство: "Сейчас досмотрю и пойду повешусь"».
Наташа даже придумала для коллег образ: зло из фильма «Пятый элемент». Помните, там к Земле летит огненный шар. В него начинают стрелять. А священник Вито Корнелиус говорит: «Не надо стрелять. Потому что чем больше ты стреляешь, тем больше оно становится. Зло можно победить только любовью». Этой самой любовью будет сочиться утреннее шоу, которое «Дождь» вот-вот запустит. Ведущая новой программы «В смысле?» Таня Фельгенгауэр уже ведет задушевные разговоры с подростками о том, о чем они не могут поговорить с родителями, – для проведения соцопроса поколения Z в студии натурально построили декорацию, которая выглядит как лестница на чердак. Новых ведущих теперь тестируют на непротивление злу насилием над психикой телезрителей.
После такого вырастить выручку кажется вполне выполнимой миссией. Для того чтобы рассказать коллективу, как он будет это делать, Наташа позвала всех поговорить в школу управления «Сколково», край специалистов по эджайлу, канбану, кайдзену и прочих сказочных народов. Сама Синдеева окончила там программу Executive Coaching – за соседней партой сидел президент школы Андрей Шаронов, популяризатор идеи образования вплоть до наступления пенсионного возраста, а лучше и после.
Многое из того, что Наташа говорила на лекции, звучало для подчиненных, оканчивавших иные университеты, неприятно. Всех сотрудников посчитают, вычислят эффективность каждого: кто сколько зарабатывает, кто сколько тратит. В общем, тотальный KPI, хотя слово из трех букв Синдеева старается не произносить.
Разумеется, начались волнения. Как можно, к примеру, сравнивать социально значимую новость и контент ради хайпа с кликбейтом? Ведь так недолго докатиться и до заголовков вроде нетленки, рожденной «Россией 1» в момент сдачи этого номера в печать: «На границе с Россией задержан финн с шестью яйцами». «Ну смотрите, – объясняет Синдеева. – В какой-то момент мы решили посчитать не просто убыль и прибыль канала целиком, а сколько приносит каждая программа или продюсерский центр. Сколько времени потрачено на то, чтобы записать, смонтировать, выложить в соцсети. Сколько стоят бухгалтерия и юрист. Сколько подписчиков посмотрели программу. Сколько рекламы прокрутилось, пока они ее смотрели. Понятно, что если контент для нас важный, мы будем его дотировать. А вот какие-то проходные штуки – которые и не зарабатывают, и не очень важные, – про них надо думать. Да, я знаю, что, с одной стороны, это ребят фрустрирует. Но с другой – человек начинает думать: "А сколько стоит видеоредактор? А эсэмэмщик хорошо выкладывает программы или, может, я сам могу сделать лучше? А может, мне надо снимать не в студии, а выехать на бесплатный локейшен?"» Любопытно, что наиболее эффективной на канале оказалась программа самой Синдеевой, в которой она интервьюирует приятных ей людей вроде Терезы Мавики или Олега Меньшикова. «Синдеева» оптимизирована до предела благодаря спонсорам и отсутствию необходимости платить ведущей гонорар.
«Многие люди, проделав такой длинный, сложный путь, давно бы угасли, а она борется и поддерживает все на плаву, – говорит один мой собеседник. – Ведь были очевидные неудачи вроде ухода первого главного редактора Миши Зыгаря или назначения главным редактором не имеющего телевизионного опыта Романа Баданина из РБК. Да много чего было. Но все равно приходишь на канал – все сосредоточенно работают, жизнь кипит, всё как-то развивается». «Наташа – борец. Она вытащила канал, когда его почти убили после того опроса о блокаде, – считает еще один наш общий знакомый. – Если нужно, она прогрызет стенку. Другое дело, что люди сегодня смотрят не оптимистичное, а интересное. А вот как сделать телеканал интересным, это вопрос». Чего ни придумаешь, все есть бесплатно в ютьюбе. С другой стороны, трудно себе представить, как какой-нибудь Амиран Сардаров едет в Екатеринбург к месту строительства будущего храма и два дня вещает оттуда в прямом эфире с телефона. А корреспонденты «Дождя» делают и не такое.
Интересуюсь у Синдеевой, в какой момент она стала борцом. «Не то чтобы я про себя это знала, – отвечает она. – Я скорее добивалась того, что мне интересно, когда четко видела цель. Но только оказавшись в определенных обстоятельствах, я вдруг обнаружила в себе качества, которых раньше не осознавала. Это, кстати, очень ярко проявляется в спорте. Я не занимаюсь им регулярно, то толстею, то худею. Но если уж я куда-то вписалась, если уж села на велосипед и мне нужно забраться на Мон-Ванту – а это один из сложнейших этапов маршрута "Тур де Франс", – то я на зубах доеду. Или я никогда не плавала в открытой воде, в термокомбинезоне. Но в какой-то момент, дело было в Испании, мне предложили: "Поучаствуй в триатлоне – Саша будет бежать и ехать, а ты проплывешь". Костюм был на два размера меньше, у меня пятьсот раз возникало желание сойти на лодку, но включилось вот это "я должна"». Этой зимой она бежала двадцать пять километров на лыжах. Последние десять Саша ехал рядом. Тоже хотелось сказать «не могу» и чтобы Саша обязательно жалел, – но все же добежала.
Саша едет рядом уже тринадцать лет, официально – с 26 апреля 2006 года. В тот день Наташа примчалась в Тверской загс в спортивном костюме. Саша надел ей на палец кольцо Graff (Синдеева его потом потеряла), и новоиспеченная жена унеслась готовиться к вечерней церемонии «Серебряная калоша». Торжество устроили в Летнем дворце в Петергофе. Когда у Наташи закончились свои деньги, Саша финансировал «Дождь» из собственных. Потом, когда закончились и они, Синдеева и Винокуров продали дом на Новой Риге (теперь в нем живет гендиректор группы «ОНЭКСИМ» Дмитрий Разумов) и квартиру в доме «Патриарх» на углу Малой Бронной.
Несколько лет подряд в годовщину свадьбы Саша заполнял квартиру тысячами цветов – еще до того, как это начал на весь инстаграм делать футболист Дмитрий Тарасов. Теперь «...цветов стало поменьше, надо признать, – рассказывает Синдеева, – но все равно Саша всегда что-то придумывает».
В ее жизни Винокуров появился буквально силой мысли. Однажды, еще живя с отцом своего сына Луки, бизнесменом Джамилем Асфари (и не будучи очень счастливой), Наташа загадала себе «красивого, умного, богатого, который носил бы на руках и дарил цветы». Некоторое время спустя на экономическом форуме в Лондоне перед ней возник Саша. То, что красивый и умный, стало ясно сразу. На следующий день выяснилось, что он возглавляет инвестиционный банк «КИТ Финанс».
«Если я сажусь в бизнес-класс, у меня появляется чувство неловкости».
С тех пор кое-что изменилось. Винокуров перестал быть банкиром. Завел твиттер, в котором негромко бичует Германа Грефа, Кремль, забор «Транснефти» в Сити, яндексовскую «Алису», далее везде. Упростил потребление до диетического минимума, а светскую составляющую из рациона вообще исключил. Начал бегать – и в итоге прошлым летом пробежал дистанцию девяносто километров на сверх-марафоне Comrades в Южной Африке за семь часов пятьдесят минут с небольшим (не пять с половиной, как победитель Бонгмуса Мтхембу, но приятно).
Спрашиваю Наташу, неужели она никогда не взывает к Вселенной: «Я ведь не заказывала зожника-социофоба!» «С Сашей происходит очень сильная трансформация, – отвечает она. – Он помудрел или вырос – не знаю, как правильно. Увлекся философией, много читает о всяких ценностных штуках. Понимаешь, он родной и близкий человек. Поэтому все, чем он увлечен, во мне тоже откликается. Отчасти под его влиянием я тоже меняюсь и задаю себе вопросы, которых раньше не задавала. И да, наше потребление изменилось – не только в силу экономической ситуации. Саша не ездит на машине, он ходит пешком или берет такси, летает экономклассом, и ему органично. Мне, не скрою, нравится летать в бизнесе. А джетом, наверное, еще больше нравилось бы. Но удивительная штука: если я сажусь в бизнес-класс, у меня появляется чувство неловкости. Что мимо меня проходят, быть может, подписчики "Дождя", просто симпатичные люди. Не знаю, правильно это или нет, я так чувствую. Но я точно не страдаю, что возможностей стало меньше. Во мне нет этого "хочу любой ценой"».
Я помню, как страстно Наташа танцевала под Анжелику Варум на дне рождения Михаила Друяна в «Чиче» весной. Мне (да и Михаилу тоже) грустно, что такое теперь увидишь не часто: Синдеева мало куда выходит. Чаще, чем муж, но все равно столичной светской жизни ее темперамент точно не помешал бы. «Нет, я люблю светскую жизнь, – говорит Наташа. – Иногда она дает невероятную энергию. В общении с людьми рождаются идеи, мысли. Но я просто поняла, что получаю этот заряд не везде и не всегда. Поняла, какая же это большая ценность – провести вечер дома, когда дети еще не спят. Поэтому сейчас я от девяноста процентов приглашений отказываюсь». Она обожает семейные выходные, когда все вместе пошли позавтракать, потом на выставку, потом в гости. И в отпуск всегда старается ездить с детьми и чтобы друзья только самые близкие.
Наташиному сыну Луке шестнадцать, у мамы с ним высокая степень доверия: «Авторитеты у него – папа и Саша, а я – нечто родное и теплое. За ним очень интересно наблюдать». Из Павловской гимназии, где Лука вдруг «стал терять мотивацию», он перешел в физико-математический лицей «Вторая школа». «Его новые одноклассники к тому времени проучились уже два года, – рассказывает Синдеева. – У Луки не все получается, он не суперзвезда. Но он стал потихоньку влюбляться в математику. Понимать ценность учителей, которые там преподают. А потом вдруг говорит: "Мам, я хочу играть на пианино", – притом что в детстве его ненавидел. И вот он уже играет нам Лунную сонату, сочиняет какую-то музыку. Начал писать стихи». Теперь маме предстоит ответить себе на вопрос, физик ее сын или лирик.
Десятилетняя дочь Саша – Любимка, как называют ее родители, – учится в лицее имени Александра Дюма. Она «маленький продюсер»: «С четырех лет сама планирует свои дни рождения. Всегда знает, чего хочет. И никогда своего мнения не меняет. Саша смеется: "Вот был у меня один продюсер, стало два". Иногда у нас с ней искры летят, Саша говорит: "Девочки, пожалуйста, не ругайтесь, давайте я вас обниму". Он всегда выступает буфером».
«Мне часто пишут: «Мы перестали вас смотреть, потому что вокруг и так много негатива».
Недавно маленький продюсер захотела щенка. В старой жизни, на Новой Риге, в семье было две собаки. Но когда дом продали, их отправили в Мичуринск к Наташиным родителям. («Не самое ответственное наше решение, но тогда мы думали о другом», – говорит Синдеева.) Теперь дочь провела ресерч, изучила все породы, вспомнила, что у маминой подруги Полины Юмашевой «миллион собак, включая приютских». Полина посоветовала ехать в наро-фоминский приют. Однако перед этим состоялся семейный совет. Кто будет гулять? Что если мы уедем в отпуск – все снова свалится на домработницу Людмилу Васильевну? Вроде договорились. Так в съемной квартире на Остоженке появилась дворняжка Зайка. Она теперь – самый светский член этой семьи: в Парке Горького, где Зайка гуляет по выходным с хозяйкой, все с ней хотят познакомиться.
В июне Синдеевой исполнилось сорок восемь. Если к следующему дню рождения Саши двойная оптимизация «Дождя» не даст результатов, станет ли она сама гулять с Зайкой в парке? Или, может, займется языками, которые так толком и не выучила, но все мечтает? А там, глядишь, вернется и желание танцевать. «Я вообще не представляю себя домохозяйкой, – комментирует Наташа. – Однажды у меня в программе Вячеслав Полунин сказал: "Надо делать только то, от чего дзынькает, и только с теми, с кем хочется обняться. Тогда будет счастье". Я бы очень хотела вернуть себе это состояние, но есть обязательства, ответственность. Я хотела бы делать что-то только с теми, с кем хочется обняться. Это и просто, и непросто. Но уже то, что я стала об этом думать, для меня – серьезный шаг».
0
66.00
