ТОП 10 лучших статей российской прессы за
Май 10, 2018

— Гела, как восприняли приглашение на съемки фильма «Собибор»?

— Я пришел на пробы на «Мосфильм», как приходят все актеры, — ничего не ожидая, не представляя масштаба проекта и еще не зная про Хабенского. Через пару дней агент позвонил, сказал: «Поздравляю, тебя утвердили». Я был счастлив, потому что крайне редко так быстро утверждают. А когда узнал, что режиссером будет Костя Хабенский, что станет сниматься Кристофер Ламберт и в основном все актеры иностранные, не мог поверить, думал: «Нет, это сон какой-то. Они же могут взять другого актера, знаменитого, который принесет огромные рейтинги».

В Вильнюс, где проходили съемки, я приехал, когда вся команда была в сборе. Помню, встретились в беседке возле гостиницы, Хабенский принес сценарий и предложил придумать совместно какие-то фишки. Это нас поразило, никто — по крайней мере из тех режиссеров, кого я знаю, — подобного не делал. Костя как-то объединил нас, и мы начали фантазировать. Эта грандиозная история — именно его заслуга. И там, где мне казалось, что это придумал я, на самом деле все придумывал Костя. Но так мастерски, с такой подачей, будто все идет от меня. И каждый актер так думал. Даже легендарный Кристофер Ламберт, которому уже много лет, тоже слушал Костю с открытым ртом. И считал, что это он придумал какие-то моменты.

— Но хоть какую-то строгость Хабенский проявлял на площадке?

— Нет, я не заметил. На мой взгляд, он добродушный, нежный, человечный. Понимает, что бывают разные актеры, и ко всем находил свой подход. И все как-то загорались его энергией. Меня еще поражало, насколько он живой и деятельный. Я вроде бы намного моложе, но у меня нет столько энергии. Костя успевает и съездить в Москву отыграть спектакль, и вернуться, и параллельно заниматься своим фондом и детьми. Я просто им восхищаюсь.

На площадке царила полная гармония и любовь к проекту. Всех она объединяла, и не только русских, но и европейцев, так им понравилась эта история. Они не знали, как все было на самом деле, так же как и я не знал всех ужасов фашизма. И когда читал историю своего героя — узника Собибора Семена Розенфельда, — я плакал, представляя, как люди выживали, проходя через этот кошмар.

— Физически, наверное, тоже было непросто? Перед вами ставили, задачу, например, похудеть?

— Изначально была задача максимально полно ознакомиться с материалом, посмотреть все фильмы на эту тему, прочитать книги, интервью. И, да, похудеть. На съемки «Собибора» я приехал довольно упитанным, так как для предыдущей роли мне нужно было поправиться. Изможденным я тогда точно не выглядел.

— Как худели?

— Ой, тяжело. Я люблю мучное. Так как у меня папа грузин, обожаю грузинские блюда, а они преимущественно мучные — хачапури, хинкали. А если тебе принесли что-то из мяса или лобио, ты не можешь есть его без лаваша. Но тогда я себе отказал и в мучном, и в сладостях. Килограммов пять-шесть сбросил. А ведь нас еще и очень вкусно кормили на съемочной площадке. Завтрак, например, состоял из пяти блюд. Но это для всех членов съемочной группы, а актеры должны были решать: съесть им булочки, а потом страдать и худеть или сдержаться. Мне удавалось сдерживаться.

Родство по крови и по духу

— В каком из сыгранных на сегодня героев можно максимально узнать вас самого?

— В каждой роли есть частичка меня, моя душа, мое сердце. Но больше всего меня, наверное, в Василии Сталине из сериала «Сын отца народов» режиссеров Сергея Гинзбурга и Сергея Щербина. Я старался сделать Василия «под себя», под свое мировоззрение. В нем моя искренность, эмоциональность, может быть, слезность и даже истеричность. Есть боль от того, что моего героя не слышат, не хотят понять. И потому происходит истерика — как плач души.

— В вашей жизни есть люди, на которых вам бы хотелось равняться?

— Конечно, и их много. Во-первых, это родители. Я родился в Гори и провел там первый год жизни. А потом случилась война между Грузией и Абхазией, и нашей семье пришлось эмигрировать, потому что оставаться там было невозможно и страшно. Для меня мои папа и мама герои, потому что они решились ехать в чужую, неизвестную страну, бросив дом, взяв с собой только паспорта и какой-то минимум вещей. Мама рассказывала, что мы шли с колонной людей по узкой тропинке, а вокруг валялись разорвавшиеся снаряды, гильзы. Убегали от войны, чтобы попросить убежище в России.

— В Грузии остались родные?

— Конечно, но не в Гори, а в Тбилиси. Там куча родственников, много ­двоюродных братьев по отцовской линии, тети, дяди. Были и дедушка с бабушкой, но сейчас они на небесах. Слава Богу, сейчас в Грузии все мирно и спокойно. И вроде бы страна преображается, и старый Тбилиси уже похож на сказку. Многие коллеги говорят, что ездят туда отдыхать. Сам я был там в 13 лет. На месяц по­ехал увидеть бабушку, дедушку и всех родственников, которых никогда не видел. Через какое-то время прочувствовал, что это моя родина. Я ведь не умел, да и до сих пор не умею говорить по-грузински. И когда приехал, для меня изначально это была чужая страна. Но люди окружали настолько добрые, что я сразу ощутил тепло и нежность. И не только от родных, но и от чужих людей, соседей, они видят тебя и тут же накрывают стол. Грузинское гостеприимство, мне кажется, это главное, чему надо поучиться. Надеюсь, мне оно передалось. Я люблю принимать ­гостей, готовить для них. Не знаю, вкусно ли получается, но я люблю, чтобы был большой стол, чтобы всем было комфортно, а тогда и я могу расслабиться и получать удовольствие от застолья.

— Вы умеете готовить грузинские блюда?

— В основном мясные. Вот с тестом не ладится — оно любит женские руки. Тбилисская бабушка Жужуна, папина мама, потрясающе делала хачапури, это были самые вкусные хачапури, которые я ел. Помните, в «Мимино» была песня «Жужуна…»? Это имя редкое в Грузии. А дедушку звали Рауль.

— В 13 лет вы приехали в Грузию впервые. Потом как часто бывали?

— Не был ни разу. Каюсь, моя вина. Поначалу не хватало времени из-за учебы. Очень хотел стать актером, добиться успеха. Я же учился в разных институтах, сначала в ГИТИСе, затем во ВГИКе, и везде меня что-то не устраивало.­ Поступил во ВГИК с мыслями, что меня сразу будут снимать в кино. А оказалось, для того, чтобы сниматься, нужно сначала отучиться. Но я хотел все сразу. В общем, я как-то так отдался учебе и своему стремлению в профессию, что немножко позабыл про родину, про корни свои, и это, конечно, большое упущение. Хотя родные мне звонят, приглашают, мы по скайпу общаемся. Сложность в том, что мы с Катей (супруга, актриса Екатерина Климова. — Прим. «ТН») много работаем. Иногда не совпадают отпуска, иногда они маленькие. Когда же выпадает небольшой период побыть вместе, мы стараемся его тратить друг на друга, не распыляться на родственников или других людей, хотим остаться вдвоем. Мне кажется, это важно и нужно.

— А Катя была в Тбилиси?

— Оказывается, нет, не была. Но я все чаще думаю, что надо все-таки собраться и поехать всем вместе. Показать и дочке Бэлле папину родину.

Поступил к Райкину и ощутил счастье

— Знаю, что вы предпочитаете быть незаметным, не любите себя выпячивать. Но ведь это противоречит актерской натуре и вашей грузинской крови. Откуда эта скромность?

— Здесь не в скромности дело, а, наверное, в любви к уединению. Мне не­уютно, когда много людей вокруг. Конечно, к друзьям раз в месяц или в полгода я могу приехать на день рождения или пригласить к себе. Но не люблю бывать на фестивалях, премьерах, и, если есть возможность обойти красную дорожку, я ее обойду. Побуду дома с семьей, посмотрю хороший фильм, сделаю что-нибудь полезное. Фотографироваться, светить лицом — не мое. Я в актерскую профессию шел не ради этого. Вот если хотя бы у одного зрителя что-нибудь екнет после моего спек­такля или фильма, если я донесу хотя бы частичку мысли, которую вкладываю в свою работу, то уже буду счастлив. Я домашний человек. Кстати, Костя Хабенский тоже домосед. Даже когда ему нужно появляться на мероприятиях, он делает это крайне деликатно и избегает такого по максимуму.

— Тем не менее вы мне кажетесь человеком достаточно рисковым.

— Да, так и есть. В школе я был просто хулиганом, взрывал петарды в туалетах. Маленький был, глупый. Меня много раз хотели выгнать, говорили: «Из тебя толку не выйдет, у тебя же одни двойки и тройки». В одиннадцатом классе все ребята уже определились, куда поступать, а я нет. И мама с папой говорили: «Куда ты хочешь? Не знаешь? Ну, значит, пойдешь в армию». И я хватался за голову: куда идти? Может, в педагогический? Но у меня по русскому еле-еле четверка… А вот литературу любил, читать стихи здорово получалось, и меня часто отправляли на конкурсы. Любил участвовать в капустниках, разыгрывать, переодеваться в кого-нибудь. Но не думал, что это станет профессией. Единственный человек, который в меня поверил, — учительница по литературе. Она просто взяла меня за руку и отвела в молодежный театр Спесивцева.

— Вы не верили в свои способности?

— Мне казалось, что я маленький, несуразный, а там вон какие актеры, высокие и красивые. Но занятия у Спесивцева настолько меня раскрепостили, что я был на седьмом небе от счастья, и через два месяца театр стал моим вторым домом. Вот так все у меня началось. После школы поступил в ГИТИС. Но мне там не нравилось. Чего мне не хватало, я понял спустя два года, попав на курс к Константину Райкину в Школу-студию МХАТ. Мне нужна была жесткая дисциплина, чтобы я бегал, как стрекоза, и работал, работал. А в ГИТИСе я видел, что многие ребята расслаблены, вальяжны.­ Например, я говорил: «Пойдем порепетируем, придумаем что-нибудь». И кому-то это было не нужно, у кого-то находились другие дела. Спустя год я подумал: может, в другой институт поступить? Ночью решил, утром забрал документы и стал поступать во ВГИК. Поступил, но проучившись год, снова ушел. Тут уже родители схватились за головы и сказали: «Боже, какой же ты дурак! Сейчас ты никуда не поступишь и пойдешь в армию». Я постоянно их мучил. И постоянно рисковал, уходя в никуда. Я ведь не знал, возьмут ли меня в Школу-студию МХАТ.

— Так легко трижды поступали!

— Нет. В некоторых институтах меня вообще не хотели воспринимать. Например, в «Щуке» сказали: «Мальчик, вы маленький, не фактурненький, невзрачненький, вам лучше в ГИТИС пойти». А в «Щепке» всегда любили и до сих пор любят добротных славянских парней. А вот МХАТ — он европейский, идет в ногу со временем. У нас был интернациональный курс — ребята с Украины, из Америки.

— Вы взяли документы из ВГИКа, узнав, что курс набирает Райкин?

— Да, именно у него я хотел учиться. И ему я как-то приглянулся, не знаю чем. Помню, ехал в Питер, когда мне позвонили: «Поздравляем! Райкин завтра хочет видеть вас у себя, он взял вас на курс». А я в поезде и не могу ничего сделать — ни нажать стоп-кран, ничего. Объясняю, что еду в Питер, а мне в ответ: «Ничего, мы вас будем ждать». Это для меня было, наверное, даже больше, чем счастье. И наконец-то в Школе-студии МХАТ я получил то, что хотел. И тогда я не то что успокоился, а стал стабилен.

Мои достижения — дочь и Катя

— На этом риски закончились?

— Нет, почему. Они преследуют меня как-то так аккуратненько по жизни. Взять нашу встречу с Катей на съемках фильма «Волчье солнце». Я влюбился моментально — а в нее все влюблены, мне кажется. Хотя понимал, кто я и где она. И не верил, что она ответит взаимностью. Тут тоже был страх и риск, но я переборол себя и настойчиво доказывал Кате, что она мне небезразлична, что я вижу свою жизнь только с ней. И слава Богу, что все так и случилось.

— Что вы назовете своим главным достижением в жизни?

— Конечно, рождение дочери Бэллы и то, что я нашел Катю. Почему-то у меня было предчувствие, что первой родится дочка. И когда Катя забеременела, сразу был уверен: будет девочка. Бэлла — наша победа, наша радость, наша гордость, наш маленький цветок, который мы растим с любовью. Конечно, и остальные наши дети великолепны. Лиза, Матвей и Корней уже мудрые, взрослые, самостоятельные ребята.

— Как вы строите с ними отношения?

— У нас есть какие-то свои секреты, в основном с мальчиками, конечно, о которых даже мама может не знать. В этом, мне кажется, и есть главная задача родителей — быть с детьми друзьями. С ними надо постоянно разговаривать и не считать их несмышлеными малышами. Дети — это те же взрослые, только маленькие. Они все впитывают как губка. Иногда Корней и Матвей могут такое отмочить, рассказать о том, чего я даже не представлял. Я от них впитываю информацию, они от меня. И, конечно, я детям друг, у которого всегда можно попросить помощи.

— Но Корней и Матвей не такие хулиганистые, как вы были в детстве, петарды не взрывают?

— Нет, они воспитанные ребята, понимают, кто их мама и папа, и гордятся этим. Стараются соответствовать. Но никогда не позволяют себе зазнаваться, кичиться фамилиями родителей.

— Бэллу воспитывать помогают?

— Бэлла очень любит Лизу, но Лиза в 16 лет уже взрослая и занятая девушка и не может уделять сестренке должного внимания. И Бэлла нашла себе компаньона помладше — Корнея. Они бегают, бесятся, в прятки играют, в футбол. Она таскает у Корнея машинки, за что он порой на нее обижается. Но все дети любят маленькую, и если ее кто обидит, могут и по шее накостылять. Терпят ее капризы, а Бэлла любит показать, что она в доме главная. Но это настолько прекрасно… С одним ребенком, уверен, было бы сложнее.

— А вы были единственным ребенком в семье?

— К сожалению, да. Я просил родителей подарить мне брата, но, так как я был хулиганом и со мной было тяжело, родители сказали: «Нам и тебя хватит». Они меня не баловали, держали в ежовых рукавицах. За двойки, не стесняюсь этого сказать, мама меня била по попе ремнем. Папа, правда, заступался, говорил: «Оставь его в покое». Я, когда подрос, стал благодарен маме за эту строгость. По-другому справиться было невозможно, настолько во мне кипела энергия. Неизвестно, кем бы я вырос, если бы меня не пороли.

Я же люблю детей баловать, дарить подарки — у них такие счастливые­ глаза в этот момент. И обнимают они тебя, и целуют. Наших детей и наказывать не нужно, они и так все понимают. Если где-то и накосячат, то сразу становятся ангелочками. Ну, максимум, что им можно сказать: «Неси компьютер. Месяц ты его не получишь».

Считаю, что важно научить детей любить свою семью, научить тому, что все, что ты будешь делать в будущем, нужно делать для семьи. Если они это освоят, то будут приезжать домой и на Новый год, и на остальные праздники.

Как «забрать» боль ребенка

— Как изменилась ваша жизнь с появлением Бэллы?

— Сначала, конечно, было страшно и непонятно. Это странное смешанное чувство безумного счастья, любви, какого-то восторга и ужаса: вдруг я не справлюсь? Вот не справлюсь, и все. Я же не знаю, как подгузники менять, что делать, когда она заплачет. Такие глупости закрадывались в голову. Но они быстро исчезли, и появилось ощущение, что Бэлла была всегда. Какой-то специальной литературы не читал, до всего дошел личным опытом. Тем более что жена уже опытная мама, быстро всему меня научила. Единственное, я всегда переживаю, когда дочь заболевает: простужается или зубки режутся. Парадокс в том, что ты ничего не можешь сделать. Звонишь врачу, он приходит, говорит: «Не волнуйтесь, режутся зубки, все через это проходят». Все понимаю, но дочь плачет, и я испытываю жуткое душевное метание.

— Что у вас, как у папы, получается лучше всего?

— Наверное, фотографии. Мы с женой снимаем на телефон какие-то моменты для семейного архива. И Бэлла уже, когда папа фотографирует, начинает позировать. Я был просто в шоке, когда увидел, что она это умеет. Но больше, чем фото, дочь любит видео. Всегда просит нас с Катей: «Включи Бэллу!» Еще очень любит танцевать.

— А в ком-то из детей вы видите актерские задатки?

— Во всех, абсолютно точно. Так как Лиза уже взрослая и безумно красивая, то для нее это сейчас актуально. Правда, сначала она думала об актерстве, потом о журналистике, затем о режиссуре, сейчас опять вернулась к актерству. Мы ходили на спектакль в колледж Олега Павловича Табакова. Нам понравилась постановка, и Лиза вроде бы загорелась. У нее много талантов: она поет, играет на гитаре, на пианино, танцует. У нее есть еще год на раздумья, и, если она сделает выбор в пользу актерства, значит, пойдет либо в колледж Табакова, либо в театральный институт. Хочется, конечно, чтобы поступила в Театральный институт имени Щепкина, где училась ее мама.

Матвей же у нас просто красавчик. Ален Делон в молодости отдыхает, мне кажется. Девушки просто тают от него. И Матвей это знает.

— Пользуется этим?

— Нет. В этом его прелесть: он последнюю рубашку отдаст, чтобы другому было хорошо. Я иногда говорю: «Матвей, нельзя быть таким откровенным — порой нужно и схитрить». Но он такой правильный парень. Занимается боксом с личным тренером, успешно. Ему нравится двигаться, но и актерства в нем тоже немало, читает стихи. Месяц назад мы были в Ломоносовской гимназии, где он учится. Матвей знал, что мы сидим в зале, и старался, читал стихи очень возвышенно.

А Корней больше философ и любит самолеты. Он хочет быть конструктором. Я говорю: «Может, ты станешь пилотом, летать будешь?» «Нет, — говорит. — Летать не хочу, хочу строить».

— В честь кого назвали дочь столь необычным именем — Бэлла?

— Я люблю неординарные имена. Сначала возникла идея назвать ее Гелла, с двумя «л», как в «Мастере и Маргарите», такая у меня была фантазия. А потом остановились на нежном Изабелла, сокращенно Бэлла. Мне понравилось, как звучит: Изабелла Геловна Месхи. Сейчас я вижу в дочке абсолютную копию Кати. Какие-то ее манеры, женственность, порой серьезный женский взгляд. Она прямо девочка-девочка, уже знает, как получить желаемое. А вот Катя считает, что дочка похожа на меня. И мама моя говорит: «Точная копия тебя. И бегает так же шустро, не угнаться за ней».

— Сказки на ночь ей читаете?

— Если бывает время, то да. Но в основном дочка любит засыпать под музыку — классическую или под песни из «Бременских музыкантов». Видимо, привыкла с тех пор, как мы еще в младенчестве включали ей Баха или Бетховена, чтобы успокоить. Сейчас дочь уже лопочет вовсю: «дай», «ой», «хорошо». Конечно, первое слово она сказала «мама», потом «папа», затем «баба». А самое смешное слово у нее «юбью» — люблю, значит.

— Как сильно вы изменились за два с половиной года отцовства?

— Хочется надеяться, что стал более ответственным. Более заботливым, любящим. И, наверное, в какой-то мере сентиментально-нежным. Пока рано говорить о том, когда у Бэллы появятся еще братики или сестренки. Это как Бог даст. Но мне, конечно же, хотелось бы еще детей. Думаю, чем больше детей в семье, тем более она счастлива. Пусть и проблем тоже много, но, если бы их не было, стало бы скучно жить. А здесь ты мобилизован все время. И даже когда едешь с детьми на отдых, это уже совсем другое приключение, другая атмосфера. Ты смотришь, как они развиваются, как прыгают в бассейне, переживаешь, что они могут удариться или сгорят на солнце. И в этом волнении и есть счастье.

Я более ревнив, чем жена

— Вы с Катей оба актеры. Дома работу обсуждаете?

— Можем обсудить, когда кому-то из нас нужна помощь. Например, надо помочь выучить текст роли или необходим совет, как сыграть ту или иную сцену. А вообще мы стараемся лишний раз про работу не вспоминать.

— Вместе работать любите?

— Когда мы встретились на проекте «Волчье солнце», у нас все только начиналось, и я был очень воодушевлен, работая с Катей. И если судьба позволит нам еще сыграть вдвоем в театре или в кино, я думаю, это будет круто. Главное — не вмешиваться в роли друг друга: муж-актер или жена-актриса не должны учить свои вторые половинки, как правильно играть. Никто не знает, как это правильно делать. Ты должен сыграть, и потом уже зрители скажут, правильно или нет.

— Как вы с женой обходите момент ревности, снимаясь с красивыми партнерами? У вас есть какие-то договоренности по съемкам в откровенных сценах?

— Нет. Мы с Катей профессиональные люди и прекрасно понимаем, что дозволено делать, а что нет. Мы дали друг другу слово, и естественно, что никто из нас не позволит себе чего-то лишнего. Кино и театр — наша профессия, мы учились этому мастерству. И если можно избежать каких-то моментов… Отлично. А если режиссер требует, ничего страшного — значит, будет возможность пошутить на эту тему дома на диване. Хотя ревность, конечно, все равно немножко включаешь. Но в основном все строится на доверии. Если мы не доверяем, тогда какой смысл жить вместе? Я, конечно, более ревнив. Потому что вы сами видите: Катя безумно красивая, и не ревновать такую женщину — как-то даже глупо и нетактично. Да и женщине самой приятно, когда ее ревнуют, — значит, человек небезразличен.

— Летом будет три года, как вы официально женаты. Поделитесь секретами, как сохранить романтику в отношениях?

— Официально три года и плюс еще два неофициально, итого уже пять лет. Секретов особых нет. Надо чаще созваниваться, говорить теплые слова, не забывать такую фразу, как «люблю тебя». На таких мелочах и держится семья… А не так: «ну, не позвонил сегодня, завтра позвоню». После же долгого расставания мы успеваем настолько соскучиться, что уже априори внутри полыхает страсть. Но, конечно, хочется чаще видеться. Если у меня возникает перерыв в съемках, я могу сесть на самолет и сделать любимой сюрприз.

— Значит, вы романтик?

— Конечно. Когда у нас только все начиналось, когда я Кате признавался в любви, говорил, что не могу без нее жить и только она одна будет в моей жизни, уже тогда я ее спросил: «Полетишь со мной на Мальдивы?» Она решила, что это шутка. А я действительно взял наши паспорта, купил билеты, и мы улетели на Мальдивы. Точно так же было с Нью-Йорком и другими поездками. Мне кажется, это прерогатива мужчины: совершать поступки ради своей женщины. Он должен заковать ее вуалью нежности, страсти. Но и женщина тоже, поверьте, может совершить многое. Катя очень романтичная, она из тех женщин, кто действительно верит в светлую, настоящую любовь. Она этим живет. И, слава Богу, у нас так получается, что мы часто радуем друг друга.

— Можно сказать, что Катя — самая большая любовь вашей жизни?

— Да. Могу даже больше сказать: это единственная и навеки любовь, которая больше никогда не повторится. Я в этом уверен. Невозможно ответить на вопрос: чем она меня покорила. Про красоту повторяться не буду. Знаете, иногда люди по запаху определяют своего человека. Так что это и запах, и тепло, и какая-то магия, которую невозможно объяснить словами. Почему и говорят: «любовь с первого взгляда».

— Любовь дается не каждому человеку, не все встречают свою половинку. Так что вы счастливчик.

— Спасибо большое. Поэтому хочется удержать и, естественно, никого не пускать в свою жизнь, чтобы этот наш маленький мирок кто-то не нарушил.

Знаете, я недавно побывал на новом спектакле Кати. Она там играет с Гошей Куценко — сидят вдвоем на сцене, не ходят, не двигаются, ничего не говорят. Читают любовные записки двоих — от совсем юного возраста до уже зрелого. Так они переписываются, друг друга любят на расстоянии. И поразило меня то, что в конце записок Катя обязательно добавляла какой-то посыл ко мне, к нашим отношениям… Это только я могу чувствовать, узнавать эти моменты счастья.

«Посольство» в 21:00 10, 11 мая на канале НТВ