ТОП 10 лучших статей российской прессы за
Март 11, 2015

Рассказывая об этом, Перес поглядывает в зеркало заднего вида своего бронированного кроссовера и морщит лоб: «15 тонн — капля в море по сравнению с тем, сколько нам нужно. Но это лучше, чем ничего».

Утро субботы. Перес проталкивается через пробки на улицах Каракаса, чтобы лично проконтролировать наличие товара в сети. Перес — закаленный кризисами мужчина сорока с небольшим лет, какое-то время он был директором по логистике в концерне McDonald's, 9 лет назад перешел в DíaDía. На оранжевом бейджике, болтающемся на шее, указана должность: «Управляющий». Сегодня его функции сводятся в основном к одному: Перес разыскивает продукты, которых нигде нет. И это не только молоко.

Проезжая мимо супермаркетов, Перес то и дело показывает на очереди перед ними. У входа в торговый центр Bicentenário, куда по субботам теперь запускают только обладателей паспортов с номерами, начинающимися с шестерки или семерки, люди выстроились почти на полкилометра. На тротуарах перед другими магазинами, такими как Plaza, Makro, Unicasa, тоже давка: люди надеются, что в течение дня завезут кукрузную муку, кофе или рис. Венесуэле не привыкать к кризисам снабжения, но дефицит нечасто достигал таких масштабов. На полках нет продуктов, моющих средств, зубной пасты, туалетной бумаги. Создается впечатление, писал недавно социолог Хайнц Дитрих, долгое время бывший в команде президента Уго Чавеса, что от эксперимента под названием «Социализм XXI века» не осталось ничего, кроме «идиотской, самоубийственной экономики», которая близится к коллапсу. Спустя два года после смерти Чавеса будущее революции решается в супермаркетах — таких как DíaDía.

С падением цен на нефть очереди перед магазинами стали расти. Они увеличились, когда в начале ноября баррель просел до $80. В декабре, когда он стоил уже $60, в двери супермакетов полетели камни. В январе, на отметке в $47, нервы оголились настолько, что полиции пришлось задержать 16 человек, устроивших дебош в одной из очередей.

Почти все свои доходы Венесуэла получает от торговли нефтью. Падение цен на черное золото означает, что в стране не хватает валюты для импорта жизненно необходимых вещей, которые уже давно перестали производиться в Венесуэле. Только в 2014 году там закрылись 4 000 предприятий. Поэтому потребности велики.

Уже несколько месяцев Центробанк не публикует актуальную статистику. Уровень инфляции достиг 70%, и никто не знает, где взять $30 млрд, необходимые правительству в этому году на обслуживание долга. В отчаянном положении президент Венесуэлы Николас Мадуро за последние недели нанес визиты в Китай, Иран, Саудовскую Аравию, но нигде не смог получить кредит.

Похоже, Венесуэла стоит на грани дефолта. Кризис со снабжением давно перерос в государственный. В очередях рассказывают, что все больше министров отправляют свои семьи в Майями. В кулуарах не смолкают слухи, будто военные готовят путч, но Мадуро делает то же, чем всегда занимался Уго Чавес: он пытается выиграть время, прибегая к риторике.

Государственное телевидение без конца показывает якобы до отказа заполненные склады. Крупным планом — паллеты с сухим молоком. Голос Мадуро за кадром внушает: дефицита нет. Дескать, супермаркеты придерживают продукты, чтобы усилить недовольство правительством, олигархи объявили экономическую войну Революции. В Венесуэле все как всегда: каждый живет в своей реальности. Раскол общества настолько глубок, что венесуэльцы не могут прийти к согласию даже по вопросу о том, всем ли хватает еды. «Никогда еще, — говорит управляющий Перес, — нам не приходилось работать в условиях такого давления, как сегодня». В распределительный центр сети DíaDía по нескольку раз на неделе приходят правительственные ищейки, чтобы убедиться, что сеть не придерживает продукты. В какие-то дни, говорит Перес, он сам садится за руль автопогрузчика, чтобы поскорее отгрузить в магазины товар со склада. Один неправильный ценник, один задержавшийся в пути грузовик, один покупатель, которому отпустили четыре пакета сухого молока вместо положенных двух — все это может обернуться штрафами и даже тюрьмой. А еще публичной конфискацией всего товара под ликование СМИ.

Босс Переса Хосе Агэрревере тоже согласился было встретиться с журналистами. Теоретически владеть частной сетью супермаркетов в Венесуэле еще не считается преступлением, написал он в электронном письме. В 2013 году Агэрревере получил почетное звание «Социальный предприниматель года». За несколько лет он открыл 35 супермаркетов эконом-класса, половина из которых расположена у подножия того «холма трущоб» в Каракасе. Можно было считать, что у такого человека неприятностей с правительством не возникнет.

Но потом полиция заняла склады поставщика Агэрревере, компании Zuli Milk, на которых тонны сухого молока якобы стояли без движения. Через несколько дней Мадуро распорядился арестовать директора аптечной сети Farmatodo, ему не угодили очереди перед аптеками. Тогда Агэрревере отменил встречу — из страха, что может стать следующим.

С кем бы вы ни заговорили в Каракасе, будь то продавьцы, юристы, руководители крупных супермаркетов, они готовы общаться только на условиях анонимности — как будто продают не рис с молоком, а оружие. Родриго Перес тоже просил не называть своего настоящего имени.

Когда Перес выходит из машины перед супермаркетом DíaDía, в районе Катиа еще царит тишина. Двери распахнуты; Перес кивком приветствует уборщиц в оранжевых футболках, моющих пол в кассовой зоне. Он проходит мимо пустых холодильных ларей, стеллажей, на которых нет ни растительного, ни сливочного масла, ни риса. Похоже, часть имеющегося товара выложена так, чтобы смягчить удручающее впечатление: шеренги бутылок с уксусом, залежи собачьего корма. В подсобке осталась одна паллета с кетчупом, и только.

«Что с сухим молоком, которое нам обещали?» — спрашивает Перес молодую женщину с карандашом в волосах. «Как раз отгружают машину, — говорит Марилиз Росаль, ответственная за ассортимент в магазине. — К нам едет семь паллет». Она вытаскивает из кармана джинсов список: «К тому же мы получим 700 кг кукурузной муки, 528 кг маргарина, 840 кг регулируемого риса».

«Без мордобоя не обойдется, — предчувствует Перес. — Что с полицией?» — «Уже в пути». Один раз в день, за час до завоза, супермаркет превращается в крепость. Приезд полицейских — это сигнал: скоро что-нибудь «выбросят». Через мгновение начинает расти очередь. Впереди — старики, беременные, бездельники, готовые уступить свою очередь за небольшое вознаграждение. Среди них затесываются и мелкие спекулянты, сбывающие свою добычу из DíaDía на черном рынке в несколько раз дороже.

В последних рядах — правительственные инспекторы, которых можно узнать по охотничьим жилетам и бейсболкам. Это добровольцы, чья задача не допустить завышения цен в супермаркетах. Перес называет их «занудами, рассматривающими под лупой каждый ценник». Дотошнее всего они контролируют цены на «регулируемые» продукты, которые можно продавать только по искусственно установленным низким ценам. Для сухого молока это не более 63 боливаров за килограмм. К «регулируемым» также относятся рис, кукурузная мука, растительное масло и еще с десяток продуктов. Правительство хочет гарантировать, чтобы никто в стране не голодал, — но не случайно именно этих товаров на полках нет.

Кто будет производить сухое молоко, если его себестоимость выше закупочной цены? Какая компания станет заниматься импортом, если на мировом рынке товары оптом стоят дороже, чем в Венесуэле в розницу?

По этой причине крупнейшим импортером продуктов питания уже давно стало государство. Около 70% всех товаров сегодня производится за рубежом. С момента избрания Чавеса президентом в 1999 году расходы казны на закупку сухого молока возросли в 10 раз. Чтобы покрыть спрос только на этот продукт, правительству приходится ежегодно тратить почти миллиард долларов. Однако, по оценкам экспертов, из-за падения цен на нефть в 2014 году объем импорта составил меньше половины от необходимого.

Молоко — это только один пример из многих. Несметные акты вмешательства превратили экономику страны в темный лес предписаний, мер по контролю и регулированию, непролазный даже для таких специалистов, как Родриго Перес. Экономика Венесуэлы подчиняется некоей собственной логике. Как сказали бы чависты — революционной.

Чтобы понять это, нужно вернуться к событиям зимы 2002-2003 года, кардинально изменившей Венесуэлу. В первые годы президент Чавес говорил о рыночной экономике, только более справедливой. Он призывал перераспределить доходы от продажи нефти для реализации программ соцподдержки, ведь Венесуэла располагает самыми большими запасами нефти в мире.

Но потом, под Новый год, страну парализовали многонедельные забастовки. Первым отказался работать коллектив нефтяного концерна PDVSA — в знак протеста против «кубинизации» экономики; к нему стали присоединяться все новые и новые предприятия. Молочная компания Parmalat и концерн Polar на время остановили производство, позакрывались даже торговые центры и супермаркеты. Чавесу, который несколькими месяцами ранее с трудом подавил путч, в эти недели пришлось пересматривать свои политические ориентиры. Как следствие — радикализация установок.

Сегодня он называет частный сектор экономики «монстром», который якобы должен быть укрощен, поскольку коммерсанты не в состоянии обеспечить продовольственную безопасность страны. Социализм XXI века, о котором тогда впервые заговорил Чавес, начался с кампании мести против тех, кто пытался добиться его отставки при помощи забастовок.

По совету кубинских правительственных экспертов Чавес поставил частные холдинги в жесткие рамки. Чтобы контролировать валютные потоки, он наложил запрет на торговлю иностранной валютой. Нужны доллары для закупок за рубежом? — Обращайся в специально созданное ведомство, которое получило распоряжение «не тратить валюты на путчистов». По оценкам, это позволило Чавесу поставить на колени тысячи предприятий; те из них, которым до сих пор удавалось как-то выживать, жалуются на многомесячные бюрократические процедуры.

Параллельно Чавес переложил задачу по обеспечению товарами первой необходимости на государство. По всей стране правительство открыло супермаркеты, в которых продукты питания продавались по дотационным ценам. Все больше товаров для этих магазинов производилось у фирм, конфискованных и национализированных Чавесом — это и молочные продукты, и кофе, и сахар. Он брал, что считал нужным.

Госпредприятия, объем производства которых стремится к нулю; стремительный рост курса доллара на черном рынке; контрабандный вывоз из страны продуктов питания — для Чавеса, верившего в вечный нефтяной бум, все это было на втором плане. Он не предвидел лишь одного: что цены на нефть однажды могут упасть.

По подсчетам аналитиков банка Credit Suisse, нефть должна превысить $100 за баррель, чтобы бюджет Венесуэлы был сбалансированным. В Deutsche Bank называют цифру в $162.

В такой ситуации приходится править страной Николасу Мадуро. Его рейтинг упал до беспрецедентно низких значений. Согласно опросам, почти три четверти населения больше не верят его заявлениям. Люди хотят других ответов, и это одна из причин, по которым многие в Каракосе с нетерпением ждут, что же он скажет в своем большом обращении к нации, которое уже дважды переносилось из-за его зарубежных поездок.

Мадуро, в прошлом водителю автобуса, «верному псу Чавеса», как назвал его в одной из опубликованных WikiLeaks депеш американский посол, сегодня приходится изображать уверенного в себе каудильо. «У нас есть кое-какие проблемы, — говорит он, обращаясь к Национальному собранию. — Но мы их преодолеем».

Он обещает уже в ближайшие недели открыть 34 супермаркета и гарантировать снабжение населения. А чтобы не допустить, что отдельные граждане скупят весь товар в магазинах, Мадуро хочет внедрить федеральную систему касс с дактилоскопическими сканерами. Кроме того, он планирует повысить минимальный размер оплаты труда на 15%. Для работников супермаркетов, таких как Марьелис Росаль, это означает, что в месяц они смогут позволить себе купить на черном рынке 4 лишние упаковки сухого молока.

Мадуро говорит три часа. В прошлом он столько раз повторял: «больше революции», «больше облав на продовольственные склады», что Марьелис Росаль не приходится вслушиваться, чтобы знать, о чем он говорит. «Старая волынка», — вздыхает она.

После отъезда Родриго Переса ответственность за магазин в Катья принимает женщина тридцати с небольшим лет, без сил прислоняющаяся к входной двери. «Нам всем недалеко до инфаркта», — говорит она. Вчера магазин закрылся в полночь, а сегодня в половине седьмого утра она снова на работе. За последние недели свою 11-летнюю дочь она видела редко. Росаль — дипломированный маркетолог и с радостью занялась бы чем-то более осмысленным, вместо того чтобы каждый день натягивать вокруг супермаркета сигнальную ленту.

В ее работе ей нравится только одно: ей самой не приходится стоять за продуктами.

Сотрудники сообщают, что грузовик приехал. Пока товар разгружают, Росаль вносит информацию о количестве в список. Привезли все, что обещали, в том числе семь палет с сухим молоком, на упаковке написано, что это на «100% венесуэльский продукт». «Надувательство», — вздыхает Росаль.

Сухое молоко она велит разгрузить в отгороженной зоне за кассами — не раз случалось, что покупатели прятали упаковки с молоком под стеллажами, чтобы вернуться за ними на следующий день. Рис, маргарин и растительное масло она тоже оставляет на палетах, ведь через три часа их все равно не останется.

Очередь перед магазином растянулась уже на два квартала. Машины осторожно проезжают мимо со скоростью пешехода. Государственные инспекторы в охотничьих жилетах собирают паспорта, чтобы обеспечить соблюдение очередности, когда магазин откроется. Когда выясняется, что у одной из женщин при себе есть только копия паспорта, толпа приходит в такое возбуждение, что приходится вмешаться полиции.

Марьелис Росаль, стоящая у входа и наблюдающая за всем этим, молча качает головой, как будто сомневаясь, что все это происходит наяву, а не во сне. Сзади подходит некто Эскарлетд Кастро, инспектор — она обнаружила, что на некоторых товарах нет ценников. «В чем дело?» — возмущается Кастро, которая растит троих сыновей и полдня работает администратором в больнице. Несколько лет назад ее направили на партийное обучение в Гавану, там ей пожал руку сам Фидель Кастро. Она твердо верит, что олигархи ведут экономическую войну против Мадуро.

Росаль делает глубокий вдох. Руководство велело разговаривать с инспекторами благожелательно. Слегка раздраженным голосом она объясняет, что в хаосе предшествующего дня они не успели выписать ценники на весь товар.

«Так не пойдет, — говорит инспектор Кастро строго. — Покупатель должен быть в курсе. Если не успеваете выписать все ценники, просто наймите дополнительный персонал!» Инспектор говорит с напором, так, как если бы она только что раскрыла крупный заговор спекулянтов, взвинчивающих цены. Она угрожает написать в министерство питания, что для магазина может быстро обернуться штрафом.

Когда весь товар разгружен, инспекторы выставляют персонал магазина за дверь. Остаются только кассиры. Теперь, до начала ажиотажа, Кастро снимает с плеч рюкзак и идет делать покупки — до давки. Такова привилегия революционеров.

Это странный день. На утренние часы оппозиция назначила «марш пустых сковородок», но многие из тех, кто собирался принять в нем участие, передумали по пути к месту сбора: правительство установило в городе киоски и устроило бесплатную раздачу продуктов, в частности, молока, которое, как считает Росаль, было конфисковано у компании Zuli Milk. Энрике Каприлес Радонски, лидер оппозиции, планировал выступить с речью, однако потом воздержался от участия в марше. Вероятно, причина в том, что политик, обращающийся к горстке людей, производит не слишком благоприятное впечатление.

Каприлес, 42-летний юрист и с 2008 года губернатор штата Миранда, приглашает в свой офис в центре Каракаса. На нем бейсболка, потертые джинсы и кроссовки. Это своего рода спецодежда, которой он обзавелся, чтобы освободиться от имиджа богатенького адвоката, навязанного правительственной прессой. По матери Каприлес — потомок евреев, после Второй мировой сделавших состояние на управлении торговыми центрами и кинотеатрами. После смерти Чавеса он выставил свою кандидатуру против Мадуро, поражение оказалось настолько незначительным, что Каприлес по сей день убежден: результаты были фальсифицированы.

Беседа проходит в переговорной с голыми стенами и без окон. По телевизору показывают повтор речи Мадуро. Каприлес выключает звук и комментирует: «Этот человек сам не верит в то, что говорит».

Губернатор снимает бейсболку и кладет ее на стол перед собой. «Вы понимаете, — интересуется он, — что правительство продает большую часть нефти в форме фьючерсов? А это значит, что мы почувствуем на себе последствия нынешних цен на нефть только через три месяца. Однако если наши склады уже сегодня пустуют, то что будет в апреле, в мае, в июне?» Каждый месяц Каприлес отстукивает указательным пальцем по крышке стола. В отличие от Мадуро, он говорит короткими, простыми предложениями. Чтобы выбраться из нынешнего кризиса, считает он, нужно, чтобы Венесуэла снова начала что-то производить самостоятельно. Для этого необходимо государство, которому будут доверять, и которое не станет произвольно конфисковывать активы у инвесторов. Необходимы суды, которые будут принимать решения, руководствуясь не только интересами революции, и валютный орган, чьи работники будут не выводить деньги, а обменивать их.

«Что нам не нужно, — подчеркивает Каприлес, — так это еще большее усиление контроля и умножение дактилоскопических систем».

В прошлом году, когда во время продолжавшихся несколько недель антиправительственных протестов погибли 43 человек, Каприлес призвал к сдержанности. Он говорит, что хотел дождаться, пока революция не захлебнется сама, без насилия: ее коллапс, убежден он, не за горами. «На страну надвигается идеальная буря».

В конце года должны состояться выборы в парламент, и до этого момента Каприлес надеется перевести недовольство соотечественников в политическое русло. Но мобилизовать людей, стоящих в очередях за едой, трудно. И вообще, ситуация непростая: логика международных рынков оставляет венесуэльцам мало пространства для маневра. Если в Каракасе решатся на девальвацию, чтобы курс национальной валюты соответствовал экономическим реалиям, цены взлетят за считанные дни.

Это трудно, в частности, потому, что различные оппозиционные партии не могут договориться по многим вопросам, не в последнюю очередь по вопросу о том, что даст им политический контроль над страной, доведенной до грани коллапса. К тому же, Чавес передал в руки своих сторонников такое количество оружия, что они вряд ли готовы смириться с поражением революции на выборах. Разумеется, она пойдет воевать, говорит инспектор Эскарлетд Кастро у входа в супермаркет.

В эти дни над городом разлита атмосфера обманчивого спокойствия. Жизнь как будто замерла, причем не только в очередях, где люди ждут, что правительство, наконец, перейдет от слов к делу. Они ждут какой-то идеи — или ужасного конца. Они спрашивают себя, что посоветовал бы Мадуро Чавес, чье тело покоится в мавзолее на холме.

В начале февраля даже в лучших ресторанах Каракаса можно заказать кофе только без молока. В больницах умирают люди из-за нехватки жизненно важных медикаментов. Мадуро велит арестовать Антонио Ледесму, сторонника оппозиционного мэра Каракаса.

2 февраля топ-менеджеры ряда частных супермаркетов приезжают в президентский дворец на встречу с министром питания. Мануэль Моралес, один из совладельцев сети DíaDía, показывает документы, подтверждающие, что товар лежит на его складах до отправки в магазины максимум три дня. Моралес не знает, что у выхода уже ждут полицейские, которые должны будут его задержать.

В следующие часы события развиваются стремительно. Десятки сотрудников DíaDía вызывают на допрос, в распределительный центр вторгаются военнослужащие. «Они заявились и к нам, — рассказывает сегодня продавщица Марьелис Росаль, — с оружием, убежденные, что теперь они здесь правят бал». На государственном телевидении специальное включение Мадуро; он комментирует кадры взятия магазинов. «DíaDía ведет войну против народа», — внушает президент. Дескать, в результате проверок выяснилось, что сеть супермаркетов придерживала продукты питания. Закрывать глаза на такой акт саботажа нельзя, DíaDía войдет в систему госмагазинов.

Внезапная конфискация становится шоком, управляющий Родриго Перес до сих пор не может осознать случившееся. «Каждый из наших шагов, — недоумевает он, — контролируется так строго, что придерживать товар попросту невозможно». Сейчас его начальник Мануэль Моралес все еще остается в тюрьме. Бывшие владельцы намерены оспаривать решение властей в суде, но они понимают, что шансов у них мало. Мадуро необходимы такие жертвы, чтобы спастись самому.