ТОП 10 лучших статей российской прессы за
Дек. 16, 2014

А Розенбаум – обратно в медицину...

Ну и правильно, пускай ездит на «скорой», сколько уже можно петь. А если серьезно, я в шоке. Хотя не думала, что власть еще может меня чем - то удивить.

Вы аполитичный человек?

Отнюдь. Просто с марта этого года я перестала комментировать публично политические события в стране. Во-первых, у меня не хватает внутреннего ресурса отстаивать свою точку зрения. Во-вторых, я отдаю себе отчет в том, что никто из нас не знает всей правды. После падения малазийского «боинга» прошло полгода – и ничего. Спутники летают, информации сколько угодно, а правды как не было, так и нет. Мы не понимаем, что происходит.

Мне кажется, этого не понимают даже те, кто каждый день «рассказывает правду» с телеэкранов.

Я почти не смотрю телевизор. Но летом, когда мы отдыхали на Крите, заболел мой сын Данила, и мы неделю сидели в номере. Из развлечений были только «Евроньюс» на французском, который я знаю очень слабо, и два русскоязычных канала: «Первый» и «РТРПланета». И в какой-то момент я вдруг почувствовала, что у меня совершенно помимо моей воли формируется картина мира, идущая вразрез с какими-то моими базовыми принципами. Если день за днем поглощать информацию, поданную в определенной интерпретации, это начинает работать. Мир становится плоским, очень контрастным, почти без полутонов. Для меня он стал объемным, когда я вернулась в привычное информационное пространство.

Но обсуждать политику вы по-прежнему не хотите.

Только со своими. Только на кухне. Как это когда-то делали наши родители. Пятнадцать лет назад я представить не могла, что история повторится. Я ведь хорошо помню, каково это: в школе одно, дома другое... Это ужасно. Но такова реальность, и бороться с ней, устраивая битвы в социальных сетях, – все равно что с помощью зонтика пытаться защититься от цунами.

Можно говорить или молчать, но внутри себя каждый из нас все равно принимает чью-то сторону. Или все-таки возможно найти какой-то внутренний нейтралитет?

Невозможно сохранять нейтралитет по вопросам войны и мира, особенно если живешь в стране, которая в это вовлечена. Я пацифист, воинствующий пацифист, простите за оксюморон. Я против любых попыток решить проблемы военным путем. В своих песнях «Парад», «Прощай, оружие» я пою об этом. Потом, я мама двоих сыновей. Последнее, чего я хочу – чтобы они рисковали жизнью в «горячих точках», обслуживая непонятные интересы непонятных людей. Какой там нейтралитет, нет его. Но я стараюсь следовать своему внутреннему навигатору: работа, дом, семья. «Теория малых дел». Год назад я вышла замуж и очень счастлива. У мужа есть конюшня, я исполнила свою детскую мечту и стала снова ездить верхом. Мы сделали альбом «Детская площадка-2» – только что вышла вторая пластинка этого проекта, который я считаю важным и правильным. Все это создает вокруг меня кокон, в котором можно жить. Но я отдаю себе отчет в том, что этот кокон не является непроницаемым. Читаешь новости – тебя опять пробивает, и ты опять латаешь его изнутри. Это позволяет жить и работать. Спокойно, насколько и пока это возможно.

А что делать, если наступит момент, когда станет невозможно?

Знаете, у меня уже бывали моменты, когда привычный мир рушился в пыль. В 2005 году мы выпустили альбом «Нежные вещи», и у нас случились аншлаги во МХАТе, потом – на сольном концерте в Кремле. И мы поехали с туром по стране. В тот момент мне казалось правильным выжать из успеха максимум, поэтому мы откликались на все приглашения. Параллельно я пела партию Анюты в мюзикле Ирины Апексимовой «Веселые ребята». Если сложить все вместе, получалось так: гастроли мюзикла, мои сольные гастроли и маленький ребенок на руках. И я только что похоронила папу. В итоге к концу 2008 года я дошла до такой степени истощения, что у меня пропал голос. Прямо во время концерта в Риге. Музыканты играют вступление, я начинаю петь – а из горла шипение. Кое-как дотянули концерт, а потом я сказала своим: «Ребятки, давайте на полгода прервемся, мне просто нечем петь, я буду сидеть дома».

Ребенок, наверное, был счастлив.

Еще бы. Он, наконец, получил маму в полном объеме. И вот полгода мы с Данилой прожили, не расставаясь: готовились в школу, учились писать. У него была дисграфия, и психолог сказала писать сначала на большом листе, потом на половинке, потом на четвертушке... И настал день, когда мы выложили все исписанные листы на пол в детской комнате. Я сказала: «Смотри, сын, какую большую работу ты проделал, пол весь белый от бумаги. Теперь ты можешь пойти в школу». Данила был счастлив и горд, а я наконец набралась смелости и спросила себя: «А куда пойти мне?» Петь не могу. Преподавать тоже отменяется, потому что для лекций и семинаров нужен голос. Слава Богу, голос вернулся. Но осталось понимание, что даже если его никогда больше не будет, есть тысяча способов прожить эту жизнь – и тысяча способов быть счастливой.

То есть вы готовы к тому, что жизнь может измениться на 180 градусов?

Я просто вынуждена быть к этому готовой – как и все мы. Все меняется настолько быстро и непредсказуемо, что остается уповать на жизненный опыт. Мое поколение пережило кризисы 91-го года, 98-го, 2008-го... У нас есть панцирь и умение жить в эпоху перемен.

Если учесть, что расцвет Голливуда пришелся на Великую Депрессию, то вам, как представителю шоу-бизнеса, бояться нечего.

Ну так и у нас в 30-е годы был расцвет кино: «Светлый путь», «Кубанские казаки», «Веселые ребята»... И мы как- то забыли о том, что сценариста «Ребят» забрали прямо со съемочной площадки. Фабрики грез начинают работать на полную мощность тогда, когда реальность становится особенно ужасной. Так что меня, даже в контексте профессии, это мало радует.

Да, вы не уводите людей из реальности, вы скорее заставляете нас думать.

В том-то и проблема. Пару лет назад я разговаривала с директором одной радиостанции: «Почему, ну почему наша песня “Эти большие волны” не ротируется так же активно, как какой-нибудь треш? Ну ведь она же не хуже!» И он мне ответил: «Эфир формируется по принципу жвачки. Он должен быть гомогенным. А твои песни – они как орех: жует себе человек спокойно, и вдруг “крак” – на зубе что-то хрустнуло. Неприятно».

Как далеко вы готовы зайти по пути формирования жвачки? И готовы ли вообще?

Не буду лукавить, я много думала об этом. Однажды разговаривала с прекрасной джазовой певицей, которая давно не поет никакой джаз, а очень успешно делает попсу. Она сказала: «Джаз не может прокормить, а кушать хочется каждый день». Я тогда поняла, что, наверное, я не так сильно люблю кушать. Я готова платить какую-то цену за свою независимость.

Но вы не одна. Кстати, именно дети обычно становятся решающим аргументом в такого рода вещах: я делаю то, что мне противно, потому что мне нужно кормить, лечить и образовывать детей.

Я физически не могу делать то, что мне неприятно. Или по любви – или никак.

То есть просить вас написать песню на заказ бесполезно?

Почему, я писала на заказ. «Прощай, оружие», например, мне заказала уважаемая французская парфюмерная компания. А «Добро пожаловать домой» из альбома «Шелк» была написана по заказу режиссера Дмитрия Иосифова. Но это были абсолютно «мои» истории, и необходимость уложиться в определенные рамки не предполагала ни малейшей фальши. А делать неправду, делать то, что противно, – это токсично очень: начинаешь разлагаться изнутри. Я видела много людей, которые ломались на компромиссах. Нет, я не готова, даже ради детей. Наверное, я не очень жертвенная мама.

Может, оно и к лучшему? Жертвенные мамы обычно потом предъявляют детям неподъемные счета.

Однажды мама в пылу ссоры сказала: «Как ты можешь? Я ради тебя пожертвовала всем!» Она и правда пожертвовала всем. И сейчас я бы, наверное, смолчала. Но тогда мне было пятнадцать, и я прокричала в ответ: «А я тебя об этом не просила, это был твой собственный выбор!» Наверное, тогда я и решила, что никогда не буду «жертвовать всем». В конечном счете эти жертвы никому не приносят счастья: ни тебе, ни тем, ради кого ты это делаешь.

При этом вы много делаете для детей. И не только для своих. Я сейчас о проекте «Детская площадка».

Ну началось-то все как раз с моего ребенка. Когда Данька начал подрастать, я принялась рыскать по Москве в поисках хорошей детской музыки. Советские дети в этом смысле были избалованы: в программе «Радио - няня» каждую неделю звучала песня, специально написанная и оркестрованная на малый эстрадный симфонический состав. Выпускались пластинки. Помните «Бременских музыкантов»? Великая музыка, сыгранная превосходными джазовыми музыкантами. Все, что я нашла десять лет назад, – «умца-умца» в примитивных аранжировках. И тогда я решила: хочешь хорошую детскую музыку – спой сама. Ну а дальше все очень совпало: мое знакомство с поэтом Андреем Усачевым, совместная программа, меценаты, которые предложили деньги на запись пластинки, национальная премия за лучшее детское издание.

Хорошо, когда мама – музыкант: сама напишет, сама споет...

К первой «Площадке» мы репетировали у меня дома: места много, удобно. И когда перед премьерой я спросила Даню, пойдет ли он на концерт, ребенок буквально взвыл: «Мама, я больше не могу это слушать!» Сейчас мы сделали вторую пластинку, и я еле уговорила его спеть песню Колобка. Даня очень укоризненно сказал: «Мама, ну какой Колобок?! Мне двенадцать!» – «И что же ты будешь слушать?» – растерялась я. – «Высоцкого!»

Совсем взрослый.

Хочет быть взрослым, да, но в некоторых проявлениях все равно еще щеночек. Мы договорились, что переходный возраст – это процесс передачи от нас ему ответственности. Можешь ты взять на себя ответственность, скажем, за свой обед? Даня научился варить картошку, сделал пюре, съел полкастрюли и на этом участке жизни стал взрослым. Имеет право принимать решения. Там, где ответственности у него пока недостаточно, решаю я. У нас все жестко.

Вы друг вашим детям?

Я им мама. Ну Даниле уж точно. Ошибку с детско - родительской дружбой я совершила со старшим сыном. Тема родился в 1988 году. Перестройка, у меня аспирантура и ни копейки денег, чтобы нанять няню и писать диссертацию. Я сдалась, перепоручила Тему своим родителям, чтобы иметь возможность хоть что-то зарабатывать. А когда ты приезжаешь к своему ребенку на выходные, то ты для него не старшая, не авторитет. В лучшем случае ты сестра, подружка. А это неправильно. Друзей ребенок себе сам найдет, ему нужны родители.

Сейчас Тема взрослый. Тяжело было отпускать его в самостоятельную жизнь?

В день, когда ему исполнилось 14 лет, он встал утром и сказал: «Я пошел, буду поздно». – «Как поздно? Почему поздно? А день рождения? А торт со свечками?» – «Да, день рождения, – терпеливо повторил Тема. – Все, пошел, буду поздно». За ним закрылась дверь, я посидела, поплакала... Наверное, не будь я тогда беременна Даней, слезы были бы дольше и горше. А вечером Тема пришел домой и привел компанию друзей, которые сожрали торт и вообще все, что было в доме съедобного. И я впервые в жизни налила им по 20 грамм ликера. Они по - взрослому чокнулись и сделали вид, что страшно захмелели. Иногда, чтобы тот, кого ты любишь, стал тебе ближе, надо дать ему свободу. Отпустить его надо. Это так просто... И так трудно. Но это всегда работает.