В прокат вышел документальный фильм молодого американского режиссера Гейба Польски "Красная армия" (2014). Портрет великого хоккеиста Славы (так он поименован в титрах) Фетисова оказался гимном не только советскому хоккею времен "великолепной пятерки" — Алексей Касатонов, Владимир Крутов, Игорь Ларионов, Сергей Макаров, Вячеслав Фетисов, но отчасти и самому Советскому Союзу.
Бывают фильмы, продюсер которых не менее, а то и более важен, чем режиссер: он выступает в роли даже не соавтора, а этакого медиума. Продюсер "Красной армии" не кто иной, как великий и ужасный Вернер Херцог, на пустяки не разменивающийся. Херцогу безразлично, в какую эпоху, в каких краях разворачивается действие его фильмов. Это может быть Южная Америка конкистадоров или Индонезия времен антикоммунистического геноцида 1965 года, военный Вьетнам или затопленный Новый Орлеан. Все равно: для Херцога существует одно время — мифологическое, и одна Земля, на которой вновь и вновь разыгрываются мифологические коллизии, в центре которых сильная личность. В проекте Польски он разглядел эту же мифологическую подоплеку. Получилось такое кино, что, будь его автором российский режиссер, его бы зашикали и за "реабилитацию" советского прошлого, и за идеализацию российского настоящего. Ну а за "клевету" на СССР фильм уже успел огрести.
Если бы не это мифологическое измерение, к "Красной армии" можно и нужно было бы предъявить много претензий. Главная из них — отношение к СССР как к монолиту, неизменной во времени сущности. Это мы знаем, что Советских Союзов было много и ни одно советское десятилетие не похоже на другое. Любой, самый дружелюбный иностранный режиссер умом это, может быть, и понимает, но пониманием жертвует во имя визуального ряда эффектных клише. Польски безоглядно подверстывает к кадрам тренировок Анатолия Тарасова кадры физкультурных парадов на Красной площади еще 1930-х годов, осененных ликом Сталина. К рассуждениям Владимира Познера о том, что в СССР спорт был формой холодной войны (как будто бы в США или Канаде дела обстояли иначе), и съемкам Хрущева — первую полосу газеты аж 1949 года: "У России есть атомная бомба".
Жертвуя частностями, режиссер так и не объясняет зрителям с необходимой степенью внятности, что спортсмены ЦСКА были военнослужащими: поэтому побег на Запад Александра Могильного в блаженном 1989 году был не просто побегом, а "изменой родине". И поэтому, а не по тоталитарной дурости маршал Язов пытался (впрочем, вполне беспомощно) не отпустить майора Фетисова играть за НХЛ. В результате название фильма звучит как милитаристская метафора, а не как констатация клубной принадлежности героя.
Для Херцога существует одна Земля, где разыгрываются мифологические коллизии, в центре которых — сильная личность
Забавно и глупо, что на риторику холодной войны повелось даже такое профессиональное издание, как The Hollywood Reporter, посчитавшее "Красную армию" фильмом о "всепобеждающей машине, вышколенной в условиях военно-тренировочного лагеря в качестве орудия идеологической пропаганды". На самом-то деле все западные тренеры и спортивные обозреватели, участвующие в фильме, твердят прямо противоположное: советский хоккей был произведением искусства, самим изяществом в сочетании с интеллектуальной фантазией. "Великолепная пятерка" — волшебники, неведомые в хоккее ни до, ни после их бесчисленных триумфов последнего советского десятилетия. Ну, право слово, как бы ни жестока была дисциплина, отрывавшая хоккеистов от семей на одиннадцать месяцев в году, ни в каком военно-тренировочном лагере волшебников не воспитать.
По большому счету все это пустяки, коли на экране царят неотразимо обаятельная улыбка Фетисова и то самое, поощряемое Херцогом, переживание истории как мифа. Если забыть о Брежневе, Картере, Горбачеве и прочих мелких деятелях эпохи Фетисова, мелькающих на экране, Польски рассказал такую историю.
Маленький Слава упорными тренировками добивается того, что попадает в школу магов, которой командует великий, добрейший волшебник Анатолий Тарасов. Съемки его тренировок — это, действительно, почище любого Хогвартса. Тучный, старый наставник падает на колени на льду, словно становясь ровесником своих подопечных, требует от них улыбаться: хоккей — это такое счастье. Его "дети" танцуют, кувыркаются, как акробаты, взбегают на отвесную стену и играют то ли в хоккейные шахматы, то ли в шахматный футбол — шахматными фигурами на хоккейном поле размером с небольшой бильярд.
Воспитанники этого приемного "отца" становятся не просто лучшими из лучших в мировом хоккее, но и назваными братьями: неразлучные Фетисов и Касатонов — почти что сиамские близнецы. Но темные силы не дремлют: Тарасов отставлен, его сменил злой "отчим" Виктор Тихонов. Тут Польски прет поперек любой хронологии. В его мифологическом пространстве получается, что Тихонов был непосредственным преемником Тарасова во главе ЦСКА, хотя между отставкой одного и назначением другого прошло три года. И выглядит Тихонов функционером-назначенцем, а не опытным мастером, каким был на деле. Обидно за обоих, однако миф есть миф. Доброму магу обязан противостоять злой. Тем более что с точки зрения физиогномики Тарасов и Тихонов идеально соответствуют именно этим двум типам.
А еще на Фетисова и его "братьев" навели морок заокеанские колдуны с их 150 сортами колбасы в супермаркетах. Им вдруг показался не мил тот грубый, топором деланный, небогатый, но надежный родной дом, в котором они жили. Один за другим, кто со скандалом, как Фетисов, кто — без, они перебрались в НХЛ. Самое страшное, что злые колдуны рассорили "братьев" между собой. Касатонов не поддержал Фетисова в борьбе за право играть за границей, а потом сам перебрался в Америку, и колдуны в издевку свели их вновь в одной команде.
На Фетисова и его "братьев" навели морок заокеанские колдуны с их 150 сортами колбасы в супермаркетах
То, что в Америке им пришлось не сладко, отнюдь не пропагандистский штамп: кадры говорят сами за себя. Если уж били их на арене, мстя за чуждое изящество, то так, что лед в кровавых разводах. Если хамили в газетах, то по-крупному. Дорогого стоит один заголовок: "Red Scare". Термин "красная паника" бытовал в США в 1919-1920-х годах и в эпоху маккартизма, обозначая "красную" угрозу самим основам "американизма". В общем, как были они для Запада большевиками с ножами в зубах, так и остались.
Да, нашим парням удалось одолеть колдунов. Когда в 1997 году они выиграли Кубок Стэнли, болельщики вздымали самодельные плакаты с клятвами назвать детей "Славами Фетисовыми". Казалось бы, как иронично и печально комментирует Фетисов, "настоящая американская мечта". Но миф не может быть "историей успеха" — только историей преодоления. Кода: Фетисов возвращается на родину и, повинуясь призыву Владимира Путина, становится министром спорта. Но и это пустяк по сравнению с тем, что они с Касатоновым снова "братья": колдовская паутина порвана.
Все так? Да, так. Все не так? Да, не так. Но эти "так" и "не так" работают, если смотреть на жизнь исключительно как на быт. Если же вспомнить, что Борхес вычленил в мировой культуре ровным счетом пять вечных сюжетов, то эпопея Фетисова идеально соответствует одному из них — возвращению домой. Ну а улыбка "Славы" не хуже улыбки Гагарина: кто не согласен, пусть первый бросит в него шайбу.