ТОП 10 лучших статей российской прессы за
Апрель 24, 2015

Эвенки пасут свои стада в тайге и лесотундре, держат их за изгородями между деревьями и умеют доить самок-важенок (молока всего на одну кружку, зато до 25 процентов жирности). Наконец, из всех оленеводов только они и якуты ездят на оленях верхом, а это отдельная наука.

— Вместо поводьев тут только одна веревка, она всегда справа. Крепится к специальной косточке, которая давит оленю на лоб и под челюстью. Если веревку потянуть вправо, олень идет вправо. Если два раза резко дернуть, то идет, наоборот, влево. А если сильно натянуть на себя, встает на месте,— объясняет ученый.— Команд олень не понимает и на имя свое никогда не откликается.

Эвенки от Норильска, где базируется институт, живут к югу. А к северо-западу — вотчина ненцев, которые разводят оленей уже совсем по-другому: не доят, ездят не верхом, а в упряжках, стада пасут в тундре с помощью маленьких собачек-оленегонок.

Олени в тундре и в лесу — разные. В институте выделяют аж четыре породы: ненецкую, чукотскую, эвенкийскую и эвенкскую. Первые две для тундры, две другие — для леса. Даже на вид можно отличить: эвенкийские олени, например, крупные, самец весит до 180 кг, а вот ненецкие мельче — не больше 145.

Дикие и симпатичные

Олени довольно необычные существа. Например, они умеют общаться перестукиваниями копыт и подергиванием головы.

Еще у оленя нет желчного пузыря, поскольку жирной пищи ему все равно никогда не достается. А на теле отсутствуют потовые железы, поэтому он вынужден высовывать язык для терморегуляции. От этого олень, когда бежит, похож на персонажа мультика: уши в разные стороны, вытаращенные глаза и длинный язык набок.

Рядом с домашним северным оленем обитает и его дикий собрат. В силу многовекового отбора домашний тяжелее дикаря, крупнее и отличается сравнительно спокойным характером. Но даже специалист не всегда способен отличить одного от другого с первого взгляда.

— Я как селекционер смогу это сделать по особым признакам. Ведь дикий олень выше, масть у него светлее, морда острее и не такая длинная. Но оленевод в отличие от меня делает это интуитивно,— не без восхищения произносит Василий Гончаров.

Главное отличие — оно, конечно, в психике. У дикаря неистребимая охота к перемене мест. Осенью он откочевывает на юг, где корма больше, а весной — на север, подальше от гнуса. Маршруты миграции тянутся на сотни километров, и еще лет 20 назад кочующие стада пробегали по самым окраинам Норильска. Пришлось даже строить специальную отсечную изгородь. Самое главное, дикие олени могут подбить на путешествие и домашних.

— В поселке Усть-Авам были свои стада, но 28 лет назад прошел дикарь и увел их. Я как раз пришел в институт, когда был разбор полетов,— вспоминает Василий Гончаров.

Рога и личная жизнь

— Это только в сказках во главе оленьего стада идет красавец-самец с роскошными рогами. А на самом деле впереди всегда опытная старая важенка 8-10, а то и 12 лет. Пока она, например, не войдет в воду, никто не войдет,— рассказывает директор института.

Оленеводы это знают и пользуются. Если им надо перегнать стадо на новое пастбище, они просто берут важенку и ведут ее в нужном направлении. Но как именно олени решают, за какой самкой им следовать, совершенно непонятно — и оленеводам, и ученым. Это ведь самцы бьются за первенство чуть ли не до смерти, а самки строят иерархию по неизвестным законам.

Драки у оленей начинаются во второй половине сентября, с началом гона. И тут спокойное вроде бы животное совершенно звереет.

— Самку во время гона покрывают только один раз, поэтому самцы и дерутся,— объясняет ученый.— Такой случай раз в год нельзя упускать!

Впрочем, в оленьей агрессии виноваты, судя по всему, и люди тоже. Ведь каждый уважающий себя самец во время гона пытается отбить у конкурента гарем и отогнать его куда-нибудь в сторону. А оленеводы ежедневно сгоняют все стадо к чуму, самки перемешиваются, и "кавалерам" приходится сражаться за них снова.

Ученые ставили эксперимент: отправляли производителей в отдельные загоны, снабдив каждого парой десятков самок. И тут животные вели себя совершенно спокойно. Как это все-таки важно — пространство для личной жизни. Даже если живешь в стаде.

За время гона самцы (хоры) теряют по 15-30 кг веса. Но потом теряют рога и отъедаются за три недели. Самки же остаются рогатыми до весны, им ведь нужно все время беременности отбивать у сородичей дефицитный корм. А хору рога нужны только для размножения. Поэтому, если какого-нибудь оленя надо исключить из продолжения рода, достаточно просто срезать ему молодые рожки-панты.

Наука в тундре

— Опытные хозяева постоянно просят нас наладить грамотный обмен самцами-производителями,— рассказывает Гончаров.— А еще им нужна селекция, нужно согласование маршрутов, чтобы стада не сталкивались. Теперь ведь все хозяйства частные, так что организовать это непросто.

Коренным народам потихоньку передают и достижения современной ветеринарии: репелленты от комаров и оводов, антибиотики для обработки оленьих голов после срезки пантов.

— А знаете, что они всю жизнь кастрировали оленей зубами? Пережимали семенные канатики. Это долго, больно, олень орет, у человека лицо все в волосах. А мы лет 25 назад ввели для этой цели щипцы Телятникова,— рассказывает ученый.

А сколько способов переработки продуктов оленеводства в институте придумали! Ему принадлежат патенты на выпечку хлеба с порошком из пантов, на получение из этих пантов экстракта с помощью ультразвука, на консервирование селезенки северного оленя.

Впрочем, Василий Гончаров не склонен переоценивать роль науки в общении с оленями:

— Обращаться с ними коренные жители все равно умеют в разы лучше нас. Ученые приезжают не столько учить, сколько учиться,— считает он.— Другое дело, что, объездив кучу оленеводческих бригад, мы можем передать какие-то приемы и практики, которыми пользуются в другом месте.

У директора есть заветная мечта: добыть институту беспилотник, чтобы наблюдать за оленьими стадами. Но пока имеется только "Газель" без водителя. А если нужно в тундру — надежда на газовиков "Норникеля". Они, когда могут, берут ученых на борт вертолета.

Когда Гончаров только начинал работать, в институте было 300 сотрудников. Сейчас — чуть меньше 50, из которых только 28 по научной части. Научный сотрудник в институте получает 18-20 тысяч. А с полярными надбавками — до 28. По норильским меркам, если честно, просто смешно.

— Спрашивается, зачем было в вузе учиться, зачем спать в чуме, в палатке на морозах? — говорит ученый.

Вот один парень из лаборатории домашнего оленеводства ушел работать мясником. У него кредиты, а там 50 тысяч зарплата. Но вроде бы собирается вернуться, когда долги отдаст.

— Я и сам подрабатывал охотой,— признается директор.— Бывало, по 20 оленей в день забивал. Но кровь, лимфоузлы и молоко всегда брал для научного исследования

Сколько можно выручить за оленя, Гончаров знает досконально.

— Мясо у нас дешевое из-за обилия дикаря. Закупочная цена 80-100 рублей за килограмм. Это примерно половина живого веса,— тоном знатока объясняет Василий Викторович.— Еще есть печень и язык, и камус, кожа с конечностей. За ним специально из Якутии приезжают, по 400 рублей за каждый дают.

В общем, средний самец — это тысяч 8-9. А вот шкуры оленьи вообще никто не берет. Их прямо в тундре и выкидывают.

— У меня вот финский плащ из шкуры оленя и американский портфель — жена в магазине увидела, решила подарить. Почему-то у них это рентабельно, а у нас никто заниматься не хочет,— удивляется ученый.— А ведь с учетом дикаря можно было бы до 80 тысяч шкур в год обрабатывать. Если бы их принимали хотя бы по 500 рублей, местные бы их сдавали. И волос можно в дело пускать. Спасательные круги делать. Волос ведь у оленя с воздухом внутри, даже плавать при переправе помогает.

Директору не терпится все организовать разумно. Конечно, по всем отчетам, что нашим, что западным, выходит, что оленеводство во всем мире дотационное. Только очень немногие хозяйства могут окупаться. Но ведь если все сделать по науке, таких исключений могло бы быть больше.