ТОП 10 лучших статей российской прессы за
Авг. 15, 2017

Самым опасным последствием возникшего противостояния стало требование Рамзана Кадырова запретить прокат фильма на территории Чечни, за которым обещаны аналогичные требования ряда других регионов.

Подобный раскол единого идеологического и культурного пространства Россииеще опасней, чем кино любого, самого растленного содержания.

Да и расстановка «плюсов» и «минусов» в этом региональном противостоянии весьма провокационна – консервативно-монархическая Чечня, почитающая православного Государя, против Москвы или Екатеринбурга, над Государем глумящимихся. Диспозиция откровенно вредная, хотя бы потому, что настраивает столичную молодежь, части которой не нравится суровый исламский стиль города Грозного, против русской монархии и русской исторической традиции. Нет уж, если запрещать «Матильду» или ограничивать её прокат, то на территории России в целом.

Апологеты Учителя настаивают на том, что скандал высосан из пальца ради пиара депутата Поклонской. Мол, киношники имеют право на исторические вольности и изменение облика, поступков и мотивов исторических героев.

В конечном счете и фильмы про Цезаря и Клеопатру, и блокбастеры про Жанну д Арк, – чистейшей воды историческая выдумка, где совпадение с реальными фактами и соответствие показаниям источников лишь минимально.

Однако подобные ссылки на историческую вольность уместны, когда речь идет о постановках, касающихся отдаленных событий и эпох, которые уже никого не задевают. Шашни Цезаря с Клеопатрой для всех зрителей имеют лишь академический интерес. А вот если бы кто-то снял фильм в котором Жанна д Арк представала бы настоящей ведьмой или английской шпионкой – сомнений нет, что фильм вызвал бы во Франции, где Орлеанская дева не только национальная героиня, но и католическая святая, по меньшей мере непонимание и протесты.

Лев Гумилев в свое время говорил, что после Наполеона никакой истории нет. Есть пропаганда. За прошедшие десятилетия граница, быть может, чуть сдвинулась. Но вот всё, что после Крымской войны – это по прежнему пропаганда. И всерьез ссылаться на право художника вольно обращаться с историей не приходится. «Матильда» не исторический, не костюмно-исторический, не фэнтезийно-исторический фильм. Перед нами пропаганда, как пропагандой является любой фильм о Ленине, Сталине, Гитлере или Черчилле. Как пропагандой британского патриотизма эпохи «брэкзита» является нашумевший «Дюнкерк».

Пропагандой чего является «Матильда»? Пропагандой замшелого антимонархического мифа, буйное цветение которого в мозгах российского общества привело к падению русской монархии в 1917 году и погружению России в кровавый ад революционной смуты, гражданского братоубийства, раскулачивания и террора. Перед нами, пожалуй, один из самых кровавых мифов в истории – «Распутин спал с царицей», «императрица – шпионка Втильгельма», «царь-тряпка», «николашка кровавый» и прочее были пулеметными лентами, которые в последовавшие за свержением монархии 40 лет убили миллионы людей, в том числе немало и самих пропагандистов этих мифов.

Царефобия привела от екатеринбургского подвала к Бутовскому полигону с той же четкостью, с какой нацизм от «ночи длинных ножей» перешел к Дахау. Представим себе, что современный германский режиссер снимает фильм из жизни еврейской банкирской семьи в Германии 1920-х годов. Герои подкупают чиновников, наживаются на крови и поте немецких пролетариев, предаются безудержному разврату, плюют на кресты и т.д. Очевидно, что каждый здравомыслящий человек увидит в подобном произведении неонацистскую пропаганду. И реакция будет довольно жесткой.

К сожалению, большинство защитников «Матильды» явно недостаточно подробно представляют себе сюжет. Они полагают, что фильм посвящен романтическим отношениям молодой балерины и юного наследника престола, а потому радостно сообщают: «Я еще с детства слышал, что у Кшесинской и Николая был роман. А что тут такого? Принцу нельзя сексом заниматься?». С учетом наших представлений о нравах придворных обществ конца XIX века в таком и романе и в самом деле трудно найти что-то особо скандальное, даже с учетом последующей канонизации императора как страстотерпца.

Одна беда – никакого «секса» между Кшесинской и цесаревичем Николаем Александровичем не было. Дневниковые записи обеих сторон свидетельствуют о легких платонических отношениях, которые именно благодаря позиции Наследника так никогда и не стали чем-то большим, а после его обручения с принцессой Алисой Гессенской и вовсе прервались. В хранящихся в Музее имени Бахрушина дневниках Кшесинской её эротическое фиаско с наследником описано довольно откровенно. Таким образом, «знание» обывателя о романе Цесаревича и Кшесинской является ложным и документально опровергнутым.

Но дело, собственно, не в этом.