На встрече с Биньямином Нетаньяху президент США Байден, прибывший в Израиль на утро после взрыва в больнице Аль-Ахли, сказал: «Создается впечатление, что это сделала другая команда, а не вы». Использование слова «команда» (team) в данном контексте кажется странным, зато точно отражает происходящее. Нынешние ожесточенные конфликты – и российско-украинский, и в еще большей степени палестино-израильский – делят мир на группы болельщиков, горой стоящих за свою команду, что бы та ни вытворяла на поле. Фанатский сектор может испытывать разные чувства вплоть до злости и разочарования, глядя на игру своих любимцев. Но это неважно, поскольку главный инстинкт – отпор противоположной трибуне, объединившейся вокруг соперника.
По минному полю
Война в Палестине – очередной этап мирового переустройства. Началось оно на рубеже веков. Тогда казалось, что суть процесса задана концом общемировой военно-идеологической конфронтации ХХ столетия, а неизбежные задорины – издержки, не меняющие направления. Правда, число шероховатостей по мере шлифовки «плоского мира» не сокращалось, а нарастало. Обилие противоречий вело к накоплению напряжения, оно выплеснулось на исходе второго десятилетия века. Вероятно, катализатором послужил социально-психологический шок, который человечество испытало во время пандемии.
Войны на Южном Кавказе, в Восточной Европе, а теперь и на Ближнем Востоке начали фазу открытого силового сопровождения мировых политико-экономических сдвигов. Символично и закономерно, что по очереди взрываются проблемы, не получившие разрешения после холодной войны. Система взаимоотношений, установившаяся с исчезновением СССР и двухполюсного управления, в итоге не смогла ни обезвредить давние «мины», ни изолировать их, дабы ограничить эффект детонации. К сожалению, спящих устройств такого рода по миру разбросано изрядно, и мало надежды, что уже случившимися подрывами дело ограничится.
Мировой военно-политический кризис, таким образом, явление многосоставное, но целостное, хотя генезис каждого из его элементов свой. Соответственно, и ответ со стороны ведущих держав, особенно лидеров осыпающегося мироустройства, должен быть комплексный. Характер этого ответа проясняется и позволяет сделать предположения, что дальше.
Два в одном
Вернувшись из Израиля, Байден выступил с программным обращением. Составлено оно по всем канонам американской политической риторики, возможно, даже с прицелом войти в историю. Президент США считает текущий политический момент определяющим на десятилетия вперед. Человечество столкнулось с крайне опасным вызовом: «ХАМАС и Путин представляют разные угрозы, но у них есть нечто общее: они оба хотят полностью уничтожить соседнее демократическое государство… Мы… не позволим террористам, таким как ХАМАС, и тиранам, таким как Путин, одержать победу». Неспособность остановить врага чревата эффектом домино: «Потенциальные агрессоры по всему миру обретут смелость и попытаются сделать то же самое. Риск конфликта и хаоса может распространиться и на другие части мира – на Индо-Тихоокеанский регион, на Ближний Восток, – особенно на Ближний Восток».
Решение для Байдена очевидно: «Американские альянсы – это то, что обеспечивает нам, Америке, безопасность… Подвергать все это риску, если мы прекратим поддержку Украины, если мы отвернемся от Израиля, – совершенно невыгодно для США». И вывод: «Это разумная инвестиция, которая будет приносить дивиденды для американской безопасности на протяжении поколений, помогать нам беречь американские войска от опасности, помогать нам строить мир, который будет более безопасным, более мирным и более процветающим для наших детей и внуков».
На следующий день после Байдена с идентичной речью выступила глава Еврокомиссии Урсула фон дер Ляйен – и тоже из Вашингтона. «Эти два кризиса, хотя и различаются, требуют от Европы и Америки занять твердую позицию и встать плечом к плечу. Владимир Путин хочет стереть Украину с мировой карты. ХАМАС при поддержке Ирана хочет то же самое сделать с Израилем. Мы должны защитить демократии… Россия и ХАМАС очень похожи. Как говорит президент Зеленский, «суть одна». Отдельная виньетка от Европы – «мы не забыли, что во Второй мировой войне демократия победила фашизм и автократию. Этот триумф заложил основу мирного устройства. И это не только о прошлом, это определит и наше будущее». Тут главное, что из формулы победы в главном сражении ХХ века роль СССР изъята окончательно. Что, впрочем, ожидалось.
Скоординированные заявления с двух берегов Атлантики – понятный сигнал. В западном мире объявлена всеобщая политико-идеологическая мобилизация. Объединение разнонаправленных вызовов в один – стремление упростить картину и воссоздать подобие холодной войны. Демократии против автократий, полюс добра против полюса зла. Такая структура хорошо знакома и относительно легко управляема. Цель оборонительная, точнее, охранительная – недопущение дальнейшей эрозии международной иерархии, которая сложилась под эгидой Соединенных Штатов. Задачи обращения новых стран и народов в свою веру, как это было в девяностые и нулевые, уже не стоит. Но и допускать выхода из «правильного» лагеря политического Запада нельзя.
Один полюс, один путь?
Схема была бы вполне рабочей, если бы дело происходило полвека назад. Тогда наличие двух полюсов признавалось обоюдно, что позволяло структурировать конфронтацию и делать ее более упорядоченной, то есть менее опасной. Сейчас ситуация иная. Попытка воссоздать привычный тип конфронтации предпринимается с одной стороны, но с другой никакого «полюса» нет. Есть обширный набор стран, народов и организацией, которые руководствуются своими интересами и не собираются в обязывающие объединения. Даже те, кто находится в жесткой конфронтации с Западом, – Россия, Иран, Венесуэла, проводят каждый свою линию, хотя и могут выборочно взаимодействовать друг с другом. Что же касается всех остальных, кого у нас сейчас стало принято называть «мировым большинством», то их объединяет как раз принципиальное нежелание действовать по общим лекалам.
Тема неоднозначности отношения Запада и остального мира (по-английски звучит элегантно – the West and the Rest) появилась сразу после западного триумфа в холодной войне. Многие видные интеллектуалы, наиболее заметным из которых был Сэмюэл Хантингтон, ставили под сомнение распространившееся тогда представление о безальтернативности либерально-демократической модели. В середине 1990-х он писал, что Запад может сохраниться и усилиться, если не будет претендовать на свой универсализм, воздержится от навязывания другим культурам собственного опыта. Но на практике, однако, возобладал другой подход – только переустройство мира в соответствии с западными ценностями обеспечит Западу безопасность, а всем прочим – благополучие. Целесообразность этого ставилась под сомнение и в западном мейнстриме, один из его знаковых представителей Фарид Закария уже в 2008 году издал книгу, называвшуюся «Постамериканский мир и подъем остальных». Главная ее мысль – эпоха, когда США и их единомышленники могли делать всё, что считали нужным, закончилась, на пятки начинают наступать другие страны.
Тем не менее и в нулевые, и в десятые годы идеологическая линия, предполагавшая ценностную монополию, оставалась лейтмотивом, постепенно все более инструментальным. Байдену с самого начала выпала функция аварийной службы – приводить систему в порядок после политико-экономических катаклизмов. Правда, подразумевалось, что последние – аномалия, а то, что было до них, – норма, к которой так или иначе и надо вернуться. Однако события приняли совсем иной оборот. Байден оказался в центре самого серьезного военно-политического кризиса, переживаемого Америкой более чем за полвека. Плановые ремонтные работы превратились в прохождение жесткого краш-теста.
Незаменима, как и было сказано
Подход Байдена, выраженный в речи произнесенной, по возвращении из Израиля, – сплав основных американских идеологем тридцати с лишним лет. А именно: идеи об Америке как флагмане и защитнице демократии, наличии «оси зла» (этот термин не употреблялся, но легко считывался), которой надо дать решительный отпор, необходимости отстаивания порядка, основанного на правилах (этот термин тоже не употреблялся, но суть его Байден изложил). Интересно, что в наименьшей степени в речи представлена последняя по времени стратегическая новелла – о противостоянии великих держав как главного явления современного мира (в выступлении, кстати, вообще не упоминался Китай). Она была введена в оборот при Дональде Трампе, главном антагонисте Байдена. Нынешний президент от нее официально не открещивался, однако ему ближе предыдущие либеральные концепты. Не случайно он вспоминает и цитирует госсекретаря США 1990-х годов Мадлен Олбрайт с ее идеей об Америке как «незаменимой державе».
Обстановка с тех пор изменилась принципиально. Прежде всего в самих Соединенных Штатах. Отсюда настойчивые напоминания Байдена, что поддержка демократий в других частях света – это выгодно американцам, удачная инвестиция, которая принесет дивиденды. Собственно, убеждать сограждан, нацию самодостаточную и внешним окружением интересующуюся весьма умеренно, в необходимости активной внешней политики – занятие президентов США как минимум с конца XIX столетия. Отличие в том, что большинству предшественников Байдена приходилось агитировать за то, чтобы выходить (все шире) на международную арену. А ему надо доказывать, что с нее не нужно уходить, сбрасывая уже взятые масштабные обязательства, которые стали каркасом определенного мирового уклада.
Внутреннее напряжение
Палестинский конфликт в гораздо большей степени, чем украинский, продемонстрировал две линии размежевания – на мировой сцене в целом и внутри Запада.
На международной арене зверства, совершенные ХАМАС в момент вторжения, быстро оказались в тени массированного израильского ответа и его последствий. А вместе с этим актуализировался весь комплекс претензий мусульманского сообщества, шире – развивающегося мира, по поводу того, что мир развитый давно безразличен к судьбе палестинцев и ничего не делает для решения проблемы государственности. Особенно это бросается в глаза на контрасте с солидарностью и сплочением, проявленными в отношении Украины. Единого фронта в поддержку Палестины и против Израиля в среде «мирового большинства» не формируется, зато ускоренно исчезает остававшийся пиетет в отношении Запада – в его моральные принципы не верят давно, а теперь под сомнением и политическая дееспособность.
В США и Европе истеблишмент однозначно встал на сторону Израиля, а общественное мнение, мягко говоря, диверсифицировано. Возникает запутанный клубок. Симпатии к палестинскому делу и осуждение жесткости, присущей израильскому подходу, свойственны леволиберальной части западного мейнстрима. Именно она составляет идеологическую основу современного Запада. Однако задача номер один – консолидация Запада, и выбор делается в пользу традиционного военно-политического союзника (Израиль). Выбор парадоксальный, поскольку у власти там – самое правое, до экстремизма, правительство в истории еврейского государства, настоящий антипод всего, что проповедуется в западных прогрессистских кругах. Возникает нерешаемое внутреннее противоречие.
Между тем демографический состав западных обществ меняется не в пользу Израиля – растет доля мусульман и, в частности, арабов. Поэтому если прежде правительства Франции, Германии или Канады могли, не опасаясь политических последствий, занять четко произраильскую позицию, то теперь не учитывать мнение сторонников палестинцев все труднее. Отсюда нужда в том самом командном духе – поддержание настроя болельщиков боевитыми кричалками. Если верить утечкам, несгибаемо произраильская позиция руководства уже вызвала недоумение немалой части сотрудников и в Госдепартаменте, и в аппарате Еврокомиссии. Это иллюстрация растущего внутреннего напряжения, особенно в Европе.
Геополитическая плазма
Война 2023 года не решит бесконечного палестинского вопроса. Но она уже стала вехой мировой политики. Международное устройство приобретает странную форму. Используя принятую, хотя все менее пригодную метафору полюсов, его можно назвать полуполярным.
С одной стороны – сообщество культурно и исторически близких стран, которые, говоря привычным нам языком, борются за то, чтобы не допустить пересмотра итогов холодной войны. Они нацелены в этой связи на максимальную консолидацию и противодействие неблагоприятным для них тенденциям. Специфика, однако, в том, что задача консолидации – не только внешняя, но и внутренняя. Количество общественно-политических противоречий внутри государств западного сообщества растет. Потребность в объединяющей угрозе извне объяснима. Но желательно, чтобы угроза эта не была чрезмерной. Возникает необычный феномен объединения вокруг чужой войны – под аккомпанемент заверений, что «своей» она никогда не станет (ни в коем случае не будем участвовать напрямую).
Это тоже понятно – общества в массе воевать не хотят ни в Европе, ни в Америке. Отсюда и постоянная мантра, более откровенно высказываемая американцами, завуалированно европейцами, что помощь союзной им воюющей стороне (Украина, а теперь, видимо, и Израиль) – выгодная инвестиция. Ну а поскольку внутреннего единства действительно нет, и даже такой «торгово-закупочный» подход многих не устраивает (зачем мы тратим столько денег?), нужен постоянный разогрев настроений в фан-зоне. СМИ делают это даже без специального приглашения, они теперь просто так работают. А если что, то можно и стимулировать.
С другой стороны – разнообразные страны, которые заведомо не объединяемы ни в какой общий полюс, но и по отдельности (если брать наиболее крупные и амбициозные) полюсами в прежнем понимании не являются. Современные сферы влияния/притяжения – нечто совсем другое, чем то, что знакомо нам из истории. Принцип иерархии, простого подавления более слабых сильными не работает в ситуации сложной асимметрии отношений и разнонаправленности взаимосвязей.
В этом смысле Запад остается единственной группой государств, где есть работающая система подчинения. Во главе иерархии – Соединенные Штаты, которые на данный момент упрочили доминирование. Но именно в пределах своего «полюса».
Представители остального мира (того самого the Rest, что само по себе глубоко порочная западоцентричная формулировка) к объединению не склонны, на противостояние Западу не настроены. И когда Запад предлагает выгодное взаимодействие, прочие охотно соглашаются. В том числе для достижения баланса, например, на региональном уровне. Однако субординация, следование единой линии не востребованы. Между тем западный подход по-прежнему такое подразумевает, и попытки добиваться подобного встречают если и не жесткое сопротивление, то достаточно эффективный саботаж.
Полуполюс, окруженный чем-то вроде геополитической плазмы, – состояние международной среды сегодня. Она заведомо неустойчива и переходна, хотя переход может быть долгим. Один из вариантов, куда это может эволюционировать, – эскалация того самого обойденного Байденом «соперничества великих держав», скажем, по мере роста напряженности между США и Китаем. Правда, Соединенные Штаты, кажется, хорошо понимают, насколько выгодна опосредованная война, и в китайском случае постараются использовать тот же инструментарий. КНР тоже не из числа тех, кому свойственны азарт и кураж. Опасность же может исходить из внутреннего перенапряжения, если описанными методами его не удастся купировать, и оно выйдет из-под контроля.
Что все это значит для России и как ей себя вести – тема для отдельной статьи.
0
44.25
