Когда все началось? Это как пересказывать стихотворение: своими неуклюжими, второстепенными словами пересказывать все то, что она делала.
В 1990-е годы мы жили в Штатах (только подумать, мы провели там 18 лет), у нас была большая ферма, кругом глухие места и природа – божественно красивая. Помню, все говорили: это городская девочка, куда ты ее тащишь? Выдержит шесть месяцев, считай, повезло. Но Лизавета – это сундук, полный всяких противоречий. И городская, и прекрасно уживающаяся в Вермонте, в этой Америке XIX века. В то время у Кураева (Андрей Кураев – религиозный деятель, блогер. – Прим. GQ) был форум в интернете, где Елизавета начала публиковать свои замечания. Уже тогда она много занималась благотворительностью. Постепенно у нее появились поклонники. Одним из них оказался человек при деньгах, который купил ей страницу в «Живом журнале». Ни Лизавета, ни я тем более не знали, что это такое. А он приобрел аккаунт с максимальным уровнем доступа – на всю жизнь, со всякими новыми прибамбасами. Чтобы начать вести блог, нужно было выбрать какое-то погоняло. Это он придумал «Доктора Лизу». Лизавете ник страшно не нравился. Она говорила: «Звучит как лекарство для детей: принимайте доктора Лизу».
Она была очень хорошим писателем. Просыпалась в пять утра, садилась за компьютер и на одном дыхании набирала текст. Еще при жизни я хотел собрать ее дневники и выпустить книгу. Но ей было не до этого.
Из дневников Доктора Лизы
6 февраля 2006 года:
«Укладываю спать младшего. Под подушкой нашла написанный от руки плакат. Кривыми такими буквами.
«ХОСПИС ОТНИМАЕТ РОДИТЕЛЕЙ».
К моему отъезду в Москву приготовил.
Он прав».
«Доктор Лиза» – прекрасный кассовый, массовый фильм. Это быстро заметили критики «Новой газеты». Как Пушкин когда-то назвал Баратынского чересчур умным, так и критики назвали игру актеров (в главных ролях Чулпан Хаматова и Константин Хабенский. – Прим. GQ) чересчур хорошей. Эта картина – абсолютно правдоподобный собирательный день из жизни Лизаветы. Смеюсь, потому что на ум сразу приходит «Улисс».
Идея проекта принадлежит Александру Бондареву, старому другу семьи и в чем-то даже подопечному Елизаветы. Они были близки, он часто заходил к нам и сразу же подтянул меня к работе над картиной. В первую очередь я решил позвонить Дуне Смирновой. Сказал: «Слушай, нам нужен сценарий, не хочешь его написать? Ты Елизавету знала, она приходила в «Школу злословия». И кстати, мать Дуни была волонтером в фонде. Типичная Елизавета – она всегда притягивала людей. Дуня ответила: «Я бы с радостью это сделала, но только что закончила сценарий по Вертинскому, и эти сволочи из него все вырезали. После этого я сказала, что сценарии больше не пишу. Но у меня есть знакомая, очень хорошая писательница, она сможет помочь». Это была Мария Степнова.
Тогда появился следующий вопрос: кто будет играть Елизавету? Я предложил Чулпан Хаматову, и Бондарев ответил: «Да, но это безнадежно. Ты ничего не понимаешь в этом мире. График Чулпан расписан на пять лет вперед». Наверное, во мне прочно сидит американец, поэтому я все же попросил ее номер телефона. Позвонил, представился, она ответила, что играет пьесу в «Гоголь-центре», но заканчивает в семь вечера. «Если вам будет удобно – заезжайте». Приехал пораньше, мы пошли к ней в гримерку, и я сказал, что появилась возможность сделать фильм о Елизавете.
Они с Чулпан были близкими друзьями, очень уважали друг друга и менялись подопечными. Елизавета не занималась детьми, как она сама говорила, потому что 78 процентов всех благотворительных фондов занимаются ими, а она хотела помогать тем, с кем никто не работает. Лизавета отправляла детей к Чулпан в «Подари жизнь», а Чулпан часто звонила ей и рассказывала о стариках, которым нужна помощь. Когда я стал вспоминать об этом, Чулпан сказала: «Я сочту за честь сыграть в этом фильме. И если все удастся, это будет одна из главных ролей в моей жизни». Честное слово, я не плаксивый по характеру человек, но у меня пошли слезы. И что меня удивило: Чулпан подошла ко мне, обняла и просто подержала. Долго, как Лиза. Дольше, чем положено.
Из дневников Доктора Лизы
10 марта 2006 года:
«Не понимаю. Ведь обычные вещи делаем. Покормить, вымыть, посидеть. Не лечу ведь – утешаю в основном и обезболиваю. Почему больные и их родственники благодарят так, как будто мы спасаем их? Не оттого ли, что естественное желание помочь вытравлено из сознания людей?»
Первый сценарий не получился. Когда Чулпан встретилась с продюсером, она даже спросила: «А вы действительно продюсер?» Мне она очень понравилась этим: с одной стороны, абсолютный профессионал, а с другой – девочка, которая хочет понять, куда ее привезли. Она по-настоящему добрая. Добрых людей не так много.
Водитель Лизаветы, Рустам, когда-то потряс меня. Мы были в машине, куда-то ехали, и он сказал: «Знаете, Глеб Глебович, я вообще не знал, что такое доброта, пока не познакомился с ней». Тогда я понял, что есть люди: они не плохие и не хорошие. Просто для них понятия такого не существует – доброта. Особенно здесь.
Из дневников Доктора Лизы
22 октября 2010 года:
«На перевязку в нашу «скорую» пришел бездомный, которого подожгли подростки. Облили чем-то ноги и подожгли. Спящего. Слава Богу, люди добрые вызвали «неотложку». Два месяца он пролежал в больнице. Это не первый и не последний случай поджогов ЖИВЫХ людей, их избиений, пинков, толчков и прочего унижения и вреда, который люди наносят другим людям. Мне пора бы и привыкнуть. Но. И меня, и вышедшего из отпуска Петровича потряс не факт поджога, а то, как об этом сказал сам несчастный. «Что с вами случилось?» – «Меня подожгли. Облили и подожгли, пока я спал».
Слушайте, она знала имена и биографии каждого из пяти сотен детей, которых вывезла из Донбасса. Не понимаю, как память может сохранить такое количество информации.
Эта война ее потрясла. Лизавета была готова ко всякому горю, трагедии, несчастью, но когда человек сознательно делает с другим человеком такое – это она не могла пропустить через себя. И момент в кино – я озвучил это случайно, когда писали сценарий: конец фильма, она – Чулпан, звонит мне – польскому актеру (Анджей Хыра. – Прим. GQ) и говорит: «Глебушка, я хочу к тебе в карман». Тут у меня, как в плохом мультфильме, во все стороны хлынули слезы. Ей бывало очень плохо.
Из дневников Доктора Лизы
30 октября 2007 года:
«Я пишу о том, что вижу. Меня часто обвиняют в том, что я предвзята в отношении врачей, родственников и чиновников. Моя правда – на стороне больного. Прав он или не очень. Нравится это кому-то или раздражает. Я не могу по-другому. Когда смогу – надо будет уходить в идеальные жены. И когда-нибудь я сделаю это».
Она каждые выходные проводила дома. Я лишь потом это сообразил. Кроме последних выходных. В пятницу возвращалась поздно, потому что они собирались в фонде, играли, выпивали, и в субботу просто сидела в квартире. Приходила ко мне в кабинет, и мы болтали-болтали два часа, а может, и больше. А потом она внезапно вставала и уходила и через некоторое время снова возвращалась ко мне. Как-то я вышел из кабинета посмотреть, что происходит, и до меня наконец дошло: она уходила поговорить с Надеждой Григорьевной (родственница. – Прим. GQ), чтобы та не чувствовала себя отстраненной. Елизавета была невероятно добра. И не любила это афишировать. Дмитрий Быков где-то писал: ну нельзя так, нужно делать добро, когда этого никто не замечает. А ее слава, она больше, чем кого-либо, раздражала ее саму. Это был капкан. С одной стороны – ей всегда было чуждо рассказывать о себе, а с другой – благодаря этому у Лизаветы была возможность помогать людям. Масштабно. Она могла в два часа ночи позвонить какому-то министру на домашний телефон и сказать: «Нет, так не годится, мне нужно сейчас». Заставить написать грамоту бездомному – за успехи в борьбе с мировым злом – и лично ее вручить.
Буквально за неделю до кончины она сказала: «Слушай, Глебушка, мне скоро нужно уйти на пенсию». Ей было бы 55 лет. «Я хочу уйти из фонда». Как уйти? «Нет, я не уйду, конечно, я стану президентом. Фонд я не брошу». Помню, я тогда пошутил: «Тогда мы купим тебе кресло-качалку, будешь дома сидеть и носки вязать». Она немного обиделась на меня: «Нет, серьезно». Тогда я стал задавать ей вопросы один за другим, но Елизавета меня остановила: «Ты подожди немного, мы сейчас съездим в Алушту, – а мы каждый год там отдыхали, – погуляем по набережной и все обговорим». Но домой она не вернулась.
Из дневников Доктора Лизы
17 июня 2008 года:
«Отвечаю на часто повторяющиеся вопросы. «Какого цвета у вас глаза или линзы?» Зеленого. Ни линз, ни очков я пока не ношу. «Ваш муж читает ваш дневник?» Нет. «Вы любите сейчас?» Да. «Вы можете полюбить человека вновь?» У меня никогда не получалось разлюбить. «С чем вы никогда не смиритесь?» С ложью. К сожалению, в этом вопросе я бескомпромиссна. «Как, на ваш взгляд, нужно относиться к мужчинам?» Уважать, доверять, баловать и любить. «Сколько олигархов вы знаете?» Троих. «Вы хотите еще иметь детей?» Да. «Чего вам не хватает?» Времени и терпения. «Вас обещали носить на руках?» Нет, но иногда носят.
Она постоянно улыбалась, любила разыгрывать людей. И в то же время плавала в этом дерьме вокруг. Любила духи – понятно почему. Была женственной. Любила веера, кружева, оборки, плетеные корзины, лаванду, брошки с камеями и вообще изящные старомодные женские принадлежности. Мне очень жаль. Мне, конечно, очень жалко. Теперь это смешное замечание, но я очень ждал, что мы вместе проведем старость.
Из дневников Доктора Лизы
12 января 2009 года:
«Я часто задаю себе вопрос: узнаем ли мы друг друга там, куда все уйдем?
Ты не думал об этом никогда?
Все казалось когда-то сплошной весной. И не думалось об осени. Ни тебе, ни мне. И о несбывшихся мечтах не думалось. Сейчас все еще так живо, и от этого так бывает тебе больно. И от неизбывности тоски, и от осознанности выбора, и от придуманных нами обид и непридуманного, неподдельного счастья.
Хотя, казалось бы – как от счастья может быть больно, правда? Оказывается – может. Но тем не менее – оно манит нас. Не боль, не печаль, а счастье. Счастье, которого кто-то может испугаться, а кто-то – нет. Но каким бы ни был выбор каждого из нас – он все равно – наш. Вместе. Как наша нежность, как наши руки и молчание вдвоем. И наше небо, в которое смотрим ты и я. Как раньше. И те, кто любит, обязательно узнают друг друга. Здесь. Или там».
После 30 лет вместе с ней меня многое удивляет в жизни. Нельзя это объяснить, нельзя словами уловить. Я думал, что все пары живут в близости. Но когда осмотрелся вокруг, понял, как часто встречается в мире непонимание и жестокость. Даже между теми, кто вместе. У меня нет способности переваривать это, какая была у нее. Я просто расклеиваюсь.
0
