В правилах журнала «Эксперт» выбирать человека года из числа тех политиков, предпринимателей, общественных деятелей, в действиях которых наиболее ярко проявился новый тренд, который в уходящем году начал оказывать мощное влияние на жизнь страны. В 2014 году сомнений не было: Крым + Путин — именно эта пара1, событие и человек, кажется, на долгие годы определила тренд, в рамках которого будет жить Россия. Но чем сложнее событие, тем труднее определить словами, в чем его суть. Сегодня мы бы решились обозначить его так: Россия вернулась в историю, но вернулась не только как государство с его институтами, в историю вернулась российская нация. Вернулась, по мнению части западного мира, нахально — со своим пониманием правильной концепции мироустройства, с ясным осознанием своих территориальных притязаний и, более того, — с готовностью жертвовать благополучием сегодняшнего дня во имя сохранения нации. И как бы ни разворачивались события дальше, даже если мы будем проигрывать в чем-то, историческое рождение состоялось.
Наш собрат по делу — журнал «Русский репортер» пишет по поводу Крыма: «… преодолеть оборонительную парадигму не получается. Мы вернули себе крымский форпост, крайне важный в национальной ментальной географии, но на самом деле мы по-прежнему не знаем, что кроме языка, общей истории и “вежливых” людей нас скрепляет». И так размышляет сегодня значимая доля российской интеллигенции. Но коллеги зря переживают. Территория (ясное представление о своих границах), язык, история и люди, готовые все это защищать с оружием в руках, и есть четыре главных признака состоявшейся нации. Идеология — это выдумка западных политиков и интеллектуалов, не нужная, а иногда и опасная для существования народа. Именно идеология делает нацию агрессивной и сулящей беды другим народам и себе. В свое время многие великие державы обожглись сами и обожгли мир своей идеологией — Франция, Германия, теперь Америка.
Нация — это не армия, несущая свой свет по всему миру. Нация — это наилучший способ совместного проживания многих людей, которым не надо искать ответ на вопрос, зачем они живут здесь, и живут именно так. Семья не наступает и не обороняется. То же верно для нации.
Присоединение Крыма — событие удивительное по многим причинам. Прежде всего потому, что оно совершенно неочевидное. В самом деле, оглядываясь назад, непросто найти, что называется, объективные основания для принятия столь радикального решения. Нет, конечно, все ранее высказывавшиеся аргументы о том, что после переворота киевская верхушка готовилась бросить (уже отправляла) боевой актив на полный разгром остатков русского самосознания и его носителей в Крыму и Севастополе и что окончательная потеря полуострова обернулась бы в скором времени базами американского флота, — они все верные. Вот только тогда, в конце февраля — начале марта, все это оценить, а тем более принять столь жесткое решение было непросто…
Непросто было поставить одно это решение против всей системы отношений России и Запада. Непросто было поставить это решение против более-менее налаженной системы отношений внутри страны. Ведь, по большому счету, успеха никто не гарантировал: не было гарантий, что присоединение Крыма пройдет столь гладко; не было до конца ясно, насколько жесткие ответные меры может принять Запад; не было, в конце концов, ясно и то, как отреагирует российское общество. Понятно, что какой-то расчет был, но понятно и то, что, несмотря на слова пикейных жилетов, в столь масштабном процессе до конца ни в чем нельзя быть уверенным. Человек, принимающий столь масштабное решение, не может не мыслить историческими категориями. Ради рейтинга? Рейтинг у Путина и так был весьма приличный. К тому же ради рейтинга обычно бомбят непонятные далекие страны, а не проводят сложнейшие стратегические операции.
Чтобы принимать такие решения, совершенно необходимо иметь обостренное историческое чувство. То, что Путин мыслит именно историческими категориями, стало ясно уже в 2013 году — на его выступлении на Валдайском клубе. Именно тогда Путин впервые публично и четко заговорил о национальной идее, о ее необходимости для России и о необходимости участия государства в ее формировании: «Государство, власть, интеллектуальный и политический класс практически самоустранились от этой работы, тем более что прежняя, официозная, идеология оставляла тяжелую оскомину… Практика показала, что новая национальная идея не рождается и не развивается по рыночным правилам. Самоустроение государства, общества не сработало, так же как и механическое копирование чужого опыта…»
Для многих (как сторонников, так и оппонентов президента) это прозвучало неожиданно. Критики не заставили себя долго ждать: кто-то заявил, что все это бессмысленно и1 России надо вернуться на столбовую дорогу цивилизации, а кто-то — что этого мало и требуются более решительные слова и действия. Шло время, могло показаться, что все это было сказано впустую. Однако Крым2014 показал, что слова эти не были лишь риторикой, но имели реальное наполнение. А то, что эти слова не были кем-то восприняты всерьез, — это упущение тех, кто не привык серьезно относиться к спокойным высказываниям.
Путин же в последние годы неоднократно (и по нарастающей!) предупреждал, что Россия не будет мириться с игнорированием ее интересов. Это и Мюнхенская речь 2007 года, которая произвела на западный истеблишмент шокирующее впечатление своими холодными интонациями: «Сейчас же нам пытаются навязать уже новые разделительные линии и стены — пусть виртуальные, но все-таки разделяющие, разрезающие наш общий континент. Неужели вновь потребуются долгие годы и десятилетия, смена нескольких поколений политиков, чтобы “разобрать” и “демонтировать” эти новые стены?» Это и «Валдай-2013», где Путин вернулся к теме «красных линий», за которые никому заходить нельзя. Наконец, в известном смысле в качестве подобного предупреждения вполне можно расценить и наигранную на рояле перед широкой публикой в 2010 году мелодию песни «С чего начинается Родина».
И похоже, что если не в географическом, то во временном смысле наша нынешняя Родина в самом деле начинается с Крыма. То воздействие, которое оказал Крым (а затем, конечно, и западное давление и война на Донбассе) на российское общество, указывает на то, что именно тут произошло нечто, что возвестило об историческом выздоровлении России. Возвращение Крыма парадоксальным образом исцелило и советскую травму (Хрущев Крым отдал), и постсоветскую (Ельцин державу развалил); не менее ясно срезонировало с еще более ранними периодами — Крымской войной XIX века и с приходом христианства на русскую землю. Воссоединение с Крымом выявило соразмерность масштаба нынешней России с ее историей. Показало, что это не какое-то непонятное образование, странным образом оказавшееся на данной территории, но реальный субъект, имеющий глубокое сродство со своей историей. И именно это (где-то даже неожиданное!) открытие отозвалось в народе такой радостью и гордостью.
Теперь это включение массы самых различных людей в исторический процесс (общая поддержка, множество потоков гуманитарной помощи и т. п.) становится важнейшим политическим ресурсом Путина. Мы имеем принципиально иную ситуацию: общество не просто ждет от лидера перемен, оно действует и высказывается. И это позволяет не просто решать какие-то текущие задачи, это дает шанс на деятельную выработку национальной стратегии.
«Мы также понимаем, что идентичность, национальная идея не могут быть навязаны сверху, не могут быть построены на основе идеологической монополии. Такая конструкция неустойчива и очень уязвима, мы знаем это по собственному опыту, она не имеет будущего в современном мире. Необходимо историческое творчество, синтез лучшего национального опыта и идеи, осмысление наших культурных, духовных, политических традиций с разных точек зрения с пониманием, что это не застывшее нечто, данное навсегда, а это живой организм»,
— заявил Путин на Валадйском форуме в 2013-м. И это высказывание, безусловно, дает ключ к пониманию того, почему сам Путин не форсировал и не форсирует каких-то кардинальных общественнополитических перемен. Волевое влияние лидера, конечно, может дать быстрый результат, но оно не способно подменить собой живой процесс исторического творчества нации. Значение Крыма — и событий 2014 года в целом — как раз в том, что он этот процесс запустил.
Однако, в связи с Крымом особенно, сегодня чрезвычайно важно преодолеть принципиальную слабость нашего хозяйственного развития. Путин пытается опираться на внутренние силы, ища стратегических решений в экономике. Но здесь он пока не находит опоры. Напичканная узколиберальными соображениями (либо прикрывающаяся этими соображениями) значительная часть управленческой элиты наотрез отказывается не то что менять стратегию, искать рабочие варианты насыщения страны инвестициями — даже просто думать. Практически все значимые институты управления национальным хозяйством и многие крупнейшие компании действуют в своих узкокорпоративных интересах, которые заключаются либо в сохранении места, либо в сохранении маржи. Путин уже два года пытается возвращать капиталы домой. Они не возвращаются. В последнем послании он объявил о налоговой амнистии на возвращаемые капиталы, но маловероятно, что и этот шаг окажет воздействие. При этом нельзя сказать, что президент лишен политической поддержки всего национального капитала. Малый и средний бизнес, укорененный в стране, губернаторский корпус, средние частные банки и примкнувшая ко всем ним техническая интеллигенция являются естественной опорой для страны, находящейся в экономической полуосаде. Настоящей же драмой этой части момента является то, что они как находились, так и находятся вне зоны интереса банкующих управляющих национальной экономикой. Сможет ли Путин в наступающем году найти ход, который заставит экономические власти работать на национальную экономику, — от этого во многом зависит, в какой степени Запад готов будет уступать нашей нации на политическом поле.
60.0
120.00
