— Вы уже больше 20 лет работаете на телевидении, и за это время сменили много разных образов. Как вы сейчас можете охарактеризовать свой стиль?
— Мне очень повезло с профессией. Во многих смыслах, и в том, что касается одежды, тоже. Я могу во время работы на себя столько разных образов примерить, что в жизни уже нет никакой необходимости выражаться через внешность, кому-то что-то доказывать.
В молодости я одевалась так, чтобы максимально привлечь к себе внимание. Моя одежда буквально кричала: «Эй, посмотрите, я не такая, как все, я другая! Я индивидуальность, личность!» Сейчас уже все про себя знаю и не нуждаюсь в том, чтобы еще и с помощью одежды что-то демонстрировать. Впрочем, это не значит, что я все время хожу в мятой футболке и в пижамных штанах. У меня есть свой образ, свой стиль, который я нашла и которому верна, но это уже скорее отражение моего настроения в текущий момент, а не манифест.
— В вашем детстве родители заботились о том, чтобы вы хорошо выглядели?
— Меня наряжали как куклу! Одна мамина подруга была замужем за военным, они жили в ГДР. У них не было детей, и они часто слали мне подарки. Мама рассказывает, что нас часто останавливали на улице и спрашивали: «Боже, где вы взяли это чудо!» — и показывали на мои невероятные «зефирные» платья.
В то время с одеждой у многих был напряг, но в нашей семье все большие модники — и родители, и бабушка. Особенно всегда удивляла бабушка Таня. Несмотря на то что денег у нее не было вообще, она выглядела потрясающе. У нее стояла швейная машинка «Зингер» столетней давности, и она шила себе блузки, юбки, умудрялась одно и то же пальто перешивать из года в год, добавляя к нему то какую-нибудь красивую пуговицу, то воротник оригинальный, и выглядело все это очень стильно и дорого.
Мама пошла по ее стопам. Однажды в студенческие годы ее даже забрали в милицию за неподобающий вид. Мама училась в Харьковском университете и старалась не отставать от моды. У нее, как и у многих тогдашних студенток, были сандалии, которые на студенческом сленге называли «христосики» — такие, знаете, на платформе и со шнуровкой до колена. Как раз незадолго до того вышел фильм «Бриллиантовая рука», где в похожих сандалиях проститутка соблазняла главного героя на заграничных улицах. «Цигель-цигель, ай-лю-лю», помните? Вот в таких сандалиях и в юбочке из шотландки, которая еле-еле прикрывала то, что должна прикрывать, мама ходила по улице. У нее красивые ноги, и она не считала нужным их прятать. Но милиционер не оценил ее наряда.
Папа был бригадиром стройотряда, на каникулы уезжал на Север, неплохо там зарабатывал и тратил все что мог на одежду. Хотя он рос в жуткой нищете (он родился в 1945 году, детство провел в Красноярском крае), но при этом к одежде относился очень бережно. И даже когда ехал в стройотряд, он свой ватничек аккуратно отглаживал утюжком.
Его мама жила в Молдове, в Гагаузии, с районным центром — городом Чадыр-Лунга. Вот в этой Чадыр-Лунге было два больших универмага, в которые из близлежащей социалистической Румынии попадали немыслимые югославские плащи, гэдээровские ботинки, чехословацкие брюки. А поскольку в Гагаузии вся эта роскошь никому не нужна, универмаг был завален дефицитом. Поэтому, от бабушки мы всегда уезжали к себе в Донецк с нарядами.
Когда мне было 7 лет, мама развелась с папой и вышла замуж второй раз. Мой отчим работал начальником участка на шахте и по советским меркам получал неплохие деньги. А тратить их было особо не на что. Автомобиль новый получалось купить, только отстояв безумную очередь. Ездить по разным странам тоже было, как вы понимаете, затруднительно. Поэтому ничего не оставалось, как покупать одежду. Добывали чеки для валютных магазинов «Березка». Там можно было приобрести джинсы, меховые шапки и прочую роскошь. Ну, и рынки никто не отменял.
В середине 1980-х мама ездила на Западную Украину, на границу с Польшей. Оттуда она привозила всякие польские варенки, джинсу, кроссовки, цветные резинки для волос.
В общем, крутились как могли, но выглядели при этом просто замечательно.
— И ни разу не попадали в ситуацию, когда чувствовали себя не в своей тарелке?
— Было и такое. В 1991 году мы с мамой приехали в Москву на вступительные экзамены в МГУ, на факультет журналистики. Отправляемся гулять по городу, надеваем все самое лучшее. А «все самое лучшее» — это польские синтетические спортивные костюмы неоновых цветов, такие дутые, с брюками-бананами и объемной «олимпийкой» на молнии. У мамы — салатовый, а у меня — цвета фуксии. Свой наряд я дополнила столь же актуальными в тот год красивыми пластиковыми босоножками под названием «мыльницы» перламутрово-розового цвета. И вот гуляем, заходим в гастроном «Москва» — там тогда находилось кафе-мороженое «Пингвин».
И какой же был тот гастроном красивый — мраморные полы, гранитные колонны. Я стою, роскошная такая, отражаюсь в мраморе своей «фуксией». И вдруг распахиваются двери, и в гастроном заезжают трое парней на скейтах — в драных шортах, растянутых майках, клетчатых рубашках. Классные! Я переливаюсь, как новогодняя елка, а они меня не замечают. Ворвались, как вихрь, купили себе по мороженому и выскочили на улицу. И я поняла, что мой провинциальный донбасский шик явно здесь «не зашел».
Как только мама уехала, я быстро нашла ближайшие к общаге секонд-хенды, рассталась с шелковыми батничками, коротенькими юбочками и каблучками и переоделась в драные джинсы и армейские ботинки. И вот этот стиль — скорее функциональный, чем нарядный — надолго стал моей визитной карточкой. А когда началось телевидение и МТV, эксперименты с внешностью продолжились.
— Вам когда-нибудь говорили, что вы одеты неподобающе для эфира?
— Пока я работала на МТV, ни у кого не возникало вопросов к моей внешности. Это меня, как я сейчас понимаю, здорово избаловало. Вообще, МТV тогда было чем-то невероятным. Такая теплица, где нас десять лет взращивали, холили, лелеяли и позволяли делать все, что мы хотим, самовыражаться во всем, в том числе и в вопросах внешности. Глава канала, Борис Гурьевич Зосимов, мог только слегка бровь приподнять, глядя, к примеру, на мою красную звезду, выбритую на макушке, или железный зуб, который я однажды вставила себе перед выходом в эфир. У Мадонны тогда была коронка на зубе, и мне тоже хотелось. Приятель-стоматолог сделал мне из серебра съемную накладку, я с ней в эфир выходила.
Вся эта лафа закончилась, когда я попала на большое телевидение. Перед первым моим выходом в эфир на большом шоу один из телевизионных боссов посмотрел на меня и сказал: «Это что такое?! Татуировку срочно спрятать! Тот человек назывался генеральным продюсером, но почему-то участвовал в примерках платьев ведущих и активно комментировал все, что видел.
Переход от лояльного руководства музыкального канала в распоряжение такого человека был для меня настоящим шоком. Я не очень понимала, почему он занимается моей одеждой. Мне казалось, это меня должно было больше волновать: если я хорошо себя чувствую в кадре, мне приятен мой образ, то какая разница? Я же не голая, не в рубище — я в своем стиле, мне в нем комфортно. Главное, что я при этом говорю и как веду передачу.
Первый раз в эфир я выходила в вечернем платье с открытыми руками, и, разумеется, всем была видна моя внушительных размеров татуировка. Чтобы ее спрятать, стилисты в срочном порядке вышили из золотой парчи и каких-то бусинок нашивку типа «дружинник», только красивую, и налепили мне ее на руку. Это был такой позор! И второй телевизионный босс, который ее увидел, сказал: «Нет, пожалуй, не стоит, давайте снимем нашивку и оставим как есть».
В конце концов я поняла, что для большинства телевизионных руководителей профессионализм человека в кадре — это и его внешний вид тоже. У меня был небольшой период работы на телеканале Звезда — там приветствовалась крайняя сдержанность в одежде. Слава Богу, я там хотя бы новости не вела, потому что девочкам в новостных студиях категорически запрещался маникюр, украшения, яркие цвета в одежде. Даже блузка под пиджаком должна была быть нейтрального цвета. А уж декольте вообще там чуть ли не линейкой мерили.
Мне это все казалось, конечно, полным бредом. На МТV в кадре я выглядела так же, как в жизни. Это был мой естественный образ. А на других каналах началось что-то странное. Я прихожу в своих нарядах, а мне делают сумасшедшие макияжи и прически, из меня начинают лепить какую-то тетку в платьях, которые я в жизни не носила. Я не умела их носить — все эти корсеты и каблуки. В общем, период адаптации был для меня довольно болезненным. Сейчас мне уже все равно, я умею и в джинсах держаться достойно, и в платье, и в чем угодно.
— А на красных дорожках в каком виде предпочитаете появляться?
— Знаете, для меня все эти выходы — ужасный стресс. Ты на дорожке проводишь ровно три минуты, а готовишься две недели. Тратишь кучу времени на то, чтобы подобрать туалет, к нему украшения, сумку, туфли, правильное белье (оно никому не видно, но ощущение, что у тебя все правильно по цвету и форме, необходимо лично тебе). Но, слава Богу, это происходит не часто.
— Был ли в жизни период, когда вы решили, что откровенной одежде в вашем гардеробе не место, потому что вы многодетная мать и пора бы уже поменять стиль?
— Никогда такого не было. Менять стиль только потому, что у тебя появился ребенок (или второй, или даже третий), глупо. Я не надену суперкороткий топик, но не потому, что многодетная мать, а потому что вижу: мой живот уже не столь упруг, как двадцать лет назад. Я откажусь выйти в город в микрошортах, но только потому, что не считаю приличным появляться в таком виде в большом городе.
Сейчас в одежде мне больше всего важно ее качество, удобство. Я в жизни не надену что-то очень модное и крутое, если мне в этом некомфортно. Если что-то постоянно сползает, отваливается или пайетки царапают кожу, — пусть это круто, но такая одежда не для меня.
— Мимо чего вы никогда не сможете пройти в магазине?
— Мой фетиш — обувь и сумки. Еще у меня очень много брюк, пиджаков, футболок — не спортивных, а именно дорогих базовых, которые носятся под пиджак. И, как ни странно, пальто. Причем все от одного дизайнера — Гоги Никабадзе. Вот не вру, штук шесть пальто от него, не меньше. Хотя в нашем климате пальто не самая носимая вещь — можно за весну всего два раза успеть надеть. Но я не могу остановиться. Еще очень много вещей от Ксении Оганесян.
— У детей уже вырисовывается свой индивидуальный стиль?
— Даже двухлетний Ваня четко декларирует, что он не наденет штаны, а будет ходить в шортах. Или: «Я не хочу надевать эти брюки, хочу комбинезон!» Правда, у него это скорее продиктовано удобством. Лука влез в худи и треники, и пока его очень трудно из этого вытащить. 12 лет, самое время. А Марфа обращает внимание скорее не на стиль, а на какие-то актуальные вещи.
Вот сейчас, к примеру, вокруг тотальная мода на меняющиеся узоры на футболках или худи — вышивка пайетками, по которой можно провести ладонью, и узор сменится на другой. И все в них ходят. Конечно, Марфа не отстает: у нее три футболки с этими пайетками, и ей очень нравится. А в прошлом году таким объектом поклонения были кроссовки со светящейся подошвой. В остальном она очень спокойно относится к одежде. Единственным одеянием, о котором она прямо-таки мечтала и которое даже просила у Деда Мороза, был костюм ниндзя.
— Своему мужу вы можете подобрать в магазине какие-то вещи или он предпочитает одеваться сам?
— Ох. Муж сам покупает только каратешные кимоно и одежду для спорта. Ну, может, еще джинсы, потому что носит годами одну и ту же модель одного и того же бренда. Все остальное покупается исключительно вместе со мной. Без моего вердикта он не в состоянии определить, можно ли такой пиджак надеть с этой рубашкой.
— Были в вашей жизни какие-то невероятные, безумные покупки?
— Это регулярно происходит. Последней подобной покупкой, о чем я даже пост сделала в Instagram, были меховые шлепки, которые выглядят аккурат как тапочки моей бабушки. Причем не просто тапочки, а изрядно поношенные. Они из овчины такого цвета… даже не знаю, как определить. Грязно-зеленого, болотного, что ли… И очень дорогие — там внутри натуральная кожа. Но снаружи эти тапки выглядят как часть костюма йети.
Я просто не могла пройти мимо этого произведения искусства, купила их, но очень долго не могла понять, что же мне с ними делать. Носить их зимой жалко. Летом в них жарко. В межсезонье? Тоже непонятно, с чем сочетать. В общем, лежали тапки, ждали своего часа, а недавно я выбила палец на тренировке. Он у меня распух, и нога в объеме значительно увеличилась. И тут оказалось, что я ни во что, кроме этих шлепок, не влезаю.
Пошла я в них на одно мероприятие. Мне было жутко неловко, я думала, как же ужасно я выгляжу со стороны: строгие брюки, шерстяной кардиган, белая рубашка, а внизу вот это. Представляете, ко мне четыре или пять раз подходили люди и говорили: «Какие у вас крутые тапки! Где вы их взяли?» Сначала женщина с коляской, потом девчонки-подростки. То есть тапочки мои пришлись по душе самым разным слоям населения. И только потом я поняла, что дело не в них. Это я, я сама украшаю собой все, что надеваю. И внезапно я перестала вообще париться по поводу одежды. Если вещь мне нравится, если она клевая — надо надевать и идти. Вот и весь секрет.
0
25.00
