Это большая редкость, что у нас с Вадиком так получилось — один раз и на всю жизнь. Он тоже был однолюб. Мы познакомились еще детьми. И когда решили пожениться, никто не подозревал, что мы будем вместе так много лет. Родители, мои и Вадика, считали наше чувство несерьезным, мол, перебесятся и разойдутся. А у нас была сумасшедшая любовь. Дня друг без друга не могли. Но когда я завела с мамой разговор о свадьбе, она спрятала мой паспорт. Вадим, узнав об этом, стал носить свой паспорт с собой. Мама была против моего выбора, хотя Вадим из интеллигентной московской семьи: мать — главный бухгалтер, отец — инженер. И детство его было вполне благополучным. Но маме больше нравился мальчик из соседнего дома, который за мной ухаживал. Его родители были дипломатами, и, по мнению мамы, как жених он был гораздо перспективнее. А Вадик тогда даже еще не выбрал, на кого пойти учиться... Но наша любовь победила.
Как Вадик сделал предложение? Это отдельная история. Мы ехали на теплоходе, от Речного вокзала, в город Мышкин. Были очень счастливы, что впервые путешествуем вдвоем. У меня сохранились снимки, где я стою у штурвала, такая молодая, счастливая… И вот любуемся видами на палубе, а Вадик неожиданно мне говорит: «Ты пойми, мы все равно друг от друга никуда не денемся. Мы не можем друг без друга»…
Расписать нас должны были 9 Мая. Но накануне мы с Вадиком разругались в пух и прах. В результате в загс просто не явились. Его мама спустя годы рассказывала, что Вадик после нашей ссоры пришел, лег на диван, отвернулся к стенке и не вставал до позднего вечера. Лишь изредка его плечи вздрагивали.
Мы долго не виделись. За это время Вадим поступил в Школу-студию МХАТ. Он всегда мечтал учиться в театральном. Родители его в этом поддерживали. Его мама, коренная москвичка, любила театр, с детства водила Вадика на спектакли. Она была красивая женщина, умница, много знала, много читала… Когда они переехали в другую квартиру, оказалось, что поблизости нет приличной школы. Мама Вадика обратилась к своей приятельнице, завучу в школе рабочей молодежи, устроила сына туда. А поскольку ученики таких школ должны были работать, отец взял Вадика к себе на завод, там он числился слесарем. На самом деле о технической профессии Вадим и не думал.
Наше примирение произошло в клубе «Чайка» завода «Салют», где Вадим и другие ребята выступали. Мы пришли туда с подругой, зашли в репетиционную комнату. Вадим сидел на подоконнике, мы встретились взглядами… Все было понятно без слов. Когда мы с подругой ушли, он сказал своему другу: «Знаешь, я женюсь на ней…»
Мои родители смирились, и мы вскоре сыграли свадьбу. Его папа с мамой получили квартиру побольше и совместили новоселье и наше бракосочетание. Жилья своего у нас не было, жили то у его родителей, то у моих. Отец Вадима дал нам прозвище «однодетки». Вадик маму мою называл «бриллиантовая теща». А она его — «золотой зять».
В Школе-студии МХАТ Вадик проучился всего полгода. Его исключили за драку. А дело было так. Шли они как-то с ребятами вечером по улице Горького, встретили другую компанию, слово за слово, завязалась словесная перепалка, которая переросла в драку. Их забрали в милицию, сообщили о недостойном поведении студентов по месту учебы. Тогда все такие случаи разбирали на комсомольском собрании, выносили общественное порицание. Нарушитель должен был покаяться, и тогда серьезного наказания можно было избежать. Сокурсники Вадима реагировали по-разному, кто-то расплакался, кто-то родителей привел. А Вадик гордый был. Не стал оправдываться, просто ушел из института. Ни мне, ни родителям не рассказал о произошедшем. Я начала беспокоиться: «Почему ты не ходишь на учебу?» Он что-то придумывал, врал на ходу. Потом выяснилось, что его исключили.
Следующие полтора года, до поступления во ВГИК, Вадим где только не работал. Устроился в Театр Маяковского рабочим сцены, разбирал декорации. Потом работал на ВДНХ… Но мечты об актерской профессии его не отпускали. Вадим занимался в клубе «Чайка», где был театральный кружок. Его руководитель Игорь Семенович Корф посоветовал Вадику: «Сходи во МХАТ, не может быть, чтобы из-за такой ерунды они отказались от талантливого студента». Ректор Школы-студии, Вениамин Захарович Радомысленский, сказал Вадику: «Конечно, я тебя возьму. Но только на первый курс». А бывшие однокурсники Спиридонова уже учились на третьем. Вадик отказался. Вот такой был гордый.
Он решил попытать счастья в Щукинском училище. Причем мы с ним пришли поступать туда вместе. Курс в Щукинском набирал Борис Захава. После консультации он подошел к нам и говорит: «Вы такая пара! Мы берем вас обоих, как бы вы ни сдали экзамены…» Мы, конечно, очень обрадовались… Но мои родители считали, что нужно получить серьезную профессию. Помню, мама потом мне рассказала, что звонили из училища, спрашивали, почему ваша девочка не приходит? Мама ответила: «Не морочьте ей голову. И больше, пожалуйста, не звоните». Вадим тоже не остался в Щукинском, но не из-за меня.
Дело в том, что параллельно он пробовал поступать во ВГИК. В том году студентов набирали Сергей Герасимов и Тамара Макарова. Это был знаменитый курс, где учились «четыре Наташи» — Бондарчук, Белохвостикова, Гвоздикова и Аринбасарова. На этом же курсе оказались Николай Еременко-младший, Талгат Нигматулин, Нина Маслова… Если бы курс набирал кто-то другой, может быть, Вадим сделал бы выбор в пользу Щукинского училища. Но он почувствовал, что такие педагоги могут дать ему больше. Кстати, разглядела его Тамара Макарова. Первым делом студенты заходили в комнату, где были установлены камеры. Если оказывалось, что человек плохо смотрится в кадре, его отсеивали. Тамара Федоровна, увидев Вадима, сразу сказала: «Его нужно брать!» А позже, на выпускных экзаменах, ко мне подошел сам Герасимов и сказал: «Вашего мужа, Валечка, ждет очень большое будущее. Берегите его». Вот я и берегла. Кстати, люди из мира кино, которые видели меня первый раз, уверяли, что я очень похожа на Вадима. Если мне нужно было забрать какой-то сценарий, например, на проходной «Мосфильма», сразу же подходили ко мне: «Вы жена Спиридонова?» А ведь мы с ним абсолютно разные! Наверное, правду говорят, что, если люди долго живут вместе, становятся похожими.
Годы учебы Вадима во ВГИКе вспоминаю с ностальгией. Жили небогато. Могли накупить котлет по десять копеек и, запивая их молдавским вином, всю ночь спорить о кино. Помню, было такое вино «Гамза», в плетеной бутылке. К нам приходил друг Вадима с режиссерского факультета Валерий Лонской с женой Надей. Позже, став режиссером, он снимал Вадика, они любили друг друга… Случались дни, когда в кошельке было совсем пусто. Помню, шла как-то по тротуару и думала: господи, хоть бы рубль найти. В те годы на рубль можно было прожить целый день. Нормально зарабатывать Вадим еще не мог, Герасимов запрещал студентам сниматься в кино. Разрешено было только подрабатывать в массовке, и муж это нередко делал.
Помню, снимался Вадик у Александра Роу в сказке, они с однокурсниками должны были играть чудовищ, которые вылезают из болота. Ребят намазали дешевой сине-зеленой краской с головы до ног, они рычали и мычали, подражая чудищам. А после съемок я часами оттирала Вадика в ванной от этой краски мочалкой. Но зато он получил деньги…
А однажды муж пробовался на роль узника концлагеря — в массовку фильма о войне, позвали его и одного нашего друга. Друг Вадика на роль узника подходил идеально, был худой, как скелет. А вот Спиридонова режиссер поставил куда-то в задние ряды, сказав: «А вам худеть надо, а то уж больно сытый концлагерь получается».
Вадим снимался очень много, но так получилось, что самые известные его роли, которые людям запомнились, — Федор Савельев в киноэпопее «Вечный зов» и Федор Макашин в картинах «Любовь земная» и «Судьба». Кстати, в «Любовь земную» его пригласили, еще когда он учился на третьем курсе ВГИКа. А Герасимов сказал «нет». Дело в том, что начинались съемки его фильма «У озера», в котором Сергей Аполлинариевич хотел занять практически весь свой курс. Но судьба так сложилась, что Евгений Матвеев приступил к съемкам «Любви земной», когда Вадим давно окончил институт. На пробах Матвеев решил дать Спиридонову отрицательную роль Макашина. Хотя позже Евгений Семенович признался: «Конечно, главную роль, Дерюгина, должен был играть ты, Вадим, а не я! Но это была моя лебединая песня!»
В «Вечном зове» тоже была история. Когда в журнале «Роман-газета» вышел роман Иванова, я сказала Вадику: «Если какой-нибудь режиссер задумает снимать фильм по этому роману, обрати внимание на роль среднего брата, Федора. Как же потрясающе можно ее сыграть!» И вот он получает приглашение от Ускова и Краснопольского на роль… Антона. Я расстроилась, даже в шутку сказала: «Разведусь с тобой, если ты согласишься его играть! Нам нужен только Федор». И Вадим начал уговаривать Ускова и Краснопольского, которые поначалу восприняли это в штыки. Но Вадим все-таки умел убеждать людей. Потом они говорили: «Господи, какое счастье, что мы взяли именно его!» А автор романа, Иванов, сказал: «Ты сыграл Федора так, как я не мог о нем написать».
Интересная история получилась и с ролью в известном сериале «Демидовы». Мы дружили с драматургом Эдуардом Володарским и его женой. Как-то Эдик говорит: «Мы с Акимовым пишем сценарий о династии Демидовых на Урале». И когда сценарий был уже отправлен режиссеру Ярополку Лапшину, Володарский ему позвонил и сказал: «Акинфия Демидова должен играть Спиридонов». Тот испугался и говорит: «Да вы что! Я его боюсь». Вадим под метр девяносто, а режиссер ему в пупок дышит: он маленького роста, Лапшин-то. Но Вадим никогда на съемочной площадке не проявлял характер, всегда был дисциплинированным и собранным, выполнял все, что требовал от него режиссер. На съемках «Вечного зова», кстати, это вышло ему боком — Вадим сильно застудил ногу в горной реке. Один из его друзей посоветовал обратиться к знаменитому костоправу Касьяну. А там знакомства как-то привели нас к Джуне, нам предложили побывать у нее в доме. Тогда в среде творческой элиты это было модно. Вадим был знаком с уфологом Владимиром Ажажей, бывали мы и у Иванова, который был экстрасенсом космонавтов. И вот приехали мы к Джуне, она посмотрела Вадика и ничего не сказала. Я поняла, что она, как умная женщина, почувствовала особенного человека. Который моментально отличит правду от вымысла. Поэтому Джуна просто предложила: «Пойдемте на второй этаж. Посидим, выпьем…» Она показала нам свои работы, тогда Джуна только начинала писать картины. И вот мы смотрим, а там на тумбочке возле ее кушеточки — какие-то пузырьки с лекарствами… Сразу стало ясно, что она лечится теми же методами, что и простые люди…
В те периоды, когда Вадик не снимался, он много занимался дубляжом. Озвучил более пятисот фильмов. Его голосом говорили Ален Делон, Жерар Депардье, Жан Вальмон, Джек Николсон, Ник Нолти… Вадим мастерски умел менять голос до неузнаваемости. На «Мосфильме» уж какие опытные люди сидели, а все равно диву давались. Например, приезжали к Вадику с «Узбекфильма», умоляли, надо озвучить сразу пятерых персонажей за одну смену, но и деньги предлагали приличные. Вадик ехал и с семи утра до часу ночи работал в студии. В этом ему действительно не было равных. Причем муж не рассматривал дубляж как подработку, ему это действительно нравилось. И на студии Спиридонова любили. Вадим говорил: «Иногда смотрю, как играет заграничный актер, и мне хочется немного его поправить…»
Мало кто знает, каким Вадик был в юности. Спортивный юноша, отлично сложен, фигура как у Аполлона! На спор переплывал Волгу со связанными руками и ногами. Обожал шутить. Здорово изображал Райкина. Мы все за животы хватались, когда он играл в наших импровизированных домашних спектаклях. Райкин в молодые годы пришептывал, присюсюкивал, и у Влада тоже в ранние годы была такая манера. Правда, я с этим «сю-сю-сю» боролась и отучила!
А как Вадик танцевал! Он очень любил Элвиса Пресли, прекрасно исполнял рок-н-ролл. Перед нами на танцплощадке все расступались, просили: «Ну станцуйте еще!» Вадик меня крутил, вертел, как в лучших голливудских фильмах. Потом вдруг резко выключался звук, зажигался свет, к нам подходили дежурные комсомольцы и делали замечание за «буржуазные
танцы». Мы обычно только смеялись в ответ. И я, и он обожали музыку. Вадим в свободное время часто садился к роялю и подбирал какую-нибудь мелодию. Нот Вадик не знал, но слух у него был прекрасный, да и руки — как у Рахманинова, на полторы октавы. Я тогда тоже неплохо пела, особенно романсы…
Что касается выпивки, Вадим выпивал, как все, не больше и не меньше. Но вот если какой-нибудь Тютькин выпил и идет пьяный, никто не обратит внимания. А когда Спиридонов, известный артист, допустим, сидит в кафе выпивши, он всем запоминается. Причем, как и у любой творческой личности, у него было так: выпил — значит, нужно всю Москву объехать, со всеми повидаться. У Вадика был друг, Митя Григорьев, каскадер-конник. Иногда муж уезжал к нему на конноспортивную базу на пару дней, там, рядом с лошадьми, успокаивался, отдыхал душой. И конечно, Вадим был прекрасным наездником, все, что связано с лошадьми, он в кино делал сам.
Нередко меня спрашивали, почему у нас не было детей. Это моя давняя боль. Я забеременела вскоре после того, как мы с Вадиком поженились. Но тогда мы были бедны, ни денег, ни жилья своего… Я совершила ошибку. После этого детей иметь уже не могла. Много лет мы не оставляли попыток стать родителями. Вадик как-то приехал ко мне в больницу, увидел мое бледное лицо, побледнел сам и сказал: «Все, мы отсюда уезжаем». Я говорю: «Но у меня нет верхней одежды, мне нужно взять выписку…» — «Я все потом заберу!» И так, в халате и тапочках, посадил меня в машину и увез домой. Сказал: «Если так хочется ребенка, усынови меня». Так я его потом и звала — усыновленный муж.
Вадима нельзя было не любить. Он был бесхитростный. Строить планы, плести интриги — это было не его! Он не видел или не хотел видеть, когда люди обманывали. И убеждать было бесполезно, он меня не слушал. А потом удивлялся, что я оказалась права.
Перестройку Спиридонов встретил сдержанно, не возлагал на нее больших надежд. Все спекулянты в те годы стали бизнесменами. Государственная система кинематографа развалилась. А Вадику хотелось сниматься в хорошем кино и самому снимать. По сценарию Володарского муж снял прекрасную короткометражку «Два человека». Он хотел и дальше реализоваться как режиссер. Мечтал сделать что-то историческое, искал сценарий… Тогда в СССР как раз начали показывать «Звездные войны». Вадик интересовался астрологией, дружил с Павлом Глобой, его привлекало все, связанное со звездами, с космосом. Он решил сам написать сценарий и поставить его. Но время было тяжелое, перестроечное, он столкнулся с массой сложностей, которые сам разрешить не мог.
Как-то в конце 89-го года муж пришел домой расстроенный. Сидим мы на кухне, и Вадик говорит: «Как все надоело. Сдохнуть бы от этой жизни. И чтобы не тухнуть, умереть зимой.
7 января…» А у него всегда была любимая цифра семь. Я говорю: «Конечно! У людей праздник, Рождество, а ты помирать собрался». Он говорит: «Ну тогда 7 декабря». — «Еще лучше, у меня день рождения восьмого!» Вадим так посмотрел на меня и говорит: «Вот и сделаю тебе подарок». Я тогда не придала значения этому разговору.
В начале декабря он должен был уезжать на съемки в Минск. Седьмого числа, около восьми вечера, Вадик говорит: «Я что-то устал, прилягу перед дорогой…» Скоро за ним должна была прийти машина. Я сидела на кухне и вдруг почувствовала, как меня будто кто-то поднял. Я пошла в комнату, включила свет… А Вадик не дышит. Вот как было… Хоронило его, наверное, пол-Москвы, много было народу. Для меня все прошло как в тумане. Я все понимала, но плакать не могла…
Вспоминаю, как на протяжении многих лет 28 июня, когда мы с ним расписались, вся квартира была заполнена пионами, моими любимыми цветами… Знаете, мне одна знакомая сказала, что, если б она могла прожить хотя бы два месяца так, как мы с Вадимом прожили 27 лет, она бы была самой счастливой женщиной на свете…
0
25.00
