Рената: Георгий, скажите тост.
Гоша: Дай бог, не последняя обложка.
Рената: Я знаю, что не последняя! Мы три года назад, впервые встретившись, все проговорили, и все сбылось. Почти.
Гоша: Круто находить соратника, человека, которого понимаешь с полуслова.
Рената: Мне кажется, все эти встречи не случайны. Гениальная Земфира, которую я знаю четырнадцать лет, уникальный Демна — мне кажется, что в прошлой жизни он был моим братом. И вот вы, Георгий, с такой «свободной головой» — в каком-то смысле вы с Демной развернули моду вспять: сделали так, что весь мир однажды открыл свой шкаф и понял, что все это немодно. Весь этот «жирный жир»... был перечеркнут, все это вдруг стало неудобно, туго и дремуче — бизнес многих модных Домов стал рушиться. Уже прошли годы, как это началось, Демна стал классиком при жизни, а многие так и не нашли себя в новом времени — отсюда это бесконечное копирование любого хита, который выходит «из-под пера» Демны и Гоши. Кстати, вот на мне сейчас этот пиджак с острыми лацканами, который вы мне подарили во Флоренции на съемках фильма «День моей смерти», — он украсит любую женщину. Такой он — шик! Я всегда вцепляюсь во что-то одно и могу носить до самой смерти.
Гоша: Удивительно, конечно. Когда мы начинали делать проект «Гоша Рубчинский», я не думал, что это будут носить не только наши друзья, а подростки, женщины и мужчины по всему миру. Но было ощущение, что это нужно делать, эту историю нужно рассказывать. Люди ведь покупают не одежду, а истории. Надевая вещь, человек чувствует себя другим, пытается стать частью какого-то мира. Поэтому так важна атмосфера вокруг бренда.
«Вот вы, Георгий, с такой «свободной головой» — в каком-то смысле вы с Демной развернули моду вспять: сделали так, что весь мир однажды открыл свой шкаф и понял, что все это немодно. Весь этот «жирный жир»... был перечеркнут, все это вдруг стало неудобно, туго и дремуче — бизнес многих модных Домов стал рушиться».
Рената: «Гоша Рубчинский» — это не ностальгия по советскому. Это автобиографическое высказывание, очень литературное — пронзительное и печальное, как книга, которая повлияла на поколение... как вся музыка Земфиры, под которую выросли, и вырастают, и проживают жизнь, это как «Над пропастью во ржи»... У Георгия коллекции все были как еще не снятые им фильмы — про неприкаянных детей с окраин, которые мотаются по заброшенным и гиблым задворкам в городах всего мира, настолько они везде одинаковы. На задворках, где разбиваются сердца. Там происходит все то же самое, что в классических пьесах, просто на новом витке истории. Знаете, что самое ценное есть у гениев? Они всегда рассказывают старую сказку как в первый раз. Гении — это дилетанты. Всю эту одежду: свитшоты, спортивные костюмы, широкие куртки — все когда-то ими обладали и уже давно выбросили, а вы с Демной из этого сделали откровение, образ поколения ходит в вас.
Гоша: Наверное, мы оказались созвучны времени. Но время меняется, поэтому я закрыл марку и занялся театром, фотографией. Столкновение с театром для меня не было особо шокирующим. Потому что показ — это тоже мини-спектакль. Ты выступаешь как режиссер: выбираешь моделей-актеров, музыку, место, свет. Когда смотришь коллекцию онлайн, все это не чувствуется, но на самом деле это тоже магия, и неизвестно, получится фокус или нет. Бывает, что сама коллекция абсолютно бездарная, но дизайнер создал вокруг нее такую атмосферу, что люди оказываются вовлечены в эту историю, а значит, захотят носить эти вещи. Вот почему бренды продолжают делать шоу. Хотя их золотая эра, 1990-е, когда царили Маккуин, Гальяно, прошла и сейчас хочется чего-то другого.
Рената: У вас были выдающиеся показы: в Калининграде, Екатеринбурге, во Флоренции, где ваша мама плакала. Мамы вообще отдельная тема. Мы на днях с нашим художником по костюмам (к фильму «Северный ветер») и вашей мамой оказались в магазине. Все было параллельно — мы выбирали для кино, а ваша мама искала что-то теплое себе, и я подумала: ведь моей маме тоже нужна эта куртка — и купила ей такую. Взяла у нее идею. Есть в маме Георгия что-то ангельское, что сохраняет. И мама Демны, кстати, удивительная женщина, сильная и творческая. За всеми нами стоят выдающиеся мамы. Моя, например, всегда появляется на полях всех моих повестей, рассказов, даже в моей пьесе есть героиня с ее именем — Вечная Алиса.
Гоша: Мы как-то разговаривали с Рэи Кавакубо про то, что многие считают ее художником больше, чем дизайнером одежды. А она говорит: «Нет, я делаю платья, и я их продаю. Если вы хотите быть художником, идите и создавайте искусство». И я подумал, почему бы мне не заняться делом, не связанным с продажей одежды? Так возник сначала фильм во Флоренции, потом спектакль «Северный ветер». Работая над ним, мы поняли, что театра нам мало, стали делать фотографии как фантазии на тему. А в процессе родилась идея фотоальбома как продолжения этой истории.
Рената: Согласитесь, Георгий, театр — такое странное дело. Он существует здесь и сейчас, но не фиксируется. Это как умершие люди, которые живы, пока их помнят. Так и спектакль твой жив, пока хоть один зритель его помнит. Но что такое память зрителя? Это ветреная красавица, молодая, а может, и выпившая. Фотография и кино для меня надежнее.
Гоша: Мне тоже всегда хочется запечатлеть момент. Даже коллекции для меня — это попытка зафиксировать какой-то период моей жизни или память о встрече с людьми, влюбленности в них. Это всегда автопортрет. Но я думаю, что вы, когда сочиняете сценарии, тоже про себя пишете.
Рената: Да, даже если я пишу про придуманного полковника с Аляски — это тоже про меня. Еще театр сложен тем, что в нем вся операция происходит наживую и на публике — монтажа нет, провальное место не вырежешь. И потом начинается: актер, который давно играет роль, уже не испытывает ничего к тексту, произносит его формально, без затрат, упиваясь собой на публике, а это так смертельно пошло — скучный театр с кричащими фальшивыми актерами. Как этого избежать? Наверное, поэтому я так люблю менять условия игры, ставить актеров в некомфортные подчас условия — когда артисты взаимозаменяемы, когда можно вдруг их поменять местами на сцене. Потому что если актеру неудобно, он болеет или ему дали чужую роль, тогда очень часто проклевывается живой человеческий голос. Если вкратце, его величество театр похлеще съемок фильма!
Гоша: Важно ставить себе условия, в которых ты себя чувствуешь по-новому, когда приходится заново учиться. Невозможно все время продавать одни и те же истории и образы. Мне просто перестало быть интересным, а значит, и другим это тоже скоро наскучит. Поэтому все время надо делать то, что тебя увлекает именно сейчас. Мне кажется, это важно, такое обновление.
Рената: Вы придете к нам на первый съемочный день? Это будет секретное место — заброшенная арена цирка, очень красивая, старая. Пережила несколько эпох, ее скоро будут ремонтировать, и вряд ли ей это пойдет на пользу. Мы будем подвешивать героиню под куполом — далее секрет! Вообще для меня этот фильм — мой личный блокбастер. Гигантские декорации, много актеров с выдающимися ролями в перспективе. Никогда я не снимала семейную сагу — фэнтези, костюмированную, сказочную, как из моего сна. А в театре было камерно — как репетиция перед большим кино. У нас даже художника-постановщика не было, настолько мы все относились к проекту как к эксперименту. Полноценных декораций — только стол, стулья, елка и окно. Земфира своей музыкой заменила декорации. Еще Рома Литвинов написал эмбиенсы — это важнейшая часть спектакля — атмосфера северного дома! А на подготовительном периоде перед съемками я рассталась с семью художниками по костюмам — почти все они предлагали прямые цитаты с показов мод. Так поменялось время! Раньше мода вдохновлялась фильмами. А сейчас на места художников по костюмам в русском кино часто приходят стилисты без понимания исторического костюма, не умеющие пришить даже рукав или подол — там мало самобытных и безумных авторов! И если уж работать с людьми из моды, тогда я выбираю лучших. С товарищем моим Георгием — он у нас теперь вечный консультант по мужским образам. И с любимым Демной, который одевает только мою героиню Маргариту. Я посчитала — у нее будет шестнадцать платьев. Демна спросил: «Сколько раз мы в фильме встречаем Новый год?» — «Тринадцать». — «Тогда и шлейф у главного платья у героини будет тринадцать метров!»
Гоша: Кино, конечно, требует больше силы и времени, чем театр. Полгода съемок, двадцать смен костюмов, и все время надо следить за тем, чтобы герои были одеты, а пуговицы застегнуты точно так же, как в предыдущем кадре, который снимался месяц назад. Я сейчас работаю над своим новым проектом и, к сожалению, не смогу быть все время на площадке. Поэтому это будет скорее коллективное творчество.
Рената: Демна тут, кстати, увидел платье, которое на мне сейчас — оно из лоскутов, сшила еще во ВГИКе, — он его сразу отметил, его глаз-алмаз всегда все замечает, любое безумие, и это нас всех объединяет.
Гоша: Платье и правда похоже на Balenciaga.
Рената: Он как-то после вашего показа в Санкт-Петербурге сказал, что купил бы практически каждую вещь — там были такие красивые плащи. Теперь они стали трендом — все цитируют их.
Гоша: Демна покупает и носит. И я ношу, у меня тоже есть вещи из его коллекций.
Рената: Это такой прекрасный момент, когда ты очаровываешься талантливыми людьми. Вот та же Земфира всегда в ожидании таланта — они вдохновляют.
Гоша: Как у Ива Сен-Лорана с Лагерфельдом.
Рената: Но при этом бывает и так: одна сопрано ненавидит другую сопрано. Творческая ревность, которая меня удивляет. Но лично меня это только подстегивает. Вчера Земфира поставила одну из своих композиций для кино, так я тут же написала под нее сцену. Или вот я первый раз попала на показ Демны Vêtements — и каждый образ до сих пор в моей голове отложен для кино! Бывают такие встречи — люди — важные — на всю жизнь.
Гоша: Да, бывают случаи, когда человек перестает быть частью твоей истории, а бывает, что остается, потому что он растет вместе с тобой. Тот же Толя Титаев участвовал в первом показе, когда ему было четырнадцать лет, и он до сих пор с нами, помогает делать коллекции под маркой «Рассвет» и управляет нашим московским скейтшопом «Октябрь».
Рената: А я могу взять в фильм не артиста, а типаж — потому, что он поднимает мне настроение. Так Кира Муратова любила брать непрофессионалов в кино — за естественность. Они потом становились ее постоянными артистами, а вот дружить с настоящими актерами она не хотела. Говорила, что им от режиссера только одно нужно — роли. Я ее понимаю, но и актеров, которые везде снимаются, понять могу. У актера, особенно у актрисы, короткий век. У меня самое счастливое в этом смысле положение — я могу сама себе дать роль, мне даже больше нравится подстраиваться под свои фильмы, чем под чужие. Но, конечно, о своей оболочке надо заботиться, если я иногда работаю артисткой: не пью, не ем и занимаюсь с тренером, когда есть время. Но с регулярными все-таки срывами. Все-таки я так обожаю пить вино, шампанское! С любимыми людьми, с Земфирой, с Георгием! Почему камера «прибавляет» пять килограммов? Это так несправедливо! Моя Уля тоже перешла в режим диеты перед фильмом — у нее небольшая, но важная роль, — так ее Земфира тут подбодрила: «Зато мы с тобой потом так наедимся». Такая и у меня мечта — уйти в отрыв после всех моих съемок!
Гоша: Все увлечены молодостью, потому что это то же самое дилетантство, про которое вы говорили: новичок по-другому смотрит на вещи, и это вдохновляет. Мне тоже нравится работать с такими непрофессионалами. Видишь потенциал и говоришь человеку: «Напиши музыку для шоу». — «Я не умею». — «Попробуй». Нужно пробовать. Но вообще идти в ногу со временем помогает только интуиция. Чувствуешь его или нет.
Рената: Я могу утратить скромность? Что уж тут скрывать — этим даром обладает наш узкий круг магов и волшебников — моих товарищей.
0
