Правоохранители продолжают бомбардировать умы россиян новостями об очередных капиталах, найденных у полковника Дмитрия Захарченко. Теперь стало известно, что обвиняемому в коррупции сотруднику МВД принадлежал ещё замок в Лондоне и жеребец Олигарх стоимостью 650 тыс. рублей.
В своё время известие об обнаружении у Захарченко квартиры в Москве, забитой деньгами, вызвало шок. Теперь же то, что за год следствие даже не намекнуло, откуда и благодаря кому обычный полковник взял 1,5 тонны наличных, выглядит как фарс. В особенности на фоне продолжающегося обнищания населения. Впрочем, о бедности Захарченко знает не понаслышке – он вырос в дальнем селе в Ростовской области. Корреспондент «Нашей Версии» съездил на родину героя коррупционного скандала, чтобы выяснить, как становятся миллиардерами в современной России. Однако в итоге получилось понять, почему историю Захарченко можно считать приметой и символом нашего времени.
Добраться до слободы Волошино оказалось непросто. Электричка Ростов – Чертково 300 километров тянулась по унылой донской степи, бежала между кривых куреней и завалившихся заборов, мимо мужиков, подворовывающих на дальних станциях уголь, пока не добежала до Миллерова – крохотного городка на северо-западе Ростовской области.
В вокзальном зале отъезжающие в ожидании поезда обсуждали прошедшую днём пресс-конференцию президента. «О чём говорил?» – поинтересовалась у замученной жизнью казачки. «Обещает, что как на Украине у нас не будет», – гордо ответила та.
Сильную власть здесь уважают. Про майдан и американцев, которые его устроили, «биндеровцев» и «карателей» тут знают всё – до границы с Украиной рукой подать. В Волошино вообще надо ехать через пропускной пункт – село находится в пограничной зоне. Добраться туда можно лишь своим ходом. Подбросить меня в Волошино согласился Николай Иванович – земляк проворовавшегося полковника и просто доброй души человек.
Соскучившийся по новой компании провожатый мой по дороге вещал, как советская радиоточка, бесперебойно и обо всём. Говорил про безработицу и чёрную тоску, из-за которой молодёжь и все, кто не спился, бегут в города, про загнувшиеся колхозы, про заводы, отравляющие воду и землю. Впрочем, как выяснилось километров через 20 монолога, всё не так уж плохо. Рядом граница, которая ушлого да лихого человека всегда прокормит. «У нас вон в местной газете пишут: умельцы трубы тянут по дну реки – бензин на ту сторону качают. Раньше ещё мясо переправляли, но теперь больше ГСМ, – раскачиваясь в машине на ухабистой дороге, доверительно вещал Николай Иваныч. – Миллерово – станция большая. Пришли вагоны, люди отлили тонну-две – кто заметит? И вперёд – сбывать хохлам. На этой контрабанде тут такие особняки поднимают! Само собой, кто-то ж крышует, не без того. Граница…»
Вскоре после пропускного пункта дорога совсем стала похожа на шахматную доску – старые серые латки чередовались с чёрными новыми, а машина то взлетала на кочках, то проваливалась в ямы. Николай Иванович ругался на чём свет стоит, клял Госдуму и чиновников: «Приехали бы они сюда на своих «Мерседесах»!», «…средний ремонт это у них называется, деньги разворовали, урки!».
– Ну а если бы Валентина Захарченко тут дом достроила, то, наверное, и дорогу бы проложила? – предположила я.
– А что, может, и проложила бы! Дорогие машины бить по этим колдобинам они бы не стали. Но хлопнули Захарченко, лопнула мечта, – вздохнул провожатый.
– Может, и работа для вас нашлась бы в хуторе? – подбрасывала я дровишки в топку беседы.
– Ну, говорят, она своим помогала. Бывшая учительница всё-таки, может, и пристроила бы кого к себе, почему нет? – согласился Иваныч. – Облагородили бы тут всё, порядок навели...
Лицо у Ивановича стало мечтательным, а глаза увлажнились. И мне показалось, что мысль о том, что рано или поздно в их края придёт барин, возродит колхозы, поставит на новые рельсы старые заводы, очистит от бурьяна сады, а самого Николая Ивановича сделает богаче, здоровее и счастливее, уже не раз посещала его. Но – «хлопнули Захарченко, лопнула мечта»…
Хутор встретил пугающей пустотой. Минут 20 мы с Иванычем стучали в ржавые ворота, давили в пожелтевшие кнопки звонков, кричали «есть ли кто живой?», но никто так и не отозвался. Поэтому, как только на трассе показалась вишнёвая «девятка», бросились ей наперерез.
«Вы, чи, дурни? – заругался на суржике водитель. – Яка нечиста вас принесла?» Но, узнав, зачем я приехала, вышел из машины, приосанился и заговорил уже на чистом русском.
– У нас уже у многих брали интервью, а у меня нет. Но я всё знаю. Только на камеру не снимайте и фамилию не пишите. Потому что страна у нас такая: Дима Захарченко сегодня сидит, а завтра районом руководит. Зачем мне лишние проблемы? – хохотнул говорун, показав нечастый забор зубов.
Потом объяснил, что искать кого-то в Машлыкино бесполезно – хутор умирающий, сегодня там несколько десятков дворов, да и те заселены не все. Родственники Захарченко давно съехали в хорошую жизнь, остались только дальние – седьмая вода на киселе, но те после скандала от разговоров о Захарченко уходят.
– Про хоромы, что мать строила, не слышал, – отодвинул он на затылок вымокшую под дождём лисью шапку. – Зато про дом сводной сестры Димы знаю. Там её муж бывает, и у них там рабы работают.
– Рабы?! – не поверила я.
– Ну, в Москве у вас говорят гастарбайтеры, а у нас – рабы. Строят двухэтажный кирпичный дом, зимний сад, гараж там, ещё что-то. Территория большая. Это один дом. А второй? Вроде у брата своего во дворе Валентина что-то строила. Там всё тихо делали. После того, как полторы тонны денег у них нашли, все исчезли и стройка замерла. Может, как уляжется история, опять начнут?
– Ну вот вы говорите, всю их семью знали. Расскажете? – допытывалась я у него.
– Мать Захарченко Валентина Николаевна выросла здесь, окончила пед и вернулась уже такая вся из себя – фифа, учительница. Замуж вышла за местного, у них родилась дочь Ирина – та самая, у которой потом миллиарды нашли. Но жила Валентина с первым мужем скромно и недолго – разошлись.
У Александра (поколебавшись, водитель «девятки» согласился представиться) запиликал телефон. Он взял трубку и бегло заговорил на украинском языке. Речь шла о том, что сегодня он отправляет кого-то в Москву.
– Сыновья в столице работают, надо на вокзал отвезти, – объяснил, когда выключил телефон. – У нас тут работы нет. Все бегут в Москву.
– Совсем как земляк ваш, Дмитрий Захарченко.
– Вот не сравнивайте! Где мы, а где они! Наши работают как волы – строители, слесари, дороги кладут. Так вот про Валентину Николаевну. После развода дочку она оставила здесь на бабушку, а сама уехала судьбу устраивать. Долго её не было, а потом вернулась с новым мужем – Захарченко. Они сразу переехали в Волошино, он стал директором школы, она – учительницей математики. Муж Ирины, который сейчас дом строит, работал скотником на ферме. Ходил пешком, в резиновых сапогах и бушлате. Когда Захарченко директором назначили, он всех родственников перетянул к себе. Зять его тогда завхозом стал. А про Диму, пока он маленький был, никто тут плохого слова не скажет – золотой ребёнок, здоровался всегда. Это с одной стороны...
– А с другой?
– А с другой – деньги людей портят! Мы ж тут и раньше подозревали, что дело нечисто.
Ещё лет 15 назад Валентина Николаевна хвалилась, что когда Дима окончил институт и стал работать в налоговой, то купил в Ростове особняк за 186 тыс. долларов! Откуда такие деньги у вчерашнего студента?
– И вам не обидно, что ему достались такие деньжищи, а у вас даже дороги нормальной нет?
– Лично мне не обидно – я ж вот тут стою, с вами разговариваю, а он сидит. И деньги эти нечистые. Я вот думаю, что на них готовился майдан в Москве. А что? Украина рядом – вон, – Александр вытер мокрое от дождя лицо и указал за тонкую полоску домов. – Границу видать. И бардак там похлеще нашего! Хотя и здесь тоже – разве ж жизнь? Вы в Волошино езжайте, сами посмотрите. А мне пора – в Москву, в Москву!
Во дворе Волошинской средней школы гостей встречает серебряный Ильич. Он ведёт в светлое будущее мальчика в будёновке и девочку в крестьянском платке. Но дорога их, кажется, не имеет конца. Потому что чуть дальше, у входа в здание, стоят два алюминиевых ведра с водой и намотанными на палки тряпками. С помощью таких приспособлений школьники уже больше полувека моют обувь, прибегая на уроки по раскисшей грязи.
Услышав, зачем я пришла, молодая женщина, оформляющая посетителей, расстроилась.
– Всем только про Захарченко интересно. И хоть бы кто написал, что у нас в селе педиатра нет! Приезжает раз в неделю на два часа, в очереди по 200 человек сидят! С грудничками, с тяжелобольными, – говорит она. – Вот так выглядит настоящая жизнь, а не то, что по телевизору показывают.
О жизни в Волошино рассказали и молодые педагоги: психолог Галина Кожемякина сетовала на отсутствие дороги, учитель младших классов Евгения Митроненко горевала о том, что на всё село у детей две горки. Чтобы покататься на них, малышня выстраивается в очередь.
– Если бы у меня были такие огромные деньги, как у Захарченко, я дороги отремонтировала бы, – поделилась мечтами Галина Кожемякина. – Детям-сиротам помогла бы и садик в своей слободе, Нижненагольной, построила бы. Нам модульный обещали, но всё никак.
О Захарченко тут говорят как об ушедшем – или хорошо, или никак. Единственное, в чём сходятся все учителя, – такого поворота в судьбе семьи бывшего руководителя они не ожидали.
– Я про это узнала между прочим. Смотрю новости, а там Виктора Дмитриевича сын! Я чуть сознание не потеряла. Десять лет была заместителем Захарченко в школе, а тут такое! – недоумевала учитель истории Татьяна Свирская. – Люди после этого у нас в селе всякое говорили. Неприятно им, обидно, что в таком ключе говорят о Волошине. Их можно понять. Но я думаю, что деньги эти были не Димины…
– А квартиры, машины, счета в банках?
– Да кто ж его знает, как там было? – всплеснула руками она. – Меня больше судьба нашего села интересует. У нас же даже газа нет. По документам есть, а на самом деле нет. Я топлю углем, 8 тыс. стоит тонна, и 10 тонн мне нужно на зиму. Это 80 тыс. рублей, четыре мои зарплаты. А вы про миллиарды говорите.
– И как же вы живёте?
– Скромно, – Татьяна Павловна разгладила на коленях серую шерстяную юбку. – В 4 утра встаю, дою коров, управляюсь по хозяйству, потом в школу. К вечеру падаю без сил. Мне же скоро 60 лет, здоровье давно не то. Да если бы я одна у нас такая была!
– А отпуск-то у вас бывает? Куда-нибудь ездите? – спросила я, вспоминая сообщение в газетах, что тайно бежавшая вместе с дочерью из страны Валентина Захарченко сейчас вроде как греется под ласковым турецким солнцем.
– Никуда, – пожала плечами Свирская. – Я и в море никогда не плавала. Но само море всё-таки видела – учеников возила в Сочи. Два раза. Осенью море красивое.
…Услышав, про 9 млрд, дети из продлёнки, которую вела Ольга Ломатченко, начали наперебой предлагать, на что их можно было бы потратить. Одни предлагали очистить местную речку, чтобы в ней можно было купаться и разводить красивых рыбок. Другие хотели установить светофоры – их в селе нет, отчего переходить дорогу ребятам порой бывает страшновато. Третьи мечтали привезти в село американские горки – огромные, «как в телевизоре». Один и вовсе предложил построить в Волошино Москву. Тогда родители и братья больше не будут уезжать туда на заработки, а останутся с ними.
– Но где можно взять такие деньги? – вдруг озадачился девятилетний Никита.
– Заработать, – направила я.
– На работе, – логично заметил Никита. – Вот я буду пожарником. И заработаю.
– А я – военным, – присоединился его друг.
В классе сельской школы сидели будущие медики, трактористы, водители, юристы и учителя. Узнав о том, что никто из них, работая от рассвета до заката, не сможет скопить даже 1 миллиард, дети расстроились. А будущий охранник Кирилл чуть не заплакал.
– Они у нас не испорченные богатой жизнью, – любовно осмотрела класс Ольга Александровна. – Вот вы всё спрашиваете о миллиардах, а ведь большие деньги – это зло. Диму они до хорошего не довели. И нам такой судьбы не надо.
«Потому что воруют»
Перед тем как уехать из Волошино, я пошла посмотреть на село. Снимала обшарпанные дома и лужи, заходила в магазины, библиотеку и клуб, пытаясь представить, как 30 лет назад здесь бегал маленький Дима Захарченко. Не эта ли память о хуторском детстве стала поводом скупать квартиры в элитнейших домах и дорогие машины, забивая роскошью воспоминания о прошлом?
Глядя на мои перемещения, местные кумушки, что ждали автобус на остановке, занервничали.
«А шо ты у нас сымаешь? Чи шпиёнка? Документы предъяви», – двинулась на меня дама в шляпке.
Пришлось показать документы и объяснить цель визита.
– Опять Захарченки! Как же они нас опозорили! – качала головой крупная женщина с лицом продавца советского гастронома. – Мы их с такой стороны не знали! Жили же как нормальные!
– Та где ж они нормальные? – заспорила другая её товарка.
– Ну не бандиты же! А мать их, Валя, так вообще молодец. Она ж сюда приезжала на 50 лет клуба, девкам косметику импортную привезла, парням одеколоны, чи майки, дарила.
– Ага, как та американка пирожки на майдане! – не согласилась моложавая дама с морковными губами.
– То есть вам обидно, что они нахапали, а вы живёте как можете? – уточнила я.
– Мы не живём, а доживаем, – выступила вперёд бабулька в сером болоньевом пальто. –
А всё почему? Потому что во-ру-ют, – нараспев произнесла она.
– Захарченко? – попыталась угадать я.
– И Захарченки тоже!
Московское небо было таким же – но чуть холоднее и отстранённее. Возможно, в это же время бывший сотрудник антикоррупционного управления МВД полковник Дмитрий Захарченко сквозь решётку тюремного окна смотрел на небо и думал о том, что дождь в декабре – это нонсенс. Такой же, как и всё, что с ним произошло. И если бы можно было знать о таком исходе хотя бы лет 10 назад, то всё могло бы быть иначе.
0
25.00
