ТОП 10 лучших статей российской прессы за
Фев. 18, 2021

— В «LOVE» вам ведь пришлось самой исполнять некоторые трюки?

— Я падала с балкона пару раз, разбила коленки. Там был, конечно, каскадер, и какие-то кадры снимались с ним, но понадобились и более крупные планы. Высота небольшая, это же павильонные съемки. И все же кувыркнулась я не очень удачно, не могу назвать себя талантливой в смысле каскадерских трюков, заработала синяки. Зато что-то сделала сама! (Улыбается.) И еще были сцены, где мы под водой снимались, я тут же после этого заболела. Это была настоящая вода, не глицерин.
— Долго шли съемки?
— Всего месяц. Кажется, совсем недавно они закончились, и вот уже премьера. Это очень здорово! У меня первый раз такой опыт в жизни. Обычно, когда дело доходит до интервью на тему роли, я уже вообще забываю, что играла в этой картине, потому что прошел год, полтора и несколько проектов после этого было. А здесь все очень технично.
— После карантина вы интенсивно снимаетесь. «LOVE» — только один фильм из многих.
— Да. Я летом снялась в «Родителе», потом начались съемки в «Бессоннице», это большой проект для одной из платформ. Там все затянулось: сначала из-за болезни Гоши Куценко сдвинулся график, потом я заразилась ковидом, и пришлось все отменять. Сейчас доснимаем.
— Это там вы все встретили свой ковид?
— Нет, я перед Новым годом заболела, после того, как в Питере снималась в фильмах «Небо» и «Insight».
— Послушайте, ну очень много на самом деле ролей за такой короткий срок. Как после четырех месяцев передышки втянуться в столь интенсивный рабочий график?
— Да прекрасно я втянулась. И параллельно еще продумывала свое новое дело… Я открыла компанию по производству сладостей. Детские линии. Скоро мы выйдем в продажу.
— Вы умеете удивлять…
— Я просто поняла, что у меня нет хобби. Не получается. Если появляется какое-то увлечение, оно сразу перерастает во что-то большее. И если я дома занялась приготовлением зефира и мармелада, то сразу возникает мысль, что надо переходить на промышленные масштабы.
— Фантастика!
— Но я уже с этим смирилась, это даже, может быть, хорошо. Если нам Бог дает какие-то способности, даже минимальные, уж не говоря о каких-то больших талантах, их надо реализовывать.
— В одном из последних интервью вы действительно говорили: «А почему вы думаете, что я только актриса, может, я еще что-то другое могу…» Но я не понимаю, чем вас увлекли сладости. Насколько я знаю, вы любите мясо, а сладкое — нет.
— Я сладкое абсолютно не любила. Но гормональный фон меняется после родов, особенно в таком возрасте, это я могу сказать точно. По-разному бывает: иногда в плюс, иногда в минус, но меняется. Возникают какие-то новые вкусы, интересы. Об этом меня еще Марк Анатольевич Захаров в свое время предупреждал. Я первого ребенка родила слишком рано и не успела это прочувствовать. А вот позже Захаров почему-то решил, что я забеременела, и сказал: «Машенька, осторожней. У актрисы после родов идет непоправимая подвижка в голове». И вот я наконец сама в этом удостоверилась. Начала покупать детское питание, обращала внимание на состав… Изучала, чем это лучше домашнего продукта, а чем хуже, искала на баночках разные зеленые листочки и надписи «био», выясняла, это просто маркетинг или реально что-то значит. Заодно узнала, что такое кошерные продукты и что такое халяльные, чем они отличаются друг от друга. Оказалось, например, что кошерные действительно очень чистые, потому что приготовлены по своду правил, которые нельзя нарушать, без добавок и красителей. Я теперь знаю, какие красители натуральные, какие не натуральные. Это помимо того, что я вдруг резко и неожиданно стала любить сладкое!
— Вы в прямом эфире с подружкой делали зефир и мармелад, который могут есть даже маленькие дети.
— Прямых эфиров я не так много сделала… Всего два. Я просто стала увлекаться детской темой и задумалась о том, что рацион ребенка неумолимо расширяется, скоро Феде нужно будет давать какие-то вкусности. И желательно не вредные. Уже сейчас он любит сладкие фруктовые пюрешки. Значит, необходимо заранее придумать какую-то альтернативу шоколадным конфетам и тортам. Из всего разнообразия сладостей наименее вредные мармелад и зефир. Они легкие и натуральные. Нужно очень постараться, чтобы сделать ненатуральный мармелад.
— Вы чем-то из того, что приготовили, уже угощали Федю?
— Ему год и пять, рано еще. Думаю, зефир и мармелад буду давать ему годам к трем. А пока я сама ем сладости, которые делаю. У меня куча друзей, я их угощаю, пробую сама, смотрю разные рецептуры. Эта тема стала мне глобально интересна где-то год назад. Название долго придумывать не пришлось: Sladchuka. Так я называю своего сына. У нас еще пишется книга. Делаем не просто продукт, а продукт вместе с детской сказкой.
— Бизнес будет семейным?
— Отчасти да. У меня есть партнер…
— Муж?
— Нет, не только муж. Хочется не местечковую историю, а большое и серьезное дело. Про себя я знаю, что посвящаю эту свою деятельность моему ребенку, и то, что я делаю, делаю для Феди.
— Здорово. И когда к вам можно прийти за зефиром?
— Надеюсь, в марте он уже будет в интернет-продаже. Как только это произойдет, я напишу в соцсетях.
— Кстати, в блоге я видела ваши детские фото. Вы с Федей невероятно похожи внешне. А по характеру?
— У нас много общего. Он очень любит машины. И я, хоть и девочка, с раннего детства обожала разные машины. Он, как и я, любит книги. И песенки. Обожает под них танцевать. Еще покушать любит, с этим у нас нет проблем. Любит побегать, он очень подвижный мальчик. Но в основном дома. Потому что на улице, особенно в морозы, на нем столько одежды, что он иногда просто не может ходить.
— Как вы удачно переселились за город, как раз к моменту рождения ребенка и началу пандемии.
— Да, хотя мне было довольно сложно привыкать, потому что я всю жизнь вела достаточно активный образ жизни. Если ты в центре — все рядом. Проснулся, оделся, побежал. А тут до нужного места еще по пробкам нужно добраться. Я к тому же терпеть не могу опаздывать, это вообще не мой стиль, я достаточно пунктуальна, и меня эмоционально очень заводит, если не могу рассчитать время. Ужасно, когда все зависит не от меня, а от трафика. В конце концов я себе сказала: «Все, Маша, ты должна выезжать еще раньше, лучше час подождать на месте, если пробки не будет». Со временем я приноровилась разные дела в городе компоновать и планировать на один день. Это удобно.
— Но все же вам нравится проводить время за городом?
— Да, я там абсолютно счастлива. Здесь у меня три кошки, а я кошек обожаю. Очень люблю гулять на свежем воздухе.
— Наверное, и спортом там заниматься прекрасно.
— Да, я люблю физические нагрузки. Раньше бегала, сейчас больше увлекаюсь спортивной ходьбой с коляской. (Смеется.) Это просто другой стиль, другой образ жизни, к нему надо привыкнуть. У меня после родов первый проект был «Обратная связь», в основном мы снимали в Москве, в павильонах на шоссе Энтузиастов. И после нескольких месяцев загородной жизни я с семьей временно переехала обратно в Москву, потому что не могла привыкнуть к этому режиму, что надо на три часа раньше вставать. А потом мы уже насовсем перебрались на природу. Все равно пошли проекты, которые снимались не в Москве, а в Питере.
— В Питер Федя с вами ездил?
— Да. И мы приехали оттуда перед Новым годом все с коронавирусом. И у меня был месяц тотального карантина и сидения дома.
— Мама была далеко?
— Мы с мамой до сих пор еще не виделись. Я так опасаюсь за маму из-за возраста, из-за состояния здоровья, из-за всего… Бог даст, на днях первый раз увидимся с ней после ковида.
— Спасает видеосвязь?
— Да, каждый день общаемся. Она по видеосвязи внука воспитывает. Федя ее уже знает, говорит «баба», показывает на телефон, — он ее жалует. А она, конечно, очень скучает.
— Как прошла болезнь?
— Непонятное заболевание, депрессивное. Кто переболел — знает… Случаются какие-то панические атаки, ты сидишь и не понимаешь, что будет завтра. У нашей няни не было температуры, вроде бы легкий вариант, а потом шарахнуло 38,5 в одну секунду. У меня тоже: я вроде неделю как выздоровела, все нормально, анализы хорошие, а через неделю бах — температура. Что это такое? Пугает непредсказуемость течения и что каждую секунду это может вырулить в совершенно другую форму, более тяжелую.
— Федю это не затронуло?
— Затронуло, он переболел. В легкой форме, как ОРВИ. Причем он первый заболел, мы уже за ним. Странный такой Новый год, когда вместо подарков ты едешь покупать огромное количество какой-то непраздничной ерунды. Пульсоксиметр на палец — измерять какую-то сатурацию, ингаляторы, кучу лекарств, витаминов…
— Вы даже после болезни прекрасно выглядите, как вам это удается? В чем секрет? Я понимаю, что, кроме генетики, нужна еще и огромная работа.
— Не могу сказать, что выгляжу прекрасно. Наоборот, считаю, что еще до конца не пришла в форму, все же поздние роды не могут не повлиять, я скорее собой недовольна. Но занимаюсь этим вопросом. Например, мало ем. Я поняла, что чем старше становишься, тем меньше нужны порции. Стараюсь есть в 12, потом обедать и уже не ужинать. И так много лет. Сейчас это называется интервальное голодание, но на самом деле по такому принципу питаются все балетные. Эта диета мне подходит. Я совершенно не могла бы подсчитывать калории. Если ты их подсчитываешь, то постоянно концентрируешься на еде. А лучше о ней вообще не думать.
— Это, конечно, здорово, но как держать себя в руках, когда дома семья, приходится готовить для мужа? Наверное, сложно не нарушить правила питания. А я знаю, какие вкусные котлеты вы делаете, и они совсем не диетические. Внутри кусочек сливочного масла, сверху — панировочные сухари. И тушится все в сметане 30%-ной жирности.
— Да, именно так я и готовлю котлеты. Но, к счастью, у нас дома нет культа еды. А у одной моей подруги есть. Она что-то постоянно готовит и готовит, и все жутко вкусное. Я говорю: «Слушай, я к тебе приезжаю, попадаю в эту атмосферу, и мне очень трудно удержаться от соблазна». Я раньше оставалась у нее ночевать, и было так сложно из-за того, что постоянно вкусно пахнет. Конечно, культ этот надо как-то убирать. Знаете, я раньше думала, что есть какое-то особенное строение организма...
— Так называемая широкая кость?
— Да. У нас замечательная гримерша есть в театре «Ленком», мы обожаем ее. Так вот, она худющая, при этом говорит: «Как же я люблю поесть!» Я смотрела на нее всегда и думала: надо же, какой обмен веществ у человека. А потом мы поехали на гастроли в Израиль и пошли в ресторан. Я заказала огромный салат, а Наташа — крошечный супчик. Съела его и говорит: «Как я наелась!» Ну не бывает чудес, понимаете. Даже если человек говорит: «Я много ем», а сам худой, на самом деле ест он очень немного.
— Как все-таки сохранить молодость так, чтобы лицо при этом оставалось живым? У нас есть артистки, которые настолько интенсивно над собой работают, что их невозможно потом узнать. На какие экстремальные воздействия вы готовы ради того, чтобы оставаться красивой?
— Мне хотелось бы достойно стареть, не делая из себя пугало, ничего не надувая — это же все равно молодости не прибавит. Я в этом смысле очень боязлива, не люблю боль. Моя косметолог, кстати, знает это хорошо. Считаю, что должно быть чувство меры, вкуса. Что-то, наверное, можно делать, чтобы поддерживать кожу. Безусловно, сейчас есть очень много разных методик. Но я даже не представляю, как бы я стала делать круговую подтяжку, например. Лучше обойдусь. Для того, чтобы сниматься в кино, этого и не нужно… Знаете, снявшись с Камбербэтчем в фильме «Игры шпионов», я поняла, почему такие все красотки там.
— Почему?
— Да свет такой и камера! У меня было ощущение, что на камеру чулок надет, знаете, как в старые времена. Я посмотрела в монитор, думаю: когда они это все сделали? Конечно, у них еще коррекция, фильтры.
— Как вы попали в этот британский проект с Камбербэтчем? И кого вы играете?
— Я играю жену шпиона Олега Пеньковского, которого, в свою очередь, играет Мераб Нинидзе. У него и дружба, и противостояние с Гревиллом Винном, которого играет Камбербэтч. Попала я в этот фильм совершенно случайно. Просто пришла на кастинг, познакомилась с режиссером. На самом деле я удивилась, когда меня взяли: с женой Пеньковского — а это же реальный человек — мы абсолютно не похожи внешне, она брюнетка с вьющимися волосами, абсолютно другого типа лицо. Но мне сделали парик. В фильме я с короткими черными волосами. Никогда еще у меня не было такой прически. Сценарий сначала мне не очень понравился, мне показалось, что там много того, что называется «клюква». Но Доминик Кук оказался интересным и внимательным режиссером. Он много ставил в театре и к каким-то вещам, которые я говорила, прислушивался.
— Как вам Камбербэтч?
— Интересный, интеллигентный человек. Очень приветлив, с ним легко общаться. Я так понимаю, он дико болел этим проектом, так как был его сопродюсером.
— У вас в кино последнее время интересные проекты друг за другом идут. О роли в фильме «Родитель» вы в соцсетях писали как о чем-то из ряда вон выходящем. Мол, вы там очень жесткая и такого никогда не играли прежде.
— Самым жестким на съемках была сахарная пудра в носу, от нее там все склеивается. (Улыбается.) Я играю нар­команку, наркобароншу. Мы все пытались придумать, чем можно заменить эту штуку. Экспериментировали с художниками… Драматическая история о наркомании среди подростков, что у нас, к несчастью, стало нормой и приводит к страшным и непоправимым последствиям. В жизни, в реальной жизни! Не в какой-то иллюзорной, где кайф, где все круто.
— А сейчас где снимаетесь?
— У замечательной Оли Френкель, сценариста и режиссера, в проекте «Бессонница». Там заняты Гоша Ку­ценко, Игорь Миркурбанов, Кирилл Кяро, Ира Старшенбаум и много других прекрасных артистов. Это интересная и умная история. Вот как у Козловой сценарий «Садового кольца» был очень умный. Может быть, жесткий, но там каждый персонаж не одномерный. Вот и сценарий Оли Френкель мне понравился, потому что он неоднозначный.
— А там ваша героиня кто?
— Психолог, как и в моем любимом «Садовом кольце». Это драма, триллер. Там разговор о реинкарнации и о том, насколько карма влияет на жизни человеческие.
— Опять психолог? Вы уже, наверное, и сами освоили эту науку. Можете без посторонней помощи улучшить свою жизнь, успокоиться, расставить все по местам?
— У меня нет такой гордыни, что я сама, сама, сама. Считаю, что психотерапия — очень важная вещь, гигиена жизни. И, если есть какие-то внутренние проблемы, нужно взаимодействовать с грамотным специалистом. О психике, о своем внутреннем состоянии тоже нужно заботиться. У человека существуют так называемые установки. Из-за них человек не может реализовать то, что хочет.
— У вас были какие-то установки, которые мешали стать в полной мере счастливой?
— Ожидания мешали мне стать в полной мере счастливой. Жизнь имеет свойство обламывать ожидания. (Улыбается.)
— А что вы ожидали от любви, от личной жизни? Были какие-то такие дурацкие установки, из-за которых все разрушалось?
— У меня, скорее, проблема была не в ожиданиях, а в отсутствии примера жизненного, я не видела, как строится нормальная семья. И навоображала себе что-то такое, чего в нормальной семье не бывает.
— А как сейчас?
— Иначе совершенно. Но только потому, что я проделала огромную работу. Сейчас я понимаю, что семья — это гармоничные отношения мудрых людей, основное в жизни, а не второстепенный фактор, как было в моем понимании раньше… Понимаете, вроде бы все знают, что семья — это важно. И я лет десять назад тоже знала. Но знать и осознавать — разные вещи. Степень готовности включаться в семейную жизнь была другой. И результат тоже — другой… И где-то в глубине души я понимала, в чем дело...
— Возвращаясь к «LOVE». Так что такое любовь?
— Любовь — это когда ты человека принимаешь со всем тем, что у него есть. Вначале в любви всегда есть некая чрезмерность — иллюзия, восхищение. А через какое-то время начинают вскрываться разные качества. Так вот, если это любовь, ты все осознаешь, все в реальном свете видишь, не через розовые очки — но принимаешь человека таким, какой он есть.
— А что сложнее всего было принять в Андрее?
— Да ничего. Мой муж идеальный. (Смеется.)
— Элементы домостроя у вас присутствуют в семейной жизни?
— У нас есть в прямом смысле элементы домостроя, потому что я люблю строить дома. Из кирпича, из хороших материалов, чтобы все было как положено, чтобы ремонт хороший…
— А во взаимоотношениях? Я помню видео, где муж делает вам замечание — просит убрать волосы, когда вы готовите мармеладки. И вы его безропотно слушаетесь.
— Конечно, слушаюсь, если он говорит разумные вещи. Разумные вещи только дурак не слушает! Но я бы хотела еще добавить о любви. Кроме принятия это еще действие. Я не очень верю в разговоры. Я практик и большой реалист. И смотрю на те действия, которые человек совершает. Для меня крайне важна поддержка, действенная помощь, сплоченность, командный дух такой. Считаю, что это и есть основа любого здорового коллектива, любой здоровой семьи.
— Я поняла, что вы принимаете мужа. А как с принятием собственных детей? Ведь на самом деле это сложно. Хочется что-то исправить, подкорректировать, помочь, подсказать…
— Вы знаете, я сейчас к маленькому Феде присматриваюсь, мне очень важно разглядеть его способности, подчеркнуть какие-то его достоинства личные.
— Со старшим сыном Андреем было не так?
— Нет, с Андреем я старалась тоже, не могу сказать, что я давила на него. Может быть, в переходном возрасте просто от страха, растерянности и неготовности к каким-то вещам… Но в детстве — нет. Я тоже смотрела, к чему он склонен. Хотя с Федей — даже еще больше, чем с Андрюхой. Мне важно, как он будет формироваться, что ему давать, на что направить именно этого конкретного человека, а не того, которого я себе представила. Вот я, к примеру, вижу, что он очень чувствительный мальчик. Реагирует на шумы, на какое-то крошечное недовольство. Ему это не нравится. Он склонен к гармонии, к балансу. Весы по гороскопу. И, я считаю, как мне Бог послал такую радость и счастье, так и ему повезло с мамой, потому что я крайне тактично с ним себя веду. Я не истеричная мама, отнюдь, у меня не бывает приступов раздражительности, в особенности на ребенка, никогда вообще, ни разу. Я за этим очень внимательно слежу.
— Он страдает, когда вы уходите на работу?
— Да, переживает. Бывает, что и плачет: «мама, мама». Засыпать без меня вообще не может. Он очень ласковый ребенок, привязчивый. Поэтому я, конечно, всегда несусь домой.
— А если отъезды какие-то?
— Нет, отъезды без него сейчас исключены… У меня были две небольшие такие поездки, и я поняла, что это неправильно. Не хочу.
— Маша, вы планируете будущее? Знаю, что, если вы что-то загадываете, оно сбывается…
— Сбывается, да… Но, знаете, я реалист. Никаких иллюзий по поводу будущего не питаю. Профессию свою я очень люблю, но, занимаясь фондом «Артист», могу сказать, что наша судьба, когда мы постареем, грустная. Конечно, если у тебя нет каких-то заделов. Своего театра, например, как у Жени Миронова. Или продюсерской компании. Это в советское время пожилые народные артисты «почивали на лаврах» уважения, зрительской любви, каких-то льгот, санаториев, возможностей. Теперь этого ничего нет. То есть сейчас время, условно говоря, инстаграм-людей, которые не умеют ничего по большому счету, кроме как набрать какого-то хайпа на скандалах, за­иметь кучу подписчиков и жить припеваючи за счет рекламы. А тот, кто всю жизнь служил профессии, будет разве что как-то сводить концы с концами… Я снимаюсь, пока зовут. Но я не ставлю себе таких задач, что — ой, буду все возможное делать, чтобы до конца оставаться в обойме… Я понимаю, что пожилые артистки сейчас никому не нужны.
— А стать второй Мерил Стрип у нас невозможно?
— Но на Западе тоже таких, как Мерил Стрип, по пальцам пересчитать можно. И потом, у нас даже близко нет подобных гонораров. Там, работая на уровне Джейн Фонды, Гленн Клоуз или кого-то еще из старой гвардии, ты можешь все оставшиеся годы жить абсолютно безбедно, даже не снимаясь…
— И что будет завтра? Вы не тот человек, который живет одним днем. Возможно, вы начинаете свою историю с мармеладками, чтобы подстраховаться в будущем?
— Нет, это не просто история с мармеладками. Есть вещи, которые я хочу реализовать, пока еще у меня много сил, а это лет до шестидесяти. Я хочу большую производственную индустрию, а не заниматься на кустарном уровне мармеладками. Меня интересует все, что связано с детьми. Глобально. Но пока я не собираюсь и из кино уходить.
— А что нового у вас в «Ленкоме», кроме новой фотографии в фойе?
— После смерти Марка Анатоль­евича Захарова очень многое изменилось, потому что ушел гений… Это его театр. Теперь его имя в названии, но, по сути, он и был театром Марка Захарова. Мастера с абсолютно своим почерком, своей манерой, своей школой, на которую «заточены» артисты. Конечно, сейчас переломный момент. Не так просто влиться в коллектив какому-то другому режиссеру. Мне кажется, нужно время, и это должен быть не просто режиссер. А пока Марк Борисович Варшавер, как может, поддерживает репертуар, старается вводить молодежь в новые постановки. Осталась большая часть спектаклей Захарова, все практически… Но мои спектакли еще перед родами сняли с репертуара, остался один. Я не жалею. В тот момент, когда я стала мамой, это было идеально, и я вряд ли смогла бы играть больше. И нового я тоже не жажду. Премьера — это несколько месяцев постоянных репетиций в театре. Сниматься в кино в этом смысле проще. У тебя может быть два дня съемочных, потом неделя перерыва, потом еще один день работы. Такой график больше подходит к режиму маленького грудного ребенка. А именно это для меня сейчас в приоритете.