ТОП 10 лучших статей российской прессы за
Дек. 12, 2020

— Как она отреагировала на предложение стать ведущей?

— Дочь настолько легкий человек и мы настолько готовы к любым приключениям, что она восприняла это очень хорошо. Тем более появился лишний повод побыть с мамой вдвоем, без братьев. Марфа, правда, не подозревала, что работа на ТВ — довольно тяжелый труд. Хотя все и происходит раз-два в месяц по выходным, но съемочные смены длятся подолгу. Пока дочке самой это интересно, она чувствует себя человеком при деле. И, конечно, воспринимает это как работу. Когда у нас съемки, Марфа рано встает, собирается и идет.

— И заслуженно получает награды…

— Когда Марфу объявили победителем в номинации «Главный юный ведущий» Национальной детской премии «Главные герои», она, конечно, была счастлива. Но в этом году награда досталась другому ребенку, и дочь нормально это восприняла, спокойно порадовалась за своего коллегу. Кстати, в 2020-м в конкурсе лучшей ведущей стала я , а Марфа пролетела, но это ее не особо трогает. Мы очень благодарны зрителям за то, что им нравится наша программа, за то, что они нас выбирают, но, конечно, это не является целью. Мне очень хочется, чтобы у дочки не сформировалось тяги к признанию, к славе и, может быть, даже к деньгам. Не в том смысле, что деньги — это плохо. Деньги — это хорошо, когда ты получаешь их за качественный труд. Я стараюсь давать своим детям установки: надо хорошо учиться, хорошо трудиться, становиться профессионалом, и тогда к тебе придут и деньги, и слава, и все остальные бонусы успеха. А успех как цель — это бессмысленно. Целью должен быть профессионализм и польза, которую ты приносишь миру.
— В одном интервью вы сказали, что всегда мечтали работать на детском канале. Почему?

— Да! Во-первых, это такой жанр, в котором я еще ни разу не работала, а мне все-таки важно в профессии расти и учиться. Во-вторых, дети — самые благодарные и самые искренние зрители, с которыми нужно быть максимально честным. И мне нравится детский формат, потому что он простой, понятный, но в то же время очень глубокий. На детском канале невозможно сделать что-то пошлое, грязное или грубое, и меня это очень устраивает.

— Многие известные люди стараются оградить своих детей от публичности…

— Я блогер, и мой блог посвящен семье, так что мои дети в любом случае присутствуют в публичном пространстве. Но у меня точно не было никакого желания специально толкать их в телевизор или на сцену. Просто нас пригласили, у Марфы получилось. Пока я не вижу в этом ничего плохого. Возможно, дочь свяжет жизнь с телевидением и станет профессиональной ведущей. Пока ей доставляет это удовольствие, но если она устанет и потеряет интерес, мы все прекратим. В любом случае Марфа растет, у нее, как и у балерин, к сожалению, есть ограничения по возрасту. Ведь канал «Карусель» до 12 лет, поэтому у нас есть еще год-два, а потом все, на пенсию. (Улыбается.) Но в семье еще есть Ваня, который может прийти на смену. Он пока маленький, ему всего пять лет. Сын уже участвовал в нескольких проектах, снялся в рекламе. Он у нас трудяга. Но Марфа — это такая мощь и харизма, я не знаю, сможет ли Ваня дотянуть до ее обаяния. Он совершенно чудесный, но гораздо более сдержанный, чем Марфа.

— Получается, дочь определилась со своей будущей профессией?

— Нет, пока Марфа не собирается связывать свою жизнь с телевидением. Дочь хочет заниматься биологией. Раньше у нее была мечта стать доктором всего тела, причем она хотела заниматься какими-то экзотическими болезнями. Потом Марфа поговорила с одной моей знакомой, специалистом по всяким тропическим заболеваниям, и передумала. Не готова она оказалась столкнуться с мухой цеце или африканским ядовитым пауком. Решила, что будет заниматься лабораторной биологией. Марфа — самый занятой ребенок в нашей семье, у нее куча всего интересного происходит в жизни. Она занимается фольклорным вокалом, учится играть на фортепиано, учит английский и финский языки, посещает бассейн два раза в неделю. Я периодически ее спрашиваю: «Ты уверена, что все это потянешь? Тебе точно это нравится?» Она говорит: «Да, мне все нравится, мне интересно, я хочу». Все, что делает Марфа, она делает исходя из собственных желаний. Например, несколько лет дочь посещала театральную студию. А потом сказала: «Мне не интересно, больше не пойду». И я не стала настаивать. У меня нет задачи чем-то загрузить ребенка. Если бы кто-нибудь из моих детей был вундеркиндом, то, наверное, мы всю жизнь положили бы на спорт или музыку. Но поскольку у меня обычные дети, достаточно разносторонние, хочется, чтобы они попробовали максимум разнообразных активностей.

— Тутта, в 2020-м мы все столкнулись с новым, не всегда позитивным опытом. Например, с периодом самоизоляции в первой половине года. Как он прошел для вас?

— Мы провели это время на даче. Нам было хорошо всем вместе в одном пространстве, выстроились какие-то новые взаимоотношения, у детей появились новые обязанности. Мы туда приехали без няни, без домработницы, и выяснилось, что дети даже не считают нужным убрать со стола чашку за собой, потому что все это время за них кто-то это делал. Так что у них появился полезный опыт самообслуживания. Наши отношения внутри семьи стали глубже. Впервые за всю нашу жизнь были регулярные совместные обеды, выстроился семейный график. Раньше каждый жил какой-то своей жизнью, мы только по выходным пересекались все вместе. А тут общались, сидели за столом, чтото мастерили, пели песни под гитару. Я даже вспомнила свои уроки вязания, начала сыну Ване свитер вязать, правда, забросила. Но надо к этому вернуться. (Улыбается.) Мой муж освоил выпечку хлеба. Он каждое утро вставал в шесть, чтобы нам испечь хлеб, встречал нас этим дивным запахом по утрам. Но я не могу сказать, что мы провели карантин в суперидиллии, потому что, если ты сидишь в раю насильно, тебе рай не мил. Психологически на меня это очень давило — невозможность работать, с кемто встретиться, обнять своих друзей.

— Есть у вас в семье распределение ролей, кто, например, из вас с мужем хороший, а кто плохой полицейский?

— Принято считать, что мама дает детям ценности, а папа — практические навыки. Но у нас все достаточно смешанно. Папа может все (поменять подгузник, помыть, покормить, полечить и погулять), кроме как покормить младенца грудью. И точно так же я могу пропадать на работе 12 часов в сутки, а потом прийти, положить ноги на стол, включить телевизор и сказать: «Не трогайте меня». У нас в семье стереотипные роли очень смазаны, кто что может, тот то и делает. Поэтому иногда папа бывает строже, иногда я бываю строже. Но, как правило, мы вообще не строим с детьми отношения на таких манипуляциях — «плохой — хороший полицейский». Мы стараемся быть друзьями, выстраивать доверительные отношения, и поэтому у нас в семье практически не наказывают детей. Достаточно сказать: «Мне это не нравится», чтобы скорректировать поведение. И когда ребенок говорит: «Мне это не нравится», я тоже прекращаю делать то, что его раздражает. Но это не касается учебы. Я не заставляю детей учиться, а просто объясняю, что не всегда можно делать то, что тебе хочется. Что есть какие-то законы социума, законы физики, наконец: если ты выйдешь в окно, то разобьешься; если сунешь палец в розетку, тебя ударит током; если не сдашь «домашку», у тебя будут проблемы в школе; если будут проблемы в школе, останется меньше времени на отдых. То есть я объясняю причинно-следственные связи и не применяю никаких наказаний или санкций.

— Вы воспитываете своих детей так же, как ваши родители воспитывали вас?

— Отчасти да. Родители с детства меня научили тому, что обратная сторона свободы — это ответственность. Если я хочу максимальной свободы, приходить домой в одиннадцать вечера и самой выбирать себе занятия, то мне надо оправдывать их доверие, то есть выполнять свои обязанности, нормально учиться. И мне такой принцип очень нравится. Я практикую то же самое со своими детьми. Но у моих родителей было меньше возможностей для непосредственного душевного общения с ребенком, они были все очень заняты какой-то социальной и профессиональной жизнью. И не всегда им хватало терпения. К сожалению, в моей семье практиковались телесные наказания. Причем применительно только ко мне, мою младшую сестру уже не трогали. Они на мне потренировались, поняли, что это не работает. Но таких эпизодов было немного, гораздо больше родители мне дали любви, внимания, средств. Они никогда не жалели денег на мои «хотелки» — на путешествия, на спорт, на книги, на образование, на репетиторов, на какие-то удовольствия. И я своим детям не отказываю в их желаниях. Если, например, мы приходим в магазин игрушек и Ваня спрашивает: «А мне сегодня можно что-нибудь здесь купить?» — я отвечаю: «Да, тебе можно что-нибудь одно купить». — «А я хочу это, это, это». — «Нет, мы можем купить что-то одно». Он вполне адекватно это воспринимает и с этим соглашается. Бывает, что приходит и говорит: «Я видел классные кроссовки, а можно мне такие?» Если получается найти такие, я не вижу причин, почему бы это желание не удовлетворить. Но у наших детей вообще очень мало материальных желаний. Они просто напитаны, наполнены, у них нет в принципе дефицита ни в чем. Нет дефицита в родительской любви, во внимании, в одежде, в еде, в выборе образования.

— А что вы думаете по поводу раннего развития детей?

— Я категорически против него. У ребенка до школы колоссальное количество задач, заложенных природой, которые он должен решить. Если мы в это начинаем влезать с математикой, с ранним английским, мы просто сбиваем все настройки, а потом получаем заикание, дислексию, энурез и прочие проблемы. А ему просто надо дать созреть. Ребенку за три-четыре года нужно научиться ходить, говорить, смотреть, слышать, нюхать, хватать, есть ложкой, глотать, жевать. Это колоссальные процессы. Поэтому какая там арифметика, вы чего? Самое раннее — это начинать заниматься с ребенком в пять-шесть лет.

— Есть разница в воспитании старших и младших?

— Конечно, первый ребенок — это всегда ядерный полигон для воспитания. Я наделала ошибок, особенно в том, что касается здоровья и лечения, да и, конечно, общения. Луку я наказывала, пару раз даже телесно, и мне за это дико стыдно. И вообще, Лука же был рожден без папы и первые два года жизни рос с мамой-одиночкой, это все наложило определенный отпечаток на его личность. Но он все равно очень классный парень, хороший, добрый, но немножко неустойчивый, что ли, в отличие от Марфы и Вани, у которых есть большая уверенность в себе и в том, что мир прекрасен. Мне кажется, что у Луки есть потребность все время доказывать, что он хороший.

— Может быть, в силу характера?

— Не знаю. Я думаю, что это в силу тех обстоятельств, в которых он был рожден и рос в первые годы, потому что я была неопытной мамой, некому было мне какие-то важные вещи подсказать. Но я думаю, что в любом случае ничего не бывает случайно. У меня нет чувства вины по этому поводу, мы с Лукой были даны друг другу для того, чтобы каждый из нас кем-то стал, както изменился. Лука меня очень многому научил, меня как родителя сформировал, и он именно тот человек, благодаря которому я поняла, что наказание не работает, что мама может быть другом, а не овчаркой, которая все время лает. И Лука научил меня уважать чувства и желания детей, их личное пространство. То есть он сильный, классный чувак, мне с ним очень интересно.

— Чем он занимается? У него сейчас переходный возраст…

— Да, Луке пятнадцать. Он ничем не занимается. Сын учится, как у него получается, и играет в компьютерные игры. Недавно он решил возобновить свои занятия капоэйрой, которой занимался год. Но я не вмешиваюсь в его дела и планы. Лука уже достаточно взрослый человек, чтобы самостоятельно решить, чем он хочет заниматься. Я готова поддержать любой его запрос. Но он пока не может определиться. Ему достаточно одного-двух сеансов чего бы то ни было, чтобы потерять интерес. Лука не ищет сложных путей. Ну а поскольку он учится в 9-м классе и впереди сдача ОГЭ , я решила, что в этом году действительно есть смысл особо ничем его не напрягать.

— Вы ругаете детей за плохие отметки в школе? Ждете от них только отличной учебы?

— Нет. Мы закалены Лукой, который всегда получал одни тройки, и большего не требуем. Для меня оценки вообще не являются показателем. Например, у меня золотая медаль, но я считаю на калькуляторе и не могу помочь с «домашкой» по математике детям уже с третьего класса. Мне просто хотелось бы, чтобы ребенку было интересно учиться, чтобы он выбирал для себя те предметы, которые его вдохновляют, и понятно, что это не может быть все подряд. Если ребенок гуманитарий, он не может быть успешен в математике на сто процентов. Конечно, можно давить, заставлять, но это не наш путь. Я понимаю, что мы живем в таком мире, когда, наверное, важно выбрать то, что ты хотел бы делать, и бить в одну точку.

— Судя по всему, вы хорошая и муд рая мама. Вашим детям очень повезло!

— Я разная мама. Мне кажется, мой единственный плюс как мамы заключается в том, что я перестала хотеть быть идеальной мамой. Перфекционизм — главный враг современной мамы. Мне очень понравилось, как недавно Ванина крестная сказала: «Я достаточно хорошая мать, меня это устраивает».
Быть идеальной очень опасно и вредно. Человек — существо динамическое, и когда меняются обстоятельства вокруг и ты вдруг оказываешься не идеальным, это рушит весь твой мир. А ты еще даешь детям установки, что они тоже должны быть идеальными. Это невыносимая ноша. Поэтому можно ошибаться, можно быть дураком, можно быть неправым, главное — вовремя извиниться и признать это.

— Вы говорили в одном интервью, что ваши дети любят читать. Это очень нетипично для современных детей…

— Я думаю, эта проблема во многом связана с тем, что мы детей сразу нагружаем чтением какой-то обязательной литературы, а не той, которая им интересна. Ребенок в 12—13 лет не может сейчас читать Фонвизина и Тургенева. Тяжело. Им надо читать Дра гунского, Голявкина, Катаева. Я всегда подсовывала детям книжки, которые соответствуют их возрасту, чтобы у них вырабатывался навык чтения, а дальше они начинают уже сами искать какой-то контент более сложный и интересный. У меня Марфа вообще год читала только «Гарри Поттера». Все эти тома по три раза подряд — заканчивала и начинала снова. Видимо, ей не хотелось выходить из этого мира. Сейчас уже она как-то удовлетворила этот интерес и перешла на другую детскую литературу.

— Ограждаете ли вы детей от гаджетов?

— Мы старались это делать до наступления пандемии. Но с дистанционным обучением ограничения сняли. Гаджеты — это сейчас единственный способ общения со своими сверстниками, к сожалению. Дистант ударил не столько по образованию и знаниям детей, сколько по их социализации. У меня оба ребенка сидят на дистанте, и они лезут на стенки от отсутствия общения с друзьями. Если они не учатся, то играют с друзьями онлайн или общаются. Все нормально с социализацией у Вани. Он ходит в сад, учит стихи и будет Снеговиком или Петрушкой на Новый год. Ваня-то как раз особо и не нуждается в общении, у него есть Марфа — свет в окне, его главный друг и наставник. Это подросткам необходимо в стаю сбиваться, а малышам хорошо в семье. У Вани все прекрасно, у него есть брат, сестра, собака, папа, мама. Ему для счастья больше ничего не надо.

— А ревности между детьми нет?

— Когда Марфа родилась, Лука очень сильно ревновал, он говорил нам: «Вы что, с ума сошли, зачем вам еще один ребенок, у вас же есть я!» И, честно говоря, он Марфе так и не простил, что она лишила его эксклюзива в семье. Лука вообще достаточно холоден к младшим детям. Если, например, они находятся на каком-то мероприятии или в какой-то чужой среде, он за них будет стоять горой, защищать, следить и всячески их оберегать, но дома он с ними особо в коммуникацию не вступает. А младшие между собой настолько близки, что я не устаю умиляться и восхищаться. Марфе очень нравится заниматься с Ваней, потому что она любит быть лидером. Правда, Ваня уже не всегда позволяет брать власть над собой, они могут поссориться и даже немного подраться. Но все равно они близки, хорошо дружат, играют, им всегда вместе интересно.

— Тутта, при вашем плотном рабочем графике не появляется чувства вины, что вы недостаточно времени проводите с детьми?

— Поначалу, по неопытности и по моей незрелости, у меня было такое чувство вины. Я не могла нормально выстроить свою жизнь, чтобы не быть заложницей ситуаций, которые не сама себе создаю. Например, я работала на радио «Маяк» , когда родила Марфу. И мне было запрещено брать ее с собой, поэтому приходилось сцеживать молоко и по полдня не кормить ребенка грудью. Для меня это было ужасно. Но я не могла уйти с той работы, потому что мне нужны были деньги. Хотя сейчас понимаю, что можно было спокойно найти другую работу, где выполнялись бы мои условия. Но как-то было страшно, я не была достаточно уверена в себе, чтобы приоритетом выбрать своих детей и себя. А сейчас понимаю, что такой опыт был мне нужен... Я не вижу смысла в чувстве вины, это абсолютно токсичное и бесполезное чувство. Эту часть негатива в себе я точно изжила.

— А время для мужа удается найти?

— К сожалению, не так часто нам удается побыть с мужем вдвоем. Это может быть какой-то вечер на неделе: мы просим няню задержаться и идем либо в кино, либо в ресторан. И конечно, у нас появляется личное время, когда приезжают родители Валеры и занимаются детьми, домом.

— Какой вы себя представляете через десять лет?

— Я надеюсь, что все будет примерно так же, как сейчас. Не думаю, что моя жизнь радикально изменится. Может быть, появятся какие-то новые интересные проекты, может быть, я открою в себе еще какую-нибудь грань. Если бы мне три года назад сказали, что я стану почти кулинарным блогером, я бы очень удивилась, но сейчас все больше и больше работаю в теме еды, кулинарии, хотя дома по-прежнему готовит мой муж. (Улыбается.)