Производить абсолютно все, что нам надо, внутри России мы никогда не будем — климат не тот. Но чем больше товаров сможем делать для себя сами, тем богаче будет жить и страна, и каждый ее гражданин, считает директор института народнохозяйственного прогнозирования РАН Александр Широв.
— Самое страшное и опасное, что сейчас может случиться — неэффективное импортозамещение. Это будет пострашнее гонки вооружений, которая подкосила советскую экономику. Не надо бананы выращивать на Ямале — теоретически, наверное, это возможно, но их себестоимость будет запредельной. У нас есть огромный внутренний рынок — 146 млн человек, это мы, каждый из нас — потребитель. И вот все то, что можно произвести у нас и с выгодой реализовать на этом рынке, надо выпускать здесь, своими силами и зарабатывать на этом. А то, что выгоднее купить у дружественной страны, — продолжать импортировать. Например, какие-нибудь заклепки или гвозди, которые в Китае делают миллиардными тиражами, там всегда будут дешевле. Если выгоднее купить у них, зачем невыгодно или плохо делать у нас?
— Но тогда мы рискуем снова попасть в зависимость от другой страны. Есть такая опасность?
— Нет. Прошедший год показал, что бизнес, особенно малый и средний, о котором у нас столько сокрушались, умеет очень быстро менять поставщиков, осваивать новые источники поставок и рынки сбыта. Половина товаров в мире уже продается не за доллары или евро — расчеты идут в национальных валютах. То есть США или ЕС не могут в полной мере контролировать эти сделки и препятствовать им. Вообще доля доллара в мировой торговле год от года сокращается. Мир большой, поставщики и покупатели всегда найдутся, а значит, с любыми технологическими ограничениями можно бороться.
Очевидные резервы
— В чем тогда смысл импортозамещения?
— У нас в стране доход на одного россиянина составляет примерно 16 тыс. долларов. И только 2 тыс. долларов из них — одна восьмая — поступления от торговли углеводородами. Остальные 14 тыс. долларов — в семь раз больше! — дает вся остальная экономика: мебельные фабрики, сапожные мастерские, рекламные агентства, типографии — что угодно. Конечно, хотелось бы увеличить подушевые поступления хотя бы до 30 тыс. долларов в год — сильно сократив разрыв с развитыми странами. Доходы от углеводородов тоже можно постепенно нарастить, если продавать не сырую нефть, а, например, продукты нефтегазохимии. Но основные деньги мы получаем от других отраслей. Их и надо развивать, чтобы вместо 14 тыс. долларов на человека они начали приносить хотя бы вдвое больше. Так мы придем к искомым 30 тыс. долларов подушевого дохода.
— Сейчас в стране растет импорт. Это шаг назад?
— Импорт вполне может работать на экономический рост. Например, мы всегда сильно зависели от импорта технологий, даже на оборонных заводах СССР стояли станки, выпущенные в Швейцарии и Японии. Мы можем закупить саму технологию, можем технологичные изделия, особой разницы тут нет. И затем использовать их для выпуска — уже у себя — товаров, которые прежде завозили из-за границы. А это значит, что у нас появятся рабочие места, дополнительные налоговые отчисления, вырастет ВВП. Такой импорт, необходимый, как это ни парадоксально звучит, для импортозамещения, можно только приветствовать. Тем более у нас сейчас поступления от экспорта значительно превышают то, что мы тратим на покупки за границей, мы можем себе позволить приобрести средства производства.
— Кто и как определит, в каком случае импортозамещение эффективно и им надо заниматься, а в какой — нет?
— В отличие от СССР, у нас доля ресурсов, которыми напрямую распоряжается государство относительно невелика. Например, объем консолидированного бюджета — всего лишь около 20% от ВВП. Да, еще есть публичные акционерные общества с большим участием государства, но они работают преимущественно как коммерческие структуры. Импортозамещение требует вложений и инвестиций, которые может обеспечить только бизнес. Получить коммерческий кредит на эти цели могут далеко не все, поэтому государство через институты развития и другие структуры выделяет льготные займы. Но это все равно возвратные деньги, компании их берут для того, чтобы вложить в проект, запустить его, получить прибыль, часть которой пойдет на погашение ссуды. Бизнес идет туда, где видит прибыль, а где налаживать какой-то процесс у нас не имеет смысла — не идет. Критические отрасли государство профинансирует в любом случае. Так мы гарантируем себе честный отбор эффективных направлений импортозамещения. В СССР могли много ресурсов тратить на то, что давало минимальный доход. Мы себе такого позволить не можем, вкладывать 100 млрд рублей в завод, который будет приносить по 1 млн рублей прибыли в год, никто не станет, если опять же речь не идет о вопросах национальной безопасности и обеспечения критической жизнедеятельности.
— Сейчас не самый простой для страны момент в истории. Почему импортозамещением занялись именно сейчас? В тучные нулевые разве бы нам не было проще пройти этот путь?
— Именно тогда первые шаги в этом направлении и стали делать, но после 2014 года они стали более активными. На самом деле результаты уже есть и они очень заметны. Например, в прошлом году ВВП сократился на 2,1% — результат намного лучше, чем сулили прогнозы. Сокращение импорта, отчасти вынужденное, спасло нам около 2,5%. И примерно столько же — как раз импортозамещение, которое уже состоялось к тому моменту. Без него нам пришлось бы намного сложнее, падение было бы в районе 5-7%. В будущем то, что помогало сократить падение, будет увеличивать рост экономики, доходов россиян.
А матчасть нам осталась
— Тем не менее, автопром рухнул на 60%, потеряли и другие отрасли...
— Автозаводы собирали машинокомплекты, которые перестали привозить, — вот и падение. Сами же производственные мощности все остались в стране. Сейчас на них придут другие производители — те же китайцы — и этот объем мы восстановим. Какая разница, откуда вести запчасти? А мебельные цеха используют уже наши компании. За прошлый год мы в значительной степени заместили импорт в сфере услуг — ушли международные консалтинговые компании, сами справились. Освоили выпуск упаковки взамен Tetra Pac, многое перехватили в фармакологии, пищевом секторе и производстве так называемых «простых» вещей, которые окружают нас повсюду.
— В каких отраслях мы точно перейдем на отечественные изделия?
— В самых разных. Та же мебель, самолеты. У нас огромный рынок сбыта. Все, что есть смысл производить в таких масштабах — все можно освоить. Импорт тоже останется. Но в нем будет расти доля сырья и материалов, технологий и средств производства. У нас есть энергетические ресурсы, это очень хороший и надежный товар, он позволит нам оплатить все эти поставки. А вот предметы потребления будем выпускать сами, что-то еще и экспортировать. Это обеспечит и рост экономики страны, и доходы бизнеса и каждого гражданина.
— В перспективе мы сможем обойтись совсем без импорта?
— Нет, и задачи такой никто не ставит. Есть, конечно, крайние примеры, как Северная Корея. Она вроде бы и закрыта, но сама возможность существования этого государства обеспечена поддержкой такой мощной страны как Китай. Быть отшельниками у нас не получится, — и сами не справимся, и наши товары нужны импортерам. Но этого и не требуется, мы просто изменим свою роль в мировой экономике, в конечном счете займем нишу, которая обеспечит нам больше выгод и преимуществ.