ТОП 10 лучших статей российской прессы за
Aug. 24, 2022

Отвечает диакон Игорь Цуканов

Наверное, нет ни одного человека, который назвал бы свою жизнь легкой. Все мы болеем, сталкиваемся с несправедливостями, теряем близких и любимых людей, а в конце концов умираем сами, и все это не какие-то роковые случайности (хотя иногда так кажется), а самая верная закономерность. Ни в чем я не могу быть уверен так же твердо, как в том, что однажды умру. Даже верующие люди, сталкиваясь с испытаниями, могут впасть в отчаяние, разочароваться в Боге и пойти по пути Ивана Карамазова, который «вернул билет» Богу, создавшему, по его мнению, такой жестокий и несправедливый мир. Мир всеобщего страдания. Что же, этот мир действительно тяжко болен. Таким его сделал грех, некогда совершенный нашими прародителями и наложивший отпечаток на всю последующую историю человечества. Но значит ли это, что нам остаётся только один вариант отношения к миру и создавшему его Богу — тот самый, карамазовский? Вовсе нет. Перед нашими глазами пример Девы Марии, Матери Господа Иисуса, над Которым жестоко издевались и Которого убили прямо у Нее на глазах. Смерть Сына стала кульминацией Ее страданий. И в том, как Она прошла через них, — ориентир и надежда для всех нас. А ведь начиналось все с призыва к радости.

Тезис первый: «Радуйся!» — это было первое, что Мария услышала от Ангела.

После того, как совсем юная (по преданию, Ей не было еще и двадцати) Мария обручилась с Иосифом, Ей явился вестник от Бога — Архангел Гавриил и произнес: радуйся, Благодатная! Господь с Тобою; благословенна Ты между женами (Лк 1:28). Узнав от Ангела, что Ей предстоит стать Матерью Спасителя, Который будет велик и наречется Сыном Всевышнего (Лк 1:32), Святая Дева в самом деле обрадовалась; когда же предсказанное совершилось и Мария понесла во чреве Младенца, Она воспела пророческую песнь, слова которой мы повторяем во время вечернего богослужения: Величит душа Моя Господа, и возрадовался дух Мой о Боге, Спасителе Моем… ибо отныне будут ублажать Меня все роды (Лк 1:46–47, 48). У юной Девушки были, кажется, все основания ожидать, что Ей уготована завидная судьба. Сам Бог послал Ей откровение через Ангела, Сам Бог избрал Ее Матерью Мессии, великого и славного Царя, Царству Которого не будет конца! И уж наверное, отблески Сыновней славы должны будут коснуться и Ее. Так оно отчасти и произошло. Уже две тысячи лет Богородица пользуется огромным почитанием и любовью у всех христиан, Ее действительно ублажают все роды. Но вот безбедной жизни Она не увидела. Ведь Ее Сын пришел в мир совсем не для того, чтобы Ему служили. Он пришел Сам послужить и отдать душу Свою для искупления многих (Мф 20:28). Жизненные испытания тоже были предсказаны Марии: это произошло вскоре после рождения Спасителя, и прозвучало пророчество из уст праведного старца Симеона, которого в церковной традиции принято называть Богоприимцем. Когда Мать и Иосиф Обручник пришли с Младенцем в Иерусалимский храм, чтобы по обычаю принести Богу жертву за первенца, Симеон, находившийся там, принял Иисуса на руки, благословил Бога и сказал: Ныне отпускаешь раба Твоего, Владыко, по слову Твоему, с миром, ибо видели очи мои спасение Твое, которое Ты уготовал пред лицем всех народов, свет к просвещению язычников и славу народа Твоего Израиля. А затем обратился к Марии: се, лежит Сей на падение и на восстание многих в Израиле и в предмет пререканий, — и Тебе Самой оружие пройдет душу, — да откроются помышления многих сердец (Лк 2:28–32, 34–35). Тебе Самой оружие пройдет душу, «то есть Ты будешь подлежать напастям и скорбям» — так объяснял эти слова святитель Иннокентий (Борисов), архиепископ Херсонский (1800–1857). И действительно, жизнь Пресвятой Богородицы оказалась вся усеяна напастями и скорбями.

Тезис второй: земная жизнь Богородицы оказалась чередой страданий. 

Когда мы думаем о Божией Матери, то как-то упускаем этот факт из виду. Мы привыкли к славословиям в Ее честь, привыкли называть Ее «Заступницей Усердной», «Честнейшей херувим и Славнейшей без сравнения серафим», то есть Той, Кто превосходит по чести и славе даже высшие ангельские чины. Но мы решительно не помним о тех страданиях — в первую очередь душевных, но и физических тоже, — через которые пришлось пройти этой девушке, чтобы стать Той, к Которой можно обратиться с мольбой: «Пресвятая Богородица, спаси нас!» Для начала — представьте себе, что сделалось с лицом Иосифа, когда он узнал, что годившаяся ему в дочери Мария беременна. Ведь Иосиф и Мария лишь именовались мужем и женой, на деле же Та, Которой предстояло родить Христа, еще в детстве принесла обет девства и жила в доме Иосифа только потому, что тот обещал заботиться о Ней и хранить Ее чистоту. У них, безусловно, не могло быть детей — и тем не менее Мария зачинает Ребенка! На иконе Рождества Христова среди прочего изображен Иосиф, сидящий в глубоких раздумьях, а перед ним — какой-то старик в козьих шкурах. Этот старик — аллегорический образ сомнений и искушений, одолевавших праведного Иосифа. Из Евангелия мы знаем, что, не пожелав прилюдно обличить Марию в грехе (как требовал иудейский закон в случае раскрытия супружеской неверности), Иосиф хотел тайно отпустить Ее. Передумал он после того, как ему самому явился Ангел и возвестил: Не бойся принять Марию, жену твою, ибо родившееся в Ней есть от Духа Святаго; родит же Сына, и наречешь Ему имя Иисус, ибо Он спасет людей Своих от грехов их (Мф 1:19–21). А до того Марии, безусловно, пришлось пережить очень тяжелый момент, связанный с сомнениями Иосифа, честного и доброго человека… Следующий эпизод, который мы находим в Евангелии, — это само Рождество Младенца Иисуса. Происходит оно вовсе не в комфортабельной больнице под присмотром опытных врачей, и даже не дома, куда можно было бы пригласить помощницу. Рожать Марии приходится в самых неподходящих условиях, тотчас по прибытии в Вифлеем, куда они с Иосифом были вынуждены отправиться для участия в объявленной переписи населения. Гостиницы Вифлеема все заняты, и путники останавливаются буквально в первом подвернувшемся им месте, где в обычное время держали скот, фактически в хлеву! Просто представьте себе, как чувствовала бы себя на месте Богородицы и в Ее положении любая женщина… Но вот Христос родился, проходит немного времени — и Марии с Иосифом нужно срочно бежать, бежать без оглядки вместе с Новорожденным. А все из-за того, что иудейский царь Ирод, узнав от волхвов о рождении нового Царя Иудейского, посылает в Вифлеем войско с диким приказом: избить (то есть убить, уничтожить) всех младенцев в Вифлееме и во всех пределах его, от двух лет и ниже (Мф 2:16). Бегство в Египет, наверняка полное тягот (есть предание, что по пути Святому Семейству встретились два разбойника и чуть не ограбили их), жизнь на чужбине, скитания в пустыне и возвращение через несколько лет обратно в Палестину — все это было трудно и физически, и морально. А дальше мы видим, как выросший Иисус словно бы все больше отдаляется от Своей Матери и вообще от той семьи, в которой Он вырос. Однажды, когда Ему исполняется двенадцать, Мать и Иосиф теряют Его, возвращаясь из Иерусалима с праздника, и, естественно, начинают страшно волноваться. Вернувшись в храм, они обнаруживают Мальчика сидящим в кругу книжников и знатоков Священного Писания и на равных с ними беседующим. Чадо! Что Ты сделал с нами? Вот, отец Твой и Я с великой скорбью искали Тебя, — взывает Мария к Сыну, а в ответ слышит невозмутимое: зачем было вам искать Меня? или вы не знали, что Мне должно быть в том, что принадлежит Отцу Моему? (Лк 2:48, 49). Христос обращается к Матери почтительно, но вовсе не оправдывается. Можно представить себе, какие родительские чувства возникли бы у нас в подобной ситуации. В тридцатилетнем возрасте Господь вовсе оставляет дом. Отныне Он странствующий Учитель, у Него есть ученики, и все Свое время Он уделяет им — и тысячам других людей, ищущих от Него чудес, а главное, исцелений. А Мать? О Ней евангелисты пишут совсем мало. Вот Она и братья Иисуса (сводные, от первого брака Иосифа, или двоюродные — племянники Марии, но точно не родные) подходят к дому, в котором проповедует Спаситель, и, не решаясь пробираться сквозь толпу, просят позвать Его к ним, наружу. Когда эта просьба достигает ушей Иисуса, Он отвечает: кто Матерь Моя? и кто братья Мои? И, указав рукою Своею на учеников Своих, сказал: вот матерь Моя и братья Мои; ибо, кто будет исполнять волю Отца Моего Небесного, тот Мне брат, и сестра, и матерь (Мф 12:48-50). Мы никак не можем заподозрить в этих словах Христа пренебрежения по отношению к родным людям: и тени пренебрежения к Матери не могло быть в сердце Того, Кто, Сам умирая на Кресте, беспокоился о Ее дальнейшей жизни и поручал заботам апостола Иоанна (Ин 19: 26–27). Сказав: вот матерь Моя и братья Мои, Христос лишь подчеркнул, что всякий, кто желает жить по воле Божией, становится Ему родным и близким. Но какое же смирение должна была иметь Мария, чтобы не поддаться приземленным родительским эмоциям, не вообразить, будто Сын, Которому отдано столько сил, любви и заботы, сделался для Нее чужим! Он — где-то там, за стенами дома, окруженный любопытной толпой; а Она — здесь, снаружи, с не родными Ей детьми, одинокая и растерянная… Все это Богородица смиренно принимает. Как позже примет и другое, гораздо более страшное. Самое страшное. Казнь собственного Сына. Эта казнь совершалась прямо у Нее на глазах. Римские солдаты вбивали гвозди в руки и ноги Спасителя — и каждый удар раздирал душу Его Матери, стоявшей подле Креста, точь-в-точь как и предсказывал некогда Симеон Богоприимец. Почти все апостолы разбежались. У Креста с распятым Сыном стояли только любимый ученик Иисусов Иоанн, несколько верных женщин (позже они придут ко Гробу и первыми узнают, что Христос воскрес) и Его родная Мать. Сами римляне, которые и изобрели распятие, называли эту казнь самой лютой и бесчеловечной. Так казнили только беглых рабов и разбойников. И — Бога. Испытывая непредставимые муки, едва не теряя сознания от боли, распятый Господь тем не менее нашел силы обратиться к апостолу Иоанну с просьбой позаботиться о Его Матери. И эта забота, рождающаяся на Кресте, в самой высшей точке голгофских страданий, — сама по себе мощное свидетельство того, как же, должно быть, страдала в эти часы Она… И вновь подытожим сказанное проникновенными словами святителя Херсонского Иннокентия: «Будучи предназначена к беспримерному величию, — быть Матерью Сына Божия, Она, подобно Своему Сыну, не имела на земле где успокоить главу, увенчанную тернами... В самом деле, подумайте: во время плодоношения быть предметом ужасного подозрения для самого хранителя Своего девства; во время рождения — не иметь места в обители и положить Младенца в яслях; в храме принять, вместе с благословением, оружие в сердце; потом бежать в Египет; возвратясь оттуда, жить в бедности и нищете в Назарете; потом быть свидетельницей клевет и гонений на Сына; потом — стоять на Голгофе: не крестная ли это лествица, досягающая небес? И удивительно ли, если, идя по ней верно и непрестанно, Мариам прошла далее Херувимов и Серафимов? У них — океан света и пламени Божественного, но нет — своего — креста!»

Тезис третий: страдания Богородицы подле Креста — высшая точка Ее земных скорбей. Но они не остаются безответными. 

Священное Писание, повторим это еще раз, не говорит нам о переживаниях Богородицы почти ничего. Мы видим Ее у Креста, а потом подле гроба Господня — но о глубине Ее горя нам остается только догадываться. Молчание евангелистов на этот счет восполняется церковным Преданием и прежде всего — богослужебным творчеством. В частности, в Великую Страстную Пятницу, когда вся Церковь скорбит, вспоминая смерть Сына Божия на Кресте, в храмах звучит беспримерный по красоте канон Симеона Логофета — монолог Матери, скорбящей по Сыну. Многие из мыслей, которые мы уже высказали в этой статье, как раз и звучат в этом каноне. Об апостолах, разбежавшихся кто куда после внезапного ночного взятия Иисуса Христа под стражу: «Страха ради иудейска Петр скрыся, и вси отбегоша вернии, оставльше Христа, Дева рыдающи глаголаше». («“Из страха перед иудеями Петр скрылся, и все верные разбежались, оставив Христа”, — говорит Дева, рыдая».) О трагическом несоответствии между радостным обетованием Ангела в день Благовещения — и обо всем, что случилось после: «О страшном Твоем рождестве и странном, Сыне Мой, паче всех матерей возвеличена бых Аз: но увы Мне, ныне Тя видящи на Древе, распаляюся утробою». («Страшным и необыкновенным Рождеством Твоим, Сын Мой, Я возвеличена была выше всех матерей — но горе Мне: ныне вижу Тебя на Кресте, и внутренности Мои словно сжигает огонь».) О противоестественности смерти Того, Кто управляет всем миром и Сам же воскрешал умерших: «Паче ума превзыде странное Твое видение носящаго тварь всю Господа: сего ради Иосиф яко мертва Тя на руку своею, и с Никодимом носит и погребает». («Не вмещается в ум, как Тебя, Господа, удерживающего в руках весь сотворенный мир, несут на руках и погребают, как мертвого, Иосиф с Никодимом».) О тоске Матери, потерявшей Сына и отчаянно вслушивающейся в тишину в ожидании ответа — как же Ей быть дальше: «Камо идеши Чадо, чесо ради скорое течение совершаеши? еда другий брак паки есть в Кане, и тамо ныне тщишися, да от воды им вино сотвориши? иду ли с Тобою, Чадо, или паче пождуТебе? даждь Ми слово, Слове, не молча мимоиди Мене, чисту соблюдый Мя: Ты бо есть Сын и Бог Мой». («Куда уходишь, Чадо? Зачем так быстро скрываешься? Разве в Кане совершается еще один брак, и Ты хочешь снова сотворить им из воды вино? Идти ли Мне с Тобою, Чадо, или подождать Тебя здесь? Молви Мне слово, о Слово, не проходи мимо Меня в молчании, сохранивший Меня в чистоте! Ведь Ты — Сын и Бог Мой».) И все-таки самое чудесное в этом каноне — не попытка «реконструировать» скорбные чувства Богородицы, а то, что монолог Ее в итоге превращается — в диалог! Потому что в заключительной части канона мы слышим ответ Самого Господа: «О како утаилася Тебе есть бездна щедрот? Матери в тайне изрече Господь, тварь бо Мою хотя спасти, изволих умрети. Но и воскресну, и Тебе возвеличу, яко Бог небесе и земли». («Как же утаилась от Тебя бездна щедрот Моих? — втайне сказал Матери Господь. — Восхотев спасти творение Мое, пожелал Я умереть. Но Я воскресну и Тебя возвеличу, ибо Я Бог небес и земли».) Слезы и мольбы Божией Матери не остаются безответными. Господь отвечает Ей. И это невероятно важно.

Тезис четвертый: «Се, Раба Господня; да будет Мне по слову твоему» — это свидетельство всецелого доверия Богу, которое позволило Деве Марии принять все, что Ей выпало пережить.

Опыт, через который прошла Божия Матерь, очень близок всем нам. И не только потому, что каждый из нас, повторим это снова, обязательно терпит в течение жизни скорби, теряет близких и т. д. Ее опыт близок нам еще и потому, что мы точно так же, как Богородица, не можем точно знать, ради чего нам приходится так страдать. Святая Дева безусловно знала, что Ее Сын Иисус — Сын Божий. Но почему же Его, исцелившего стольких больных, накормившего стольких голодных, принесшего в мир такое возвышенное и прекрасное учение, всего Себя отдавшего на служение людям, почему Его гонят, злословят, хотят убить и, в конце концов, убивают?! За что?! Когда нас «накрывает» беда, когда страдают наши дети, мы задаемся схожими вопросами. И иногда — да, прямо скажем, не так уж и редко — в нас просыпается тот самый Иван Карамазов, сжимающий кулак, чтобы погрозить им в небо. А Богородица? Она страдала молча. И это было молчание смиренного принятия всего, что приходит от Бога, потому что не происходит в мире ничего, что было бы Богом не предусмотрено. Во всем Евангелии нет ни единого намека на то, что Мать Иисуса усомнилась в Промысле Божием или пала духом. Мы не видим в Ней никакого возмущения, никаких попыток спорить с Богом — ни разу и нигде! Беззаветная преданность Господу — главное, что характеризует личность Девы Марии. Се, Раба Господня; да будет Мне по слову твоему — эти слова Божия Матерь пронесла через всю Свою жизнь.

Есть в евангельской истории один момент, когда Дева Мария словно бы ставит под сомнение Промысл Божий. Архангел извещает Ее о грядущем рождении Сына, а Она спрашивает: Как будет это, когда Я мужа не знаю? (Лк 1:34) Но этот вопрос выражает вовсе не неверие, а всего «лишь Ее детское целомудрие и простодушие» — объяснял святитель Николай Сербский (1881–1956). Из уст современного человека, «находящегося под бременем законов природы», этот вопрос действительно вышел бы скептическим: «Для рождения нужен муж; где же муж? Так спросил бы всякий из нас — удаленных от радующейся всемогуществу Божию свободы, привыкших ко гнету природных сил. Поэтому надлежало, ради нас, чтобы Дева задала вопрос сей, а мы услышали ответ посланника Божия», — писал святитель Николай. Нигде в Евангелии мы не видим, чтобы в Богородице проявлялось столь свойственное некоторым матерям желание контролировать своих детей, реализовать себя в них, навязать им свою волю. Когда на свадьбе в Кане Галилейской заканчивается вино, Она всего лишь мягко обращает внимание Сына на возникшую неловкость: вина нет у них (Ин 2:3). И, видя, что Тот не спешит творить чудо, призывает служителей (обратившихся, как видно, сначала к Ней) поступить по слову Иисуса: что скажет Он вам, то сделайте (Ин 2:5). В этих словах — самая суть Ее личного отношения к Сыну, а вместе с тем и послание Богородицы всем нам. Что скажет Он вам, то сделайте.

* * * 

В день Успения Пресвятой Богородицы, согласно церковному преданию, к Ее одру явился Сам Христос, чтобы стать Ее спутником в Царство Небесное. А с тех пор, как Божия Матерь взошла на Небо, Она Сама сделалась, по вере христиан, сильной Заступницей, способной избавлять души усопших от козней темных духов и беспрепятственно возводить их в горнии обители. Эта мысль ясно звучит, например, в одной из молитв службы повечерия, обращенной как раз к Богородице: «…И во время исхода моего окаянную мою душу соблюдающи, и темныя зраки лукавых бесов далече от нея отгоняющи: в страшный же день суда вечныя мя избавляющи муки, и неизреченныя славы Твоего Сына и Бога нашего наследника мя показующи». Митрополит Сурожский Антоний (1914–2003) говорил, что невиданное смирение дало Богородице способность даже простить людям убийство Ее Сына — и именно это поставило Ее на такую недосягаемую высоту в Церкви. Мы вправе обращаться к Ней как к Заступнице Усердной именно потому, что можем Ей сказать: Ты умела простить тех, кто убил Твоего Сына; прости и меня — Он умер за мои грехи тоже. Такое безоглядное доверие Промыслу Божию и неосуждение людей и есть то самое, чему мы могли бы научиться у Божией Матери. Мы все проходим через страдания. Но только от нас зависит, примем ли мы их с доверием к Богу — или озлобимся и начнем упрекать Его или кого-то из наших ближних в наших несчастьях.