ТОП 10 лучших статей российской прессы за
Апрель 30, 2019

Богатое наследство

Рейтинг:

Автор: ВАДИМ СМЫСЛОВ. GQ

Ваше прошлое и будущее не хранятся в натальных картах и шарах с предсказаниями. Они содержатся в молекулах ДНК и находятся в каждой клетке вашего тела. Редактор GQ сдал несколько генетических тестов и окончательно убедился – он норвежец, которому суждено стать алкоголиком.

Мои родители верили в гены. Они гордились своим русским происхождением (хотя анализ моей родословной по ДНК, проведенный месяц назад, показал, что на самом деле я на четверть норвежец). Вероятно, я мог бы знать больше о своей истории, но мое семейство преследовали неудачи. Мой отец скончался в 40 лет, соскочив с мотоцикла. Его отца сбил поезд. Отец моей матери, плотный, как ядерная боеголовка, старик, умер из-за врачебной ошибки. Я не знаю, как мои предки попали на Северный Кавказ, кто из них участвовал в войнах. Моей семьи нет в архивах «Бессмертного полка», и они никогда не вляпывались в громкие истории. Мои родственники заканчивали жизнь молодыми и здоровыми из-за всяких нелепиц. Глядя на фотографию отца, я не могу сказать, страдал бы он в старости сахарным диабетом или умер бы от Альцгеймера; когда он начал бы лысеть или лечить подагру. Но моя жизнь могла бы качественно улучшиться, знай я о рисках, которые он мне передал. А ему его отец. А его отцу – мой прадед. И так далее, пока в конце списка не окажется мой общий предок с шимпанзе.

В ноябре 2007 года жена основателя Google Сергея Брина – Анна Войжитски – учредила калифорнийскую компанию 23andMe; ее вечеринки посещали Харви Вайнштейн и Руперт Мердок; в 2008-м она выиграла конкурс «Изобретение года», проводимый журналом Time. За $199 любой желающий мог получить генетический тест. Почта доставляла пробирку со специальным раствором – ее следовало заполнить слюной и снова отправить в компанию. Из этой жидкости выделяли клетки эпителия, которыми человеческий рот кишит, как улей пчелами. Внутри каждой из них микроскоп улавливал темное уплотненное ядро. Выделив из ядра 23 пары хромосом, генетики приступали к самому интересному – распутыванию длинной полимерной цепи остатков сахара рибозы и фосфорной кислоты (ДНК), на которой, как рождественские игрушки, повисли нуклеотиды. Впервые ДНК выделил шведский доктор Фридрих Мишер в 1869 году из пропитанной гноем повязки раненого солдата. Он предположил: «ДНК может передавать наследственную информацию так же, как слова в языках всего мира создаются из 24–30 букв алфавита». Из комбинации нуклеотидов образуются гены – рецепты приготовления белков в организме. Белки в свою очередь – это менеджеры любого тела: они борются с инфекциями, переваривают пищу, образуют волосы, переносят кислород – в общем, делают все, что требуют от них гены. На финишной прямой работа врачей из 23andMe превращается в рутину: они сравнивают мутации в найденных генах с научной базой данных SNPedia, «Википедией» для микробиологов, которую ежедневно дополняют ученые и журналы вроде Science и Nature. Если какие-то мутации найдены, их поясняют и добавляют в ваш генетический паспорт. Например, при обнаружении длинного гена D4DR, кодирующего рецептор дофамина (многие наркотики стимулируют этот нейромедиатор), вы с большей вероятностью захотите попробовать однополый секс. А серьезные мутации в DTNBP1 могут сделать вас гением или шизофреником.

До сих пор 23andMe – самый успешный персональный анализ генома в мире. К 2008 году в проект Войжитски вложился Google (в прошлом году стартап получил еще $300 млн от британской GlaxoSmithKline. – Прим. GQ). 23andMe начал выпускать собственную линейку одежды и открывать представительства в Европе. В очередную рекламную кампанию превратился даже диагноз Сергея Брина: бизнесмен обнаружил у себя мутацию в гене LRRK2, отвечающую за болезнь Паркинсона, и вскоре подал на развод. В 2013 году Войжитски получила письмо от Управления по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов США. Управление требовало, чтобы 23andMe в ближайшее время прекратили сообщать людям о генетических нюансах их состояния. Причина – гипотетическая возможность человека, узнавшего, что мутации могут привести к болезни Альцгеймера, наложить на себя руки. Войжитски удалось выиграть суд по этому делу только в апреле 2017-го.

Я написал письмо в 23andMe и попросил прислать мне комплект для сдачи биоматериала, а заодно и фирменную футболку с изображением неандертальца. Через день мне ответили, что компания не доставляет наборы в Россию – из-за запрета на вывоз из страны биоматериалов. «Кстати, теперь тест стоит рекордные $99!» С полным ртом слюны, хранящей всю информацию о моем прошлом, настоящем и будущем, я начал искать русские тесты, которые объяснят, кто я есть на самом деле.

Компания Genotek находится в трехэтажном здании в промзоне. Все двери в офисе открываются отпечатком пальца. Пароль от гостевого вайфая – decoding the future. В 2010 году Genotek основали три выпускника механико-математического и биологического факультетов МГУ. Один из них, Валерий Ильинский, сидит передо мной. Генеалогический тест на 40 процентов причисляет его к выходцам с Южного Кавказа и на 15 – к евреям. Мутации в генах лишили его способности к пению, зато математик из него хоть куда. Genotek – самая известная компания, продающая генетические паспорта в России и СНГ. В конце 2013 года фонд Rustars Ventures и бизнес-ангелы вложили в нее $500 тысяч, а через три года проект привлек еще $2 миллиона от частных инвесторов, среди которых бывший глава администрации президента Александр Волошин.

На исследование моих генов ушло три недели. Тест выявил высокую вероятность никотиновой зависимости (в международном исследовании, на которое ссылается компания, участвовало 3365 человек) и склонность к суициду (1201 подопытный с биполярным расстройством и 1497 здоровых испытуемых). Генетическую предрасположенность к академической гребле (проверено 127 польских гребцов, включая участников Олимпийских игр) и мутацию в гене KATNAL2 (20 669 европейцев), отвечающем за низкую степень добросовестности.

На второй хромосоме находится ген MCM6, отвечающий за синтез лактазы. Этот фермент необходим для расщепления лактозы – молочного сахара. Он активно работает, пока мы ходим пешком под стол и едим молочные каши. У млекопитающих и некоторых людей ген выключается по мере взросления – чтобы не тратить на него энергию. Но пару тысяч лет назад люди научились получать молоко и стали родоначальниками молочной диеты. К радости Nestlé, в результате мутаций в MCM6 лактаза стала синтезироваться всю жизнь. Примерно 70 процентов европейцев легко усваивают молочный сахар даже после 30 лет. От молока меня выворачивает наизнанку. Это также подтверждает исследование Genotek.

«Генетический тест показывает риски, – говорит Ильинский. – Мы исследовали больше 150 заболеваний, чтобы вы обратили внимание на то, что унаследовали. – Он добавляет: – На мой взгляд, самые прикладные данные получаются в двух разделах: планирование детей и эффективность лекарств. В первом случае мы исследуем 80 заболеваний. Если они обнаружены у вас или вашего партнера, риск, что болезнь передастся ребенку, составляет порядка 25 процентов. С этими данными вы идете к врачу-генетику, он рекомендует делать ЭКО, и вы получаете гарантированно здорового ребенка».

То, о чем говорит Ильинский, – современное представление о евгенике. В 1885 году британец Фрэнсис Гальтон выдумал этот термин для выведения идеальных пород людей. Идею ему подкинули фермеры, которым удается скрещивать коров так, чтобы в каждом поколении появлялись самки с громадным выменем. В прошлом веке евгеника стала поп-культурой. Первые тесты на IQ появились, чтобы находить у детей ген гениальности; на конкурсах «Самая здоровая семья» в американских штатах выбирали тех, с кем лучше породниться. В 1907 году в США безобидные постулаты евгеники переросли в законы об обязательной вазэктомии «лиц, признанных преступниками, идиотами, насильниками и имбецилами»; их отменили только в 1974-м. Апогеем евгеники стала глава в книге Гитлера, за которой последовали стерилизация 225 тысяч немцев и холокост. «Те, кто нездоровы физически и умственно и не представляют ценности, не должны передавать детям свои телесные страдания», – вот что там было написано.

Прежде чем продолжить, надо признаться: мои родственники были чемпионами в скорости осушения бутылок.

Если бы мой дед не повстречался с поездом, он нашел бы другой способ сократить среднюю продолжительность жизни мужчин в моей семье. Мутации в генах, отвечающих за непереносимость алкоголя, делают в любой генетической компании. В том числе в проекте «Мой ген» – пионере в российском ДНК-тестировании. Стартап базируется в научном городке МГУ; большую часть выручки он получает от грантов научных институтов.

Но вместо того, чтобы назвать меня прирожденным пьяницей, генетик говорит: «Ваш риск развития рака молочной железы в 7,1 раза выше, чем в среднем у популяции». Исследовано 20 генов с определенной мутацией. «Мы по принципиальным соображениям не включаем в наш тест крупнейшие гены BRCA, конкретные мутации в них могут привести к заболеванию. Мало кто хочет знать об этом».

На меня словно дом упал. Единственный случай рака в моей семье приписывают женщине по материнской линии, но никто не помнит, как именно она умерла.

BRCA1 (breast cancer) – первый по счету ген рака молочной железы, исследованный в 1994‑м. У мужчин с мутацией в этом гене в шесть раз повышена частота рака простаты. Редко такая мутация у мужчин также вызывает рак молочной железы. «Когда вам стукнет сорок, – писал в 1997 году колумнист Time Джон Даймонд (через четыре года он умер), – каждая из 30 с чем-то триллионов ваших клеток успеет поделиться пару тысяч раз. Какова вероятность, что хотя бы некоторые из этих клеток не ударятся в цитологическую анархию, которая вызовет рак и погубит вас?» BRCA1 – ген-контролер, который следит за порядком в клетках. Если он неисправен, они начинают делиться, образуя опухоли. В год моего рождения Мэри-Клэр Кинг опубликовала статью об эпохальном открытии гена рака молочной железы на плечике хромосомы номер 17. До открытия Кинг о наследственности рака молочной железы его считали вирусным заболеванием. В 2015-м BRCA1 прозвали «геном Анжелины Джоли». Никакой гороскоп не может похвастаться такой точностью неминуемого онкологического прогноза, как эта штуковина.

«Но люди с вашим генотипом не склонны к непереносимости алкоголя, – утешает меня генетик. – Правда, этот факт довольно часто вызывает психологическое пристрастие к выпивке».

Я рассказываю обо всем Джуну Буму, потомку топ-менеджеров сеульской штаб-квартиры Samsung. Мы вместе учились в университете. Вот уж кому точно не следует напиваться. «Что с миром происходит? – спрашивает он. – Даже у мужиков теперь проблемы с сиськами».

Одного «лонг-айленда» хватает, чтобы он начал курить. Двух – чтобы попытался помочиться на танцпол.

Потом он стукается головой о барную стойку и отключается на пару секунд. Способность употреблять большие объемы спиртного во многом зависит от гена ALDH2, кодирующего синтез фермента алкогольдегидрогеназы. Люди, у которых он плохо работал, веками деградировали и вымирали от алкоголизма. Корейцы долгие годы не выращивали растения, пригодные для брожения, и не стерилизовали напитки, потому что и так жили у чистых рек. Почти у всех азиатов отсутствует фермент для быстрого расщепления этанола. Для наглядной демонстрации этого факта Джуну Буму потребовалось три коктейля и 20 минут.

Гены существуют не для того, чтобы вызывать болезни, – говорит научный журналист Мэтт Ридли. – Только в некоторых генах в результате мутаций происходит поломка, которая ведет к заболеванию. В большинстве других случаев изменение не делает ген хуже, оно делает его другим. Мы не можем сказать, что ген голубых глаз – это сломанный ген карих, а ген рыжих волос – неправильные каштановые. Все гены нормальные, но они отличаются друг от друга».

Гены BRCA1 и BRCA2 есть у каждого, кто сидит рядом с вами в самолете, приносит чай или покупает апартаменты в небоскребе. У основателя компании Atlas Сергея Мусиенко, еще одного крупного игрока на рынке потребительской генетики, он тоже есть. С одним незначительным отличием: в его тексте гена BRCA2 после 999-го нуклеотида обнаруживается недостаток еще пяти. Раздрай, который заметит не каждый микроскоп, с высокой долей вероятности приводит к развитию рака молочной железы.

Я рассказываю Мусиенко историю о BRCA1 и проекте «Мой ген». Небольшое отклонение в последовательности нуклеотидов, и после 50 лет клетки где-то в области моей простаты могут начать копировать друг друга быстрее, чем сезоны «Игры престолов». «Раз в жизни каждому третьему суждено услышать: «У вас рак», – пишет в автобиографии Джеймс Уотсон, в 1953 году открывший структуру ДНК. – Скорее, удивительно не то, как много людей заболевают раком, а то, какому множеству удается этого избежать». Сам он до сих пор – а ему едва стукнул 91 год – по утрам принимает детский аспирин, считая, что это на 25 процентов снижает вероятность развития рака.

В генетическом паспорте, который сделал для меня Atlas, есть результаты исследования BRCA1. Но сначала генетик компании Atlas Александр Резник просматривает полиморфизмы (изменения), которые нашли у меня в «Моем гене». Мутации в FGFR2 могут вызывать риск развития рака молочной железы у афроамериканцев. «Но вы не похожи на Канье Уэста». Полиморфизм SDK1A вообще не найден в общей базе данных. «Из трех изменений, которые я навскидку проверил в этом списке, первые два никак не связаны с развитием рака», – говорит Резник. Затем он открывает собственный отчет о моем здоровье. Четыре клика и шесть секунд загрузки. BRCA1, наследственная форма рака молочной железы. Риск развития у носителей мутации повышается до 90 процентов в зависимости от возраста. «У вас не выявлены варианты гена, связанные с этим заболеванием», – говорит он.

Я внимательно изучил отчеты всех компаний. Информация о скудной способности к запоминанию из-за гена BDNF на какое-то время пошатнула мою уверенность в себе. Мутации в ABCC11 наградили меня ядовитым запахом пота. Спустя пару недель я решил участвовать в полумарафоне и за пару километров до финиша не чувствовал ничего, кроме боли и стыда. Но потом вспомнил о мутациях в гене KCNJ11 и подумал:

«У меня есть ген выносливости. Моя генетическая судьба – закончить эту гонку».

Ни одна из компаний не нашла у меня мутаций, отвечающих за неизлечимые наследственные заболевания. Мои предки были психованными, а не немощными. Но что бы я делал, найдись они? «Хороший вопрос, – говорит Резник. – Просто приняли бы это к сведению».

Около 90 тысяч лет назад первый предок моей матери произошел на свет где-то в современной Кении. Продвигаясь на север, его потомки осваивали Эфиопию и пустыни Судана. Примерно 60 тысяч лет назад первый предок моего отца открыл глаза в районе Сомали, переплыл Красное море и оказался в Саудовской Аравии, пока прародители моей матери осваивали побережье Грузии. Примерно 10 тысяч лет назад мои предки очутились в Венгрии и Норвегии и оставили после себя следы в виде собственных костей, чтобы спустя еще 12 тысяч лет я сидел за ноутбуком в Москве и писал эту историю. Их гены определили форму моего тела, болезни, с которыми мне придется бороться в будущем. Тридцать два зуба и тяга к сладостям – тоже их заслуга. Когда я запоминаю что-то, за этим стоит ген CREB, запускающий каскад реакций сохранения информации у меня в мозгах. Гены также снабдили меня интуицией и правом на выбор того, что я посчитаю нужным. Но чувствую ли я себя свободным? Нет, я чувствую, что эти древние задницы все решили за меня.